Пистолет с музыкой - Летем Джонатан. Страница 46

Она явно торопила меня с рассказом. Мои пять минут давно истекли, но я знал, что теперь у меня в распоряжении все время в мире.

— Я понял все. Но сначала я должен немного вернуться назад. В том, как Стенхант и Фонеблюм нанимали частных инквизиторов, имеется последовательность, очень важная для того, чтобы понять суть. Я был первым, и я имел дело со Стенхантом, и все, что он хотел от меня, — это чтобы я нажал на Челесту и заставил ее вернуться домой. Но нанимать громил получалось у Стенханта не важно, и, когда я отказался, он доверил это Фонеблюму. Тот нанял Уолтера. — Я махнул рукой в сторону Сёрфейса. — Когда он донес Фонеблюму, что у Челесты есть кто-то на стороне, тот предложил Уолтеру большие деньги, чтобы тот вычислил счастливчика и убрал его. Но Уолтер тоже отказался. И остался без работы, так ни разу и не встретившись со Стенхантом. Верно?

Сёрфейс утвердительно кивнул.

— К этому времени у Фонеблюма начались неприятности на другом фронте. Его сын и протеже стал башкунчиком и сбежал на Телеграф-авеню пить виски и нести чепуху. Фонеблюм не бросал надежды вернуть наследника под свое крылышко — одно время он финансировал проектирование пристройки для башкунчиков на Кренберри-стрит, — но одновременно начал искать нового кандидата на эту роль. И нашел такового в молодом кенгуру по имени Джой Кастл. Джой оказался способным учеником.

— Я проверил это на себе, — перебил меня Сёрфейс. Должно быть, он вспомнил про свои ребра.

— Так вот представьте себе, — продолжал я, — после меня и Сёрфейса Фонеблюм бросил идею искать помощь на стороне. У него как раз имелся свой стрелок-кенгуру, готовый на все. Фонеблюм дал ему то же поручение, что и Уолтеру: следить за Челестой. Учтите, что кенгуру никогда на видел раньше Мейнарда Стенханта. И еще одно поручение: убрать нового ее дружка со сцены.

Я сделал эффектную паузу. Оба не сводили с меня глаз.

— Мейнард Стенхант имел чрезмерное пристрастие к Забывателю — по меркам шестилетней давности. Первый раз, когда я пытался дозвониться ему домой, он даже не вспомнил, кто я такой. Я бы предупредил Энгьюина насчет опасности иметь дело с людьми, страдающими провалами в памяти, но тогда я и сам не задумывался о возможных последствиях этого. На деле и Мейнард, и Челеста имели свидания в «Бэйвью». В одном номере. Друг с другом.

— Уолтер, — обратился я к Сёрфейсу, — ты видел Стенханта, только не знал об этом. Он и был тот парень, которого ты засек в мотеле. Да, Челеста бросила его, но колебалась, как это бывает. Она согласилась встречаться с ним в мотеле, но его утреннее «я» — то, которое нанимало детективов, — не помнило об этой договоренности.

Сёрфейс только рот раскрыл.

— Вчера ты сказал мне, что теперь в Эл-Эй запрещено знать, как ты зарабатываешь деньги. Вот тогда до меня и дошло. Стенхант был ранним прототипом этого. Та часть его, что не помнила о встречах с Челестой, отчаянно ревновала ее к тому, с кем она встречалась в «Бэйвью», вот он и попросил Фонеблюма, чтобы тот приказал своим мальчикам пристрелить его. Кенгуру знал, как выглядит Стенхант, не лучше, чем ты, Уолтер. Он просто сделал все, что ему приказали, и убил дружка. Стенхант сам заказал свое убийство.

Я помолчал и дал им время обмозговать это. На лице Кэтрин сменило друг друга несколько разных выражений, по большей части скептических, но в конце концов она была достаточно умна, чтобы притворяться, будто это лишено убедительности. Я видел, что она осознала это, а потом я увидел, как она напоминает себе, что моя карточка лежит у нее в ящике и что за пределы этой комнаты без ее ведома не выйдет никто и ничто. Она быстро пришла в себя — наверное, за эти годы у нее было достаточно возможности попрактиковаться в этом. Да, она изменилась сильнее, чем Барри, или Сёрфейс, или Тестафер, или кто угодно другой из тех, с кем я имел дело со времени возвращения. Она изменилась так же, как изменились размеры и убранство ее кабинета.

— Интересная история, — произнесла она. — Что вы надеетесь получить?

— Я хочу, чтобы Энгьюина разморозили, — ответил я. — Я устрою вам черт-те что, если вы не сделаете этого.

Она только улыбнулась.

— Это вы меня смешите, Телепромптер, — сказал я. — Позвольте мне считать, что я представляю для вас угрозу. Это ведь не ерунда: парень совершенно безобиден — и невиновен.

Она пощелкала клавишами своего компьютера. Я решил, что она смотрит досье Энгьюина, хотя на деле это могло быть что угодно. Вплоть до часов. Она щурилась, глядя на монитор, и я вспомнил, как при нашей первой встрече она не хотела, чтобы я видел ее в очках.

— Я посмотрю, что можно сделать, — сказала она.

Я обдумал это. Я много чего сделал на четырнадцать сотен Энгьюина.

— Этого мало, — сказал я.

Она посмотрела мне прямо в глаза. На этот раз это я выдержал ее взгляд, не моргнув.

— Ладно, — сказала она. — Завтра. Даю вам слово.

— Спасибо.

— Не меня благодарите, — отрезала она. — Благодарите свою счастливую звезду. Забирайте свое барахло и убирайтесь.

Она открыла ящик и вернула Сёрфейсу его карточку и книжку, потом отдала мне карточку, а пистолет положила на стол. Я потянулся за ним, но она не убирала с него руки и смотрела на меня, а я смотрел на нее, и мне показалось, по лицу ее пробежала слабая тень улыбки. Секунда прошла, и она позволила мне взять пистолет и убрать его в карман пиджака.

Она нажала на кнопку интеркома и вызвала громил, ожидавших за дверью.

— Уведите их отсюда, — приказала она. — Вышвырните их на улицу.

Храни Господь их добрые сердца, они выполнили приказ в точности.

Глава 7

Счетчик на стоянке перед пансионатом «Уайт Уолнут Рест Хоум» исполнил для меня пару тактов на гавайской гитаре, когда я опустил в прорезь двадцать пять центов, но я не стал задерживаться, чтобы дослушать. Я одолел долгий путь, и у меня трещала голова. Моя кровеносная система не отказалась от попыток требовать зелья, и я устал искать различные поводы для отказа. Все это называлось одним словом: ломка, и в отличие от индусов, сажавших исцеляемых от дурной привычки на деревянную лошадку, меня, казалось, посадили на дикобраза.

Я вошел внутрь. Здесь было тихо и славно, с цветами и антикварной мебелью на каждом шагу. Я нашел администратора. Даму за столом мое появление, казалось, напугало, но я не знал, что было тому виной: мои ли покрасневшие глаза вкупе с помятой одеждой или то, кого я хотел видеть. Возможно, и то, и другое.

Они держали его в уютной палате, с окнами на три стороны и коллекцией плетеной мебели, чтобы ставить на нее стаканы с лимонадом и прочие нужные вещи. Он смотрел телевизор, вернее, они усадили его лицом к телевизору, поскольку, когда я обошел его кресло-каталку и стал перед глазами, он не обратил на это внимания, хотя сидел с открытыми глазами. Если не считать застывшего взгляда его когда-то полных жизни глаз, он почти не изменился. Его борода была запущена, но голова почти не начала лысеть. Я отпустил сиделку и уселся в одно из кресел.

Так мы сидели несколько минут: я смотрел за танцем пылинок в солнечном луче, он якобы смотрел телевизор. Единственным слышным звуком было его дыхание. Потом я протянул руку и выключил изображение.

— Фонеблюм, — позвал я.

Он сонно пробормотал что-то.

Я выбрался из кресла, подошел и взял его за воротник. Его глаза прояснились.

— Проснитесь, — сказал я.

Он поднял свои пухлые руки, отнял мои от воротника и оттолкнул меня.

Я подождал, пока он моргает, выходя из забытья. Он осмотрел меня; его лоб вопросительно покрылся сетью морщин.

— Вы инквизитор? — припомнил он. Голос доносился из недр его туши, словно купленный по дешевке гром «секонд хэнд». Это был голос из прошлого.

— Вы правы, — ответил я.

— Очень хорошо. — Он потер нос согнутым пальцем. — Вас не раздражают вопросы? Я с пониманием отношусь к тем, кто их не любит.

Он выдохся, но старые привычки умирали не сразу. Я готов был снять перед ним шляпу. Это был блеф, и в другой обстановке, не будь здесь телевизора, кресла-каталки и толстого слоя пыли, я мог бы купиться на него и поверить, что он до сих пор в седле. Но яркий, острый ум, светившийся в его глазах исчез. Он не знал, с кем говорит.