Амнезия творца - Летем Джонатан. Страница 22

Кэйл Хочкисс. И это имя – в голове.

– Да, – сказал Хаос.

– Вот и славно, – ухмыльнулся Кэйл. – Вам с Кэйлом и впрямь надо бы встретиться, утрясти кое-что. Слышь, а не хочешь со мной проветриться? Тут один парень живет, надо бы навестить.

– Идет, – сказал Хаос.

В этот миг на крыльцо вышла Иди в ночной рубашке. И заморгала от яркого утреннего света.

– Иди, – нервно сказал Хаос, – это Билли. Мой старый друг… из Сан-Франциско.

– Здравствуйте. – Иди встревоженно посмотрела на Фолта.

– Наше вам, – отозвался Фолт.

– Я ненадолго отлучусь, – сказал Хаос. – Если хочешь, приеду ночевать. Я вернусь.

Теперь она смотрела на Хаоса, в ее глазах читался вопрос. Но сказала она только:

– Ладно. До встречи.

– Хорошо, хорошо, – произнес Хаос. Фолт раскурил новую сигарету и теперь ждал, глядя на ступеньки крыльца.

– Не забудь, я сегодня переезжаю, – сказала Иди.

– Я вернусь до полудня. – Хаос подошел вслед за Фолтом к мотоциклу и уселся на заднюю половину седла.

– Всякий раз, как здесь бываю, заглядываю к этому корешу, – говорил Фолт, когда мотоцикл с ревом нес их по автостраде, которая огибала город, – и всякий раз думаю, что больше, наверное, его не увижу. А он все живет и живет себе. Между прочим, в шестидесятых его на стул пытались посадить.

– На стул?

– Раньше он был знаменитостью. Участвовал в каком-то покушении. Впрочем, сам не убивал. Говорили, будто его подружка пыталась шлепнуть президента. В общем, классический козел отпущения, твердит людям то, чего они слышать не хотят. Опережать свое время – дело, как ни крути, невыгодное.

– Раньше? – переспросил Хаос, ибо ни на что другое в эту минуту не был способен. Из уголков его глаз ветер выжимал слезинки и разгонял по вискам.

– Ну да, раньше, – ответил Фолт. – До того, как все переменилось.

Мотоцикл оставлял позади редкие автомобили; на противоположной окраине города он свернул на улицу, пообочь которой теснились брошенные закусочные. Фолт притормозил у рекламного щита, призывавшего: «Заблудитесь в величайшем лабиринте под открытым небом». Мотоцикл остановился, двигатель умолк, Фолт пнул щит.

– Вот он где прячется.

– В лабиринте?

– Ага. Единственный чувак, которому не надо все время переезжать.

– Меня тут с одним познакомили, так он в лифте живет, – сказал Хаос. Фолт поднял брови.

– Вакавилль двумя диковинами прославился: дурдомом и лабиринтом. Счастливчик жил и там, и там.

– Никогда раньше не слышал, что в этих краях есть лабиринт.

– Это модель знаменитого японского лабиринта, в Японии это самый крупный аттракцион. Чтобы там поплутать, туристы со всего мира так и валят». Но в переводе это дело не звучит. Я в том смысле, что и этот лабиринт надо было в Японии строить, где все чистенько и аккуратненько. А в Америке все и так заблудшие. Еще до Развала заплутали.

Америка. Хаос вспомнил и это название. Слово обозначает все и вся: Вайоминг, Калифорнию, Юту и многое, многое другое. Есть оно и в названии Малая Америка, правда, на втором месте. Конечно, раз есть Малая Америка, то существует и большая, просто ее ни к чему упоминать, она же такая огромная…

– Когда случился Развал, Счастливчик и еще несколько парней драпанули из психушки и спрятались в лабиринте. Потом другие ушли, но Счастливчик так ничего и не заподозрил. Он и нынче считает себя знаменитостью. А на самом деле его никто и не помнит. Я пытался растолковать, да какое там…

Фолт провел Хаоса через празднично разукрашенный вход в первый коридор лабиринта. Высокие стены были испещрены надписями – философские изречения вперемешку с похабщиной. Фолт высматривал красные аэрозольные стрелки, а Хаос, шагая за ним по пятам, быстро терял терпение.

– Счастливчик! – крикнул Фолт. В мозгу у Хаоса роились вопросы, но он не знал, с какого начать. Он хотел спросить Фолта о Развале. Он хотел спросить о Гвен. В сновидениях Эверетт любил Гвен, и если Хаос – на самом деле Эверетт… Хаос попытался об этом не думать. Они свернули за угол и под навесом увидели Счастливчика. Он лежал в тени на пластмассовом матрасе, читал покетбук без обложки и громко насвистывал мотивчик. При виде гостей улыбнулся, показав полный рот плохих зубов. У него было обветренное морщинистое лицо в обрамлении косматой бороды, одежда давно превратилась в лохмотья.

– Эй, Счастливчик. – Фолт полез в кожаный рюкзачок, достал две банки консервов и вручил человеку, который изрядно смахивал на призрака. Счастливчик уселся на матрасе и с довольной улыбкой прочел этикетки, после чего запихал банки в груду мусора под ржавым карточным столом.

– Как делишки? – осведомился Фолт.

Счастливчик пожал плечами и вновь улыбнулся:

– Да какие у меня делишки…

– Но ты же там ошивался.

– Больше не ошиваюсь. – Счастливчик содрогнулся. – Джек, меня пытались пришить, очень старались. Нет, теперь я просто сижу вот тут, в лабиринте, прячу бороду от дождя, а задницу – от разных свиней. Джек, кто твой друг?

– Счастливчик, его зовут Эверетт.

– Эверетт? Гм… – Счастливчик почесал в бороде – сначала задумчиво, потом яростно, будто обнаружил блоху. Казалось, он хочет что-то сказать, но пауза все затягивалась.

– Счастливчик… – начал Фолт. Старик вдруг выпрямил спину и зло уставился на Хаоса.

– Эверетт, зачем ты сюда пришел?

– Что? – переспросил Хаос.

– Зачем ты пришел сюда, Эверетт? Какого черта тебя занесло в Вакавилль?

– Эверетт маленько не в курсе, что тут творилось последнее время, – сказал Фолт. – Вот и решил вернуться в город – проведать старых друзей, разобраться, что к чему…

– Джек, почему б тебе не заткнуться, а? Он и сам говорить умеет. – Счастливчик раздраженно помахал рукой. – Разобраться, значит? Ага, ага. Ты откуда, Эверетт?

– Я жил в пустыне, – ответил Хаос.

– Ну да? Я привык жить в пустыне. – Счастливчик повернулся к Фолту. – Ничего в этом нет особенного, Джек. Пустыня – это где это.

– Да я ничего такого не имел в виду, – сказал Фолт.

– Ага, знаю. В том-то и проблема. Ты ничего такого не имел в виду. – Счастливчик снова повернулся к Хаосу. – Не давай этому полудурку затыкать тебе рот. Из пустыни выбраться трудно. Уж я-то знаю, приятель. Когда возвращаешься в город, тебя перестают понимать. Поселился в пустыне – считай, что помер.

– Но Эверетт-то из города, – вмешался Фолт. – Он к друзьям возвращается.

– Но ведь это не про друзей? – спросил Счастливчик. – Да?

– Не знаю, – сказал Хаос.

– Это про женщину, ага? Ты ищешь женщину. Вот про что. Вот почему Эверетт возвращается в город. Что, прав я?

– Не знаю, – повторил Хаос.

– Прости, Счастливчик, – сказал Фолт, – но нам пора.

– Ага, – сказал Счастливчик. – Вечно тебе пора. Ну, до встречи, приятель.

Гости не успели скрыться за углом, а он уже уткнулся в книгу.

– Ты уж извини, – сказал Фолт по пути из лабиринта. – Он не всегда такой шизанутый.

– Да ладно, все в порядке. – Хаоса по прежнему обуревали вопросы. Он уже подумывал: а не лучше ли было остаться рядом с Иди на диване? Досматривать сны?

Но, подходя к мотоциклу и видя холмы над Вакавиллем, он уже понимал, что это были не сны. Вернее, что его жизнь и его сны в конце концов заходят на стыковку.

– Билли, – сказал он.

– Чего?

– Когда это случилось? Я про Развал.

– Несколько лет назад.

– А что произошло?

Фолт ухмыльнулся, снова показав десны.

– А вот это, Эверетт, вопрос серьезный. Начать с того, что распалось большинство связей между явлениями и у людей появился шанс создать новые. Однако новые – не обязательно лучшие. Впрочем, это моя личная версия. У чуваков вроде Кэйла на этот счет уйма мудреных идей.

– Но ведь была же какая-то катастрофа.

– Ну, лично я не склонен считать это катастрофой…

– Билли, я очень многого не помню.

Разговор, казалось, действовал Фолту на нервы.

– Жрать охота, – сказал он. – Может, съездим, поищем чего-нибудь? – Он похлопал по седлу мотоцикла.