Пистолет с музыкой - Летем Джонатан. Страница 44

Я поехал в порошечню. Вывеска над входом горела, и это вселило в мое сердце некоторое подобие надежды. Казалось невероятным, чтобы у порошечника не нашлось нескольких старых ингредиентов, из которых он мог бы сообразить хоть что-то напоминающее мою смесь. А если даже и нет, разве не смогу я попросить у него чистого Пристрастителя, никаких добавок, нет, сэр, спасибо, как-нибудь в другой раз. Стоило мне войти, как надежда моя лопнула, как проколотый шарик. Единственный клиент совал свой рецепт в автомат у дальней стены. Ни тебе прилавка, ни кассы, ни полки с маленькими белыми пузырьками, ни славного старого порошечника. Ничего. Машины стояли у стен, словно писсуары в привокзальном сортире, и мне не надо было лезть в конверт к парню, чтобы знать, что в них.

Я вышел на улицу, пошатываясь. Казенный порошок жег мне карман. Но нюхнуть его я не мог. Вернее, мог, конечно, даже в любой момент. У меня мелькнула бредовая идея нюхнуть самую капельку, но я прекрасно знал, что это несерьезно. Раз начав, я уже не остановлюсь.

Я повел машину в холмы, в сторону старого фонеблюмова жилища. На деревья и крыши опустилась ночь, и я надеялся, что она облегчит мои мучения, но фигу. Внутренности сводило жаждой. Я притормозил у обочины и выкинул конверт в кусты — подальше от искушения. Если мне потом приспичит, я найду еще, но пока мне предстояла работа. И речь шла не только о моей памяти. Было совершенно очевидно, что мне придется еще помочь уйме народа припомнить отдельные подробности.

Поначалу я не узнал дома Фонеблюма. Большой иллюзорный особняк исчез, оставив на вершине холма только голый навес над лестницей. Я остановил машину, абсолютно уверенный в том, что мне нужно именно сюда, какой бы вид это ни имело со стороны. Жилище было не из тех, что часто меняют владельцев.

Изменение внешности вне всякого сомнения отражало переход власти от Фонеблюма к кенгуру, имевший место в мое отсутствие. Фонеблюм воздвигал на вершине холма фальшивый дом, сплошь покрытый архитектурными финтифлюшками, поскольку пытался задекорировать свою преступную натуру. Что же до кенгуру… Когда я сообразил, что сравниваю кенгуру с жестяным навесом над лестницей, я мысленно расхохотался.

Я хотел разделаться с кенгуру, но пока не был готов к этому. Пока. Поэтому я заглушил мотор, выключил свет и стал ждать, любуясь восходом луны. Мои руки все еще дрожали, пальцы болели, но я уже начинал привыкать к этому.

Слежка всегда утомительна, и эта не стала исключением. Я думал о Мейнарде, о Челесте, о номере в дешевом мотеле, и я думал об Уолтере Сёрфейсе, и я думал о кенгуру. Я думал о Кэтрин Телепромптер: где она сейчас, как выглядит? Я думал о множестве вещей. Еще я думал о порошке, много думал. Я посмеялся, вспоминая, как в свое время выкидывал остатки, уверенный в том, что в любой момент найду соломинку и дозу зелья, и теперь просил прощения у каждой выброшенной горстки. Мой организм учился жить без топлива, годами приводившего его в движение, и учился болезненно. Я буквально чувствовал, как моя кровеносная система шарит по жировым клеткам в поисках малейших молекул Пристрастителя, и я буквально слышал, как жировые клетки, вывернув карманы, отвечают: «Извини, дружище, ни хрена не осталось…»

Не знаю, сколько я сидел так. Наверняка я не слишком долго разглядывал лестницу. Мои руки соскользнули с руля на колени, и я уснул. Сны были мрачны и запутаны, словно речь башкунчика. Я не проснулся до восхода солнца. Но не солнце разбудило меня. Это был голос кенгуру, и раздавался он в опасной близости от моего окна.

Я полез в карман за пистолетом и только тут сообразил, что он обращается не ко мне.

— Лезьте в машину, — говорил он.

Я высунул нос из-за приборной доски и увидел, что он обращается к Барри Фонеблюму и паре мордоворотов-телохранителей. Кенгуру распахнул дверцу машины, стоявшей напротив моей, и башкунчик покорно полез в салон. Мордовороты уселись сзади; один из них достал пистолет и проверил обойму. Я положил руку на пистолет Барри в кармане и затаился.

— Я же говорил тебе, что он не поедет сюда, — сказал Барри.

Кенгуру обошел машину и сел за руль. Стекло с его стороны было поднято, и я не услышал, что он ответил.

— У него и без тебя хватает дел, — настаивал Барри.

Я горько пожалел, что он не прав.

Кенгуру завел мотор, и они уехали. Было очевидно, что они ищут меня. Я обругал себя последними словами за то, что ухитрился заснуть перед дверью Джоя, потом вознес короткую импровизированную молитву святому — покровителю везучих дураков. Я совершил глупость, вообще приехав сюда. В свое время Фонеблюм кичился спортивным поведением. От кенгуру ожидать этого не приходилось. Мне повезло, что я еще жив.

Когда я убедился в том, что они действительно уехали, я распрямил члены и произвел короткую ревизию. Обе ноги затекли от долгого сидения, во рту ощущался явственный привкус говна, и, когда я оторвал руку от пистолета, она снова начала трястись. Во всех остальных отношениях я был цел и невредим. Я проехал пару кварталов, нашел автомат и позвонил Сёрфейсу.

Время шуток кончилось.

Глава 6

В разговоре по телефону старый шимпанзе не выказал особого энтузиазма. Но когда я затормозил у входа в Отдел, он ждал меня и встретил меня у дверей.

— Спасибо, что откликнулся, Уолтер, — сказал я.

— Не будем об этом, — буркнул он.

Мы вошли. Люди редко приходят сюда сами, так что здесь практически нет зоны для приема посетителей, чего не скажешь о длинном просцениуме, на который с заднего хода выводят или выносят людей. Что же касается входа, подразумевается, что тебя либо вводят, упирающегося, под руки, либо привозят без сознания на полу инквизиторского фургона. Ты входишь в дверь, и все поворачиваются к тебе, глядя, как на марсианина. Так вышло и на этот раз.

Мы пересекли вестибюль и подошли к столу дежурного. Сидевший за ним парень, судя по его виду, вряд ли занимался чем-нибудь серьезнее разноски пиццы по кабинетам.

— Мне нужно поговорить с инквизитором Корнфельдом, — заявил я.

Парень удивил меня, набрав это имя на своем компьютере.

— Нет таких, — ответил он.

— О’кей, — сказал я. — А инквизитор Моргенлендер?

Он попробовал — с тем же результатом.

Это меня обеспокоило. В мое время будущее Отдела определялось выбором между двумя этими личностями, и шансов одержать верх у Корнфельда имелось куда больше. Впрочем, меня тревожило не столько то, что ни того, ни другого не оказалось на месте, сколько то, что парню пришлось запрашивать имена у компьютера.

— Попробуйте инквизитора Телепромптер, — предложил я.

Его руки забегали по клавишам.

— Я посмотрю, может ли она вас принять, — сказал он и в первый раз посмотрел на нас внимательнее.

Я улыбнулся ему, и он нажал пару кнопок на интеркоме.

— Мисс Телепромптер? — спросил он. — Тут один парень у входа, так он хочет поговорить с вами. — Он выслушал ее ответ и повернулся ко мне. — Как вас зовут?

Я назвал себя, и он повторил мое имя в трубку.

— Подождите здесь, — сказал он, глядя на нас слегка расширившимися глазами.

Мы с Сёрфейсом отошли на пару шагов от стойки перевести дух, когда нас окружили несколько типичных для Отдела фигур с квадратными плечами.

— Мистер Меткалф? — спросил один из них.

— Меткалф и Сёрфейс, — ответил я. — Мы вместе.

Шимпанзе не слишком обрадовался этому, но возражать мне не стал.

Инквизиторы взяли нас под руки и подтолкнули к лифту. Мне показалось, что мы все не влезем, и я хотел уже предложить, чтобы мы с Сёрфейсом ехали на следующем, но они настаивали, и мы все-таки влезли. Толстые подобрали животы, и мы поехали вверх.

Лифт остановился на третьем этаже, и нас повели в один из служебных кабинетов. Это произвело на меня впечатление, впрочем, я не был слишком уверен, что перемещение с первого на третий этаж — добрый знак для Кэтрин. Насколько я знаю Отдел, игра в кабинетах ненамного чище игры на улицах. Наши провожатые набрали код на двери. Двое из них прошли вместе с нами, а остальные остались ждать в коридоре.