Воля Небес (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич. Страница 33

— Давай передохнём, — предлагаю я. — Пока этот летающий вредитель и сюда не пробрался.

— Ещё какой вредитель! — усмехается Наоки и приваливается к моему плечу. — Никогда бы не подумала, что этот лабиринт станет таким испытанием.

В её голосе нет жалобы — лишь усталая констатация факта. Сухая, холодная и чуточку раздражённая.

Стоит нам слегка расслабиться, как сквозняк уже здесь, щекочет лицо и забирается за шиворот. Гора содрогается, готовая расступиться и впустить стихию в наше ненадёжное убежище.

Камень трескается с громовым раскатом, и ветер врывается в расщелину, торжествующе завывая.

— Бежим! — я хватаю Наоки за руку и увлекаю за собой.

Моя безупречная память здесь бесполезна. Облик ущелья меняется непрерывно, и то, что мы видели минуту назад, уже не узнать. Может, мы и ходим кругами, но как определишь, если ориентиры пляшут сумасшедший танец, а ветер так и норовит вывернуть веки наизнанку?

Ущелье не даёт нам продыху. То под ногами разверзается бездна, и лишь вовремя возведённый Наоки ледяной мост спасает от падения в недра земли. То горный обвал грозит погрести нас заживо, и только выпущенные побеги формируют пружинящую клеть над головами, уберегает от гибели.

Духи ветра то исчезают, то вновь кидаются в атаку, и не поймёшь, откуда ждать удара. Чем дальше, тем яснее: ущелье само решает, кому дозволено пройти, а кому — сгинуть в безвестности. Или не само?

Всеми силами я пытаюсь постичь суть этого места. Да, здесь безраздельно властвуют первозданные стихии, но кто истинный хозяин? Ответ очевиден — он сам сейчас свистит у меня над ухом. Ветер. Он и есть подлинный властелин здешних троп.

Притянув Наоки ближе, я шепчу ей на ухо:

— Не нужно сражаться с этим гадёнышом. Он вовсе не враг, а всего лишь хранитель этих мест. Страж, так сказать. Я должен обратиться к нему напрямую, — я смотрю ей в глаза, надеясь на понимание. — Давай найдём открытое место.

— Что ты задумал? — брови Наоки взлетают в изумлении.

— Хочу погрузиться в медитацию прямо в сердце бури, — объясняю я. — Мне потребуется твоя помощь, если яогуаи нападут снова, но со стихией я должен говорить с глазу на глаз в их обители.

Вижу тревогу в её глазах, но тут же успокаиваю:

— Всё будет хорошо, просто верь в меня.

Кивнув, она коротко целует меня и забрасывает клинок на плечо.

Мы выбираемся в просторный каньон. Вокруг отвесные стены. Камень здесь гладкий, отполированный до блеска. Какое-то время я ещё удерживаю ветер древесным щитом, но потом отпускаю защиту. Наоки окутывает себя водяной бронёй и отступает на шаг, давая мне пространство.

Усаживаюсь в центре прохода, скрестив ноги. Даже мои немалые габариты едва противостоят неистовству ветра. Словно могучее дерево, я пускаю корни в каменное ложе, смыкаю кулаки перед собой и закрываю глаза.

Мне ведомо, что стихии воздуха в чистом виде не существует, но это не значит, что её нельзя обуздать — или хотя бы прикоснуться к ней. Именно это я и намерен сделать.

Мелкие камешки секут лицо, будто колкие насмешки стихии. Увесистый булыжник прилетает в грудь — дерзкий вызов ветра маленькому человеку, посмевшему тягаться с ним.

Воздух — это сплав двух великих стихий, дерева и металла. В первой я силён, пусть и не владею множеством техник. Однако, как говорили мудрецы, и этого довольно — Оплетающий Побег не раз выручал меня, хоть я ещё и не раскрыл его истинный потенциал. А вот со стихией металла всё куда сложнее. В отличие от воды или огня, с металлом мне доводилось лишь сражаться. И что я вынес из этих битв?

В памяти всплывают образы: поединок с Саярном, схватка с Севером из Братства Охотников, тренировки в Академии, где адепты оттачивали простые движения до совершенства. Металл всегда представал предо мной воплощением жёсткости, несгибаемости и прямолинейности — как могучие клинки воинов из секты Нефритовой Черепахи.

Сейчас же, посреди буйства ветров, сплетающихся в единый грозный поток, я прозреваю иную ипостась стихии.

Металл — это ведь не только твёрдость, но и гибкость, как клинки Лазурного Потока. Он способен принимать любые формы под воздействием внешних сил. Подобно тому, как разум должен быть открыт переменам, готов впустить новое. Металл, словно небесная твердь, есть пустота, которой адепт призван дать своё наполнение. Так и разум должен обрести истинную цель — и неустанно стремиться к ней.

Я чувствую, как древесные техники откликаются на эту мысль, улавливаю глубинную связь. Представляю, как корни и ветви истончаются, превращаясь в металлические нити, гибкие и подвижные. Позволяю ветру проникнуть в каждую клеточку моего существа, раствориться в его потоках. Я больше не противлюсь стихии, не ругаю её, как мальчишка. Я принимаю её, как подобает адепту, постигшему истинную суть мироздания.

И в этот миг хаотичный рёв ветров сливается для меня в единую гармонию. Я слышу песнь ветра, ведущую сквозь лабиринт. Нет, это даже не песнь — это зов. Зов, открывающий Путь к сокровенным тайнам бытия для того, кто сумеет его расслышать и понять. Путь ввысь, к самому Пику Пяти Бессмертных.

Каждый воздушный поток обретает собственный неповторимый голос. И в какофонии звуков я безошибочно выделяю единственно верный. Впитываю эту насыщенную, всеобъемлющую вибрацию. Распахиваю глаза — и вижу, как ветер на миг застывает вокруг, а потоки воздуха становятся зримыми, наделёнными индивидуальным звучанием.

Я беру Наоки за руку и устремляюсь вперёд, ведомый незримой нитью. Мы скользим меж скал и расщелин, облетаем ямы и обвалы. Лабиринт более не властен запутать нас. Ни вечное движение гор, ни бесконечные хаотичные трансформации не в силах помешать. Нам не встречается ни единого тупика, хоть пути и становятся всё извилистей, временами ныряя в недра гор.

Даже неистовые атаки яогуаев не могут сбить меня с пути теперь. Лёгкая разминка перед чем-то воистину грандиозным — я всем естеством ощущаю нарастающий восторг.

— Он изменился, — голос Наоки звенит восхищением. — Ветер. Ты смог усмирить его!

— Нет. Всего лишь услышать.

— Прости нас, хозяин ущелья, за былую грубость, — мастер Водного Потока склоняется перед здешним владыкой стихий.

Тёплая упорядоченная струя ласково толкает в спину, будто принимая извинения. Ветер крепчает, подхватывает нас — и вот мы уже мчимся на его крыльях, словно корабль, поймавший попутный бриз всеми парусами.

Несколько часов стремительной гонки — и мы вырываемся из тесных объятий лабиринта. Перед нами — сердце ущелья, исполинский природный амфитеатр в кольце отвесных скал. Его стены потрясают взор причудливой мозаикой — хаотичным сплетением горных пород, отражающим неукротимый нрав этого места.

В самом центре амфитеатра высится циклопическая каменная арка, отполированная до зеркального блеска. За ней клубится молочно-белый туман.

Мы с Наоки переплетаем пальцы и делаем шаг вперёд. Стоит нам приблизиться к арке, как туман стелется нам навстречу, окутывая ноги прохладными щупальцами.

Глава 18

Мы приближаемся к арке, и туман, словно живое существо, обвивается вокруг нас, затягивая в свои призрачные объятия. В его клубящихся завихрениях нет угрозы, но ощущается нечто мистическое, древнее и неизведанное.

Я слышу зов, исходящий из самого его сердца, и, не колеблясь, шагаю в молочную пелену, увлекая за собой Наоки. Дымчатый покров обволакивает нас с тихим шипением.

— Рен, — шепчет Наоки, прижимаясь ко мне в полумраке, — это так волнительно!

— Да, я чувствую, что мы на пороге чего-то грандиозного, — отвечаю я, сжав мою ладонь. — Словно вся наша жизнь вела нас к этому моменту.

— Мы не так давно вместе, но я благодарна судьбе за каждый миг, проведённый с тобой, — внезапно признаётся она.

Не успеваю ответить — туман расступается, и перед нами открывается невероятное зрелище, от которого перехватывает дыхание.

В необъятное долине первозданная мощь природы и грандиозные творения рук человеческих сплелись в немыслимом симбиозе, рождая совершенно особый, ни на что не похожий мир. Мы стоим на возвышении, увенчанном исполинской аркой — точной копией той, через которую пришли. Однако здесь туман стремительно тает, открывая взгляду чудесные картины, достойные того, чтобы их отразили на холсте.