Вадбольский 3 (СИ) - Никитин Юрий Александрович. Страница 18

— Если для вас это так важно, уточню у своих… преподавателей.

— Да-да, сказал я. — Пусть ответят вашей светлости! А то ишь, только щеки надувают! Пусть подробно и со знанием дела объяснят, иначе какие они преподуны княжеской семьи? Даже великокняжеской? Это же важный философский вопрос на стыке наук, философии и первичной этики. А вы потом великодушно меня осчастливите подробностями.

Он кивнула со всей надменностью императрицы галактики, изволив отпустить меня по своим мелким насекомьим делам.

— Идите, Вадбольский. Идите, идите, идите…

Я поклонился, шаркнул ножкой, попятился, ещё раз шаркнул и отбыл, весь как бы переполненный почтением, её такое злит ещё больше, потому что знает, почтения во мне к титулам нет вовсе.

Ишь, даже не спросит, а уточнит! Дескать, прекрасно знает ответ, но уточнит. Хотя зачем злю, мне это невыгодно, да и не полная дура, один суфражизм чего стоит, но не могу удержаться, сдергиваю с небес на землю, как бы во имя её же блага.

Автомобиль на стоянке смотрится неплохо, пусть многие здесь подороже и попышнее, но и мой хорош, новенький, сверкающий, задорный, готовый в драку.

— Поехали, — сказал я, влезая на водительское кресло, — ах да, сам ещё не умеешь… Ладно, поработаю у тебя водителем.

Выруливая со стоянки на улицу, вспомнил, что надо расплатиться с владельцем арендуемого мною домика, хотя, скорее, тот должен мне я же платил вперед, а съехал за неделю до срока.

Ну да ладно, мелочи, пусть посмотрит дом и подтвердит, что ничего мы за срок аренды не переломали, не люблю незаконченные дела и вопросы.

Пру на конфискованном у Шершня автомобиле, хрен кто заявит на него права, явно Шершень покупал для себя прямо от мастеров. С Шершнем покончено, но что со всем этим районом делать? Встать вместо?.. Как сказал ему тогда, преступность необходима обществу, как отдушина. Правильное поведение и дисциплину нас вколачивают с пеленок, сперва родители, потом учителя, воспитатели, армия, но всё равно человечку, даже самому благовоспитанному, хочется хоть на часок побыть пиратом, бандитом, наемным киллером, мафиози…

Конечно, граф не пойдет в киллеры, страшно, но завести интрижку тайком от жены — вполне, а это тоже нарушение, но за него не сажают и не расстреливают, а только укоризненно качают головой, а этот граф, весь правильный, в ответ выпячивает грудь и говорит хвастливо: «Ну вот такое я говно!».

Район омерзительный, дома серые и полуразвалившиеся, мусор и нечистоты под ногами, здесь живет не просто нищета, а преступная нищета, что перебивается мелким воровством, а если переходит к разбоям, то сразу же образовываются шайки, банды, появляются вожаки, начинается дележка района, с кровью и угрозами договариваются какая банда чем заправляет.

Каждый новый градоначальник начинал с того, что пытался искоренить преступность чисто солдатским способом: устраивал поголовную зачистку, арестовывая всех, на кого указывали, как на вора или мошенника.Часть помирала ещё под арестом, других отправляли в Сибирь, но через какое-то время трущобы снова заполнялись ворьем, снова возникали свои лидеры, вроде этого Шершня.

А ещё нужно, напомнил себе, своим гвардейцам достать винтовки Бердана, мелькнула мысль. Медленно двигается военная мысль, медленно. Слово «винтовка» употребляет Пушкин в «Капитанской дочке», Лермонтов в «Герое нашего времени», но в армии нарезное официально называется винтовальным ружьем, в каких-то частях — винтовальной фузеей, а то ещё и винтовальной пищалью.

Уф, наконец-то автомобиль выметнулся в приличные районы, где чисто, пристойно, а по улице ходит городская стража.

Ещё через полчаса распахнулся самый престижный район Петербурга, а вон выезд на Невский проспект, всё чисто, идеально ровно, прекрасно мощенные отесанным булыжником одинакового размера улицы и переулки, а сам проспект вообще идеален.

Отныне мой дом в конце проспекта, хоть и не крайний, дальше ещё один, поменьше и победнее, зато новенький, блещет ещё не высохшей краской.

Стряпуха принесла мне краюху хлеба и кувшин молока, низко поклонилась.

— Барин, что-то приготовить к обеду?

— Сколько на это уйдет времени?

— Около часа, барин.

Я отмахнулся.

— Некогда. Перекушу, чем Бог послал, и уеду в имение. Иди, отдыхай.

— Но, барин, если что надо, только скажите. Я же тут без дела неделями маюсь.

Я помотал головой.

— Потом-потом всё решим. А сейчас я занят. Иди.

Она удалилась с поникшей головой, печально, видите ли, что её услуги никому не нужны, а когда прибывают гости, то все питаются из ресторанов и сюда заказывают.

Я грыз засохший хлеб и запивал молоком, когда Мата Хари сообщила, что к воротам моего прекрасного дома подходят прогулочным шагом двое мужчин, а ещё через пару минут примчался взмыленный охранник и быстро-быстро сообщил, что граф Константин Заслонов и граф Перист-Петренко просят аудиенции.

— Впустить, — велел я, — проводить в гостиную. Нет, наверх нельзя. Туда чужим вообще будет нельзя! Мата, кто они?

Она ответила незамедлительно, что граф Константин Заслонов является владельцем железной дороги Петербург-Москва, граф Перист-Петренко работает стряпчим, это пока всё, что есть в её базе данных.

В гостиной мебели достаточно, чтобы принять гостей, Басманов учитывал запросы гостей, так что бутылки с вином не только в шкафу, но и на кухне, и, как уже мне доложили, в подвале три бочонка вина и около сотни бутылок с винами, коньяком и ликерами.

Я поднялся из-за стола, сделал два протокольных шага навстречу. Гости мои чем-то похожи, такими бывают однополчане или просто люди, что живут бок-о-бок долгие годы, хоть один другого толще, оба с красными мордами и красными носами.

Первым заговорил мужчина слева, крупный и осанистый, если бы не чрезмерная полнота, выглядел бы даже импозантно.

— Ваша прислуга сообщила нашей, — сообщил он с усмешкой, — что этот дом отныне принадлежит вам, юноша.

— Барон, — сказал я. — Барон Вадбольский.

Он вскинул бровь.

— Простите?

— Этот дом принадлежит не юноше, — пояснил я посмотрел на него без намека на улыбку, — а барону Юрию Васильевичу Вадбольскому.

Он пару мгновений смотрел на меня, словно не понимая, затем заулыбался и красиво взмахнул руками.

— Ах вот вы о чем!.. Ну да, конечно, барон Юрий Васильевич!.. Это я так по-свойски, мы же соседи, а вы так молоды, удивительно молоды, прям завидно!.. Я граф Перист-Петренко, ваш сосед слева.

Я кивнул, но без улыбки, продолжал смотреть молча и вопрошающе.

Он снова взмахнул руками.

— Если что нужно, обращайтесь… барон. Мы соседи, живем здесь давно, в отличие от графа Басманова, что был здесь лет пять тому или даже раньше.

— Но дом не слишком долго пустовал? — спросил я безразличным голосом.

Он засмеялся весело и, как мне показалось, вполне искренне.

— Раз в месяц какая-нибудь кампания да заезжает на пару дней, бывало и на неделю. Но нам приятнее, что наконец-то это не гостевой дом, а то слишком много шума и бесчинств!.. Уверен, вы, несмотря на молодость, будете держать вожжи в руках!

Я присматривался к его спутнику, графу Константину Заслонову, этот помалкивает, но Перист-Петренко то и дело косится на него, словно спрашивает разрешения. Немолодой, но ещё крепкий, плечистый, в мундире служащего имперских войск, но, скорее всего, в отставке. По крайней мере, так шепчет чутье. Лицо суровое, мужественное, обветренное, глаза явно привыкли щуриться солнцу и ветру навстречу, даже сейчас не отвыкнет, взгляд прямой, требовательный.

— Константин Заслонов, — представился он коротко, крепко пожал мне ладонь, добавил: — Ваш сосед справа.

Я сказал с улыбкой:

— Я думал, мой дом самый крайний.

Перист-Петренко сказал живо:

— Вы приобрели, даже не проверив местоположение?

Я не ответил, вопрос бестактен, ибо вторгается в личное пространство, обратился к Заслонову очень вежливо:

— Присаживайтесь, сейчас подадут кофе и коньяк.