Воля Небес (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич. Страница 29

— Значит, ты настолько уверен в своей избраннице, — Феррон опускается на землю рядом со мной, — что готов рискнуть столь могущественной техникой ради сохранения её памяти?

— Память и пережитые испытания делают нас теми, кто мы есть. Это основа личности, — встречаю его взгляд. — Нельзя бездумно хозяйничать в чужом разуме, не ожидая, что он рассыплется. Я видел, что бывает, когда в сознание вторгаются грубо и бездумно. Не хочу повторения. Если придётся выбирать между техникой и целостностью разума любимого человека — я выберу второе.

— Хорошо, Рен. Я принимаю твой вызов, — Феррон качает головой, и в его голосе проскальзывает невольное восхищение. — Твоя сила духа и порой обезоруживающая простота не перестают меня удивлять. Если она пройдёт испытание, получит клинок Небесного ранга. Провалится, и я сотру часть её памяти о сегодняшнем дне и заберу технику Сакуры.

Пространство вокруг нас смещается. Феррон протягивает руку Наоки:

— Мастер Водного Дракона, прошу.

Когда она касается его ладони, фигуру возлюбленной окутывает золотистое сияние, и её силуэт, растворяя в воздухе.

— А нам с тобой, Рен, пора поговорить.

* * *

Тьма обволакивает Наоки, когда она переносится в иное пространство. На миг ей кажется, что она растворилась в этой бесконечной черноте, но под ногами вспыхивает первая плита. Мягкое серебристое сияние пульсирует в такт её сердцу, прогоняя мрак.

По обе стороны от неё материализуются призрачные фигуры. Исполинские воины в древних доспехах возвышаются над ней, словно статуи древних богов. Их доспехи покрыты узорами, значение которых утеряно во тьме веков.

— Наоки, мастер секты Водного Дракона, — голоса стражей сливаются в один, отдаваясь эхом в пустоте, — да начнётся твоё испытание!

— Я готова, — её голос звучит спокойно и уверенно, хотя сердце колотится от волнения.

— Тогда ответь: зачем ты ступила на Путь развития и культивации?

Вопрос пробуждает в Наоки волну болезненных воспоминаний. Перед внутренним взором встаёт картина из прошлого: родной дом, залитый кровью, тела родителей, застывшие в неестественных позах. И над всем этим — фигура практика в потрёпанном одеянии, с безумным взглядом и окровавленными руками.

От нахлынувших чувств девушка судорожно сглатывает, во рту пересыхает. Но она заставляет себя собраться. Стражам нужен ответ.

— Сперва… Сперва это не было осознанным выбором, — тихо начинает она. — Моих родителей убил обезумевший практик, решивший, что мы прячем сокровища. В тот день моя Ки пробудилась от горя и гнева. А потом меня нашёл мастер Канг из Нефритовой Черепахи, забрал в секту. Так я встала на Путь культивации.

Наоки медлит, собираясь с мыслями. Когда она вновь заговаривает, её голос крепнет:

— Но потом… Потом всё изменилось. Поначалу я просто хваталась за любую возможность стать сильнее, чтобы никогда больше не оказаться беспомощной. Но чем дальше я шла, тем больше понимала — сила ради силы бессмысленна. Важно, ради чего ты её используешь.

Она смотрит прямо перед собой, и в глазах отражается решимость:

— Я поняла, что хочу защищать. Хочу, чтобы никто не испытал той же боли, что довелось мне. Культивация стала для меня способом помогать другим, предотвращать несправедливость. В этом я нашла свой смысл и своё предназначение.

Стражи безмолвствуют, но в их молчании Наоки чувствует одобрение. Тропа под её ногами вспыхивает чуть ярче, и девушка делает следующий шаг.

Новая пара стражей, на сей раз в одеяниях, расшитых диковинными цветами и зверями.

— Что для тебя непреложный закон Пути? — вопрошают они.

На этот раз Наоки отвечает без колебаний, вспоминая уроки мастера Канга:

— Непреложный закон Пути — всегда следовать зову своего сердца. Быть верным своим идеалам и принципам, что бы ни случилось. Культивация — это ведь не только про силу, но и про самопознание, про то, чтобы оставаться человеком. Можно достичь невероятных высот, но, если ты предашь себя на этом пути — грош цена такому могуществу. Поэтому культивация — это прежде всего путешествие вглубь себя, и лишь познав своё истинное «я», можно надеяться познать великое Дао.

Стражи вновь безмолвствуют, но теперь в их тишине проскальзывает что-то похожее на улыбку. Плита под ногами Наоки начинает едва заметно мерцать, и девушка понимает — она на верном пути.

Шаг за шагом, вопрос за вопросом, Наоки продвигается вперёд. Стражи спрашивают о чести и долге, о любви и самопожертвовании, о страхе и надежде. Каждый ответ даётся всё труднее, каждая истина оказывается всё более хрупкой и неоднозначной.

Чем дальше, тем болезненнее становятся вопросы, словно стражи проникают в самые тёмные, потаённые уголки её души.

* * *

Окружение меняется. Мы оказываемся в длинном коридоре, уходящем, кажется, в бесконечность. На стенах оживает история в росписях — Феррон среди близких и учеников, среди детей и потомков.

Останавливаемся у первой картины. На полотне — молодой Феррон с черноволосой красавицей, нежно держащей на руках младенца.

— Знаешь, я, пожалуй, единственный из учеников Аранга, кто никогда не стремился к бессмертию, — голос учителя смягчается. — Даже сам наставник, достигнув его, обрёл это как следствие своих поисков тайн мироздания, а не цель. Бессмертие всегда казалось мне чем-то противоестественным, способным извратить саму душу человека. Для меня истинное бессмертие было лишь в одном, — он указывает на младенца, — в передаче знаний и мудрости своим потомкам.

Мы идём дальше, и воспоминания учителя оживают вокруг нас. Я вижу его другим — добрым, нежным, заботливым отцом, окружённым детьми. Сердце щемит от этих картин — может быть, однажды и мы с Наоки… Прогоняю эти мысли. Сначала нужно завершить начатое. К тому же, с учётом оставшейся у меня жизненной силы, срок мне отмерен не слишком большой.

— Я создал это убежище прежде всего для них, — продолжает Феррон. — После моей смерти какое-то время всё шло как задумано. Но с годами учение забывалось, всё меньше потомков проходили испытания. Вскоре само существование этого места стало легендой, а потом и вовсе позабылось.

Образы сменяют друг друга, проносясь сквозь поколения, пока мы не останавливаемся у момента рождения Альдавиана.

— Я наблюдал за всеми, направлял как мог — через сны, видения, знаки. Когда родился он, во мне вновь проснулась надежда. Я видел в нём тот же потенциал, ту же чистую жажду знаний, что вижу сейчас в тебе, Рен. Увы, Альдавиан выбрал иной путь, извратив саму суть культивации.

— Что заставило его свернуть? — спрашиваю с искренним интересом.

Альдавиан всегда казался мне воплощением зла, но сейчас я начинаю видеть в нём трагическую фигуру.

— Нетерпение. Гордыня. Страх смерти, — вздыхает Феррон. — Культиваторы всегда балансируют на грани, рискуя либо погибнуть молодыми, либо застрять на месте. Альдавиан не желал мириться ни с тем, ни с другим исходом. Он искал лазейки, способы обмануть саму систему мироздания.

Перед нами возникает торжественная сцена — молодой Альдавиан принимает корону в тронном зале.

— Вместо того чтобы принять естественный порядок вещей, где за силу нужно платить, а риск неизбежен, он начал искать обходные пути.

Картина сменяется — теперь мы видим роковую встречу Альдавиана с демоном.

— Я пытался исподволь направить его, показать красоту истинного пути — жить ярко и погаснуть как комета, оставив свой свет в тысяче сердец. Но эта встреча решила всё.

«Император Альдавиан, — эхом разносится нечеловеческий голос. — Ты ищешь иной Путь. Я знаю о нём не понаслышке. Оставь меня в живых, и я укажу верное направление».

* * *

А в это время Наоки идёт по светящейся тропе, где каждая новая пара стражей отличается от предыдущей. Их одеяния словно из забытых эпох, о которых не осталось даже упоминаний в древних книгах.