ЧМО - Левашов Виктор Владимирович. Страница 2

АРБИТР. «Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики…»

Мгновенная тишина.

СТАРШИНОВ. Иногда требует.

АРБИТР. «Исследовав собранные доказательства, суд признал всех четверых обвиняемых виновными…»

Взрыв негодования (как это было на предварительном обсуждении происшедшего в техникуме).

ЖЕРДЕВ. Он сам виноват! Все подчинялись порядку, он один не хотел!

ВЕРА. Новацкого и ребят мы три года знаем, они всегда были честными и справедливыми!

ЖЕРДЕВ. Демидов и работу старался на других скинуть! Мы на поле норму еле выполняли, а он втихаря мешки с морковкой с соседних делянок на свою перетаскивал! Не было, скажешь?

АНДРЕЙ. Было.

ПУНЯ. А он и в техникуме такой! Попросишь содрать контрольную – соврет, что не решил. А потом у всех пары, а у него одного пятерка!

БРОНИН. И при этом хочет всем нравиться, сигареты раздает! Но его все равно никто не любил. А Новацкого и Конова все уважают, они не только о себе, о других думают!

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Мы зачем здесь собрались? Выгораживать хулиганов?

ВЕРА. Мы не выгораживаем. Мы их даже осуждаем, что руки распустили. Но тут еще нужно разобраться, кто виноват, что так получилось!

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Кто виноват? Вот интересно! Может, тот, кого избивали и издевательски называли макиварой?

АРБИТР. Что такое макивара?

АНДРЕЙ. Кожаный мешок с песком. Для отработки ударов в каратэ.

КОНОВ. Да, это я назвал его макиварой. Потому что он отказывался защищаться. Ты хуже макивары, ты просто трус!

АНДРЕЙ. Я не люблю драться. Кулаками можно доказать свою силу. Но не свою правоту.

НОВАЦКИЙ. В чем же твоя правота?! Слюнтяй несчастный! Здоровый бугай, двухпудовку двадцать раз жмет, а постоять за себя не может!

АНДРЕЙ. Двенадцать.

НОВАЦКИЙ. Что двенадцать?

АНДРЕЙ. Двухпудовку жму. Только двенадцать раз.

НОВАЦКИЙ. Врешь, сам говорил – двадцать!

АНДРЕЙ. Врал.

КОНОВ. Двадцать! Я сам видел!

АНДРЕЙ. Тебе показалось.

ЖЕРДЕВ. Двадцать!

ПУНЯ. Двадцать!

БРОНИН. Двадцать!

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Ничего не понимаю. Какая разница, сколько раз он выжимает эту дурацкую гирю?

СТАРШИНОВ. Очень большая. Двенадцать раз ее может выжать каждый, даже слабак. А двадцать – только сильный. Не так-то просто согласиться, что у всех на глазах избивали слабого.

ХАЛЯВИН (нервно). И на ваших глазах, между прочим, тоже!

СТАРШИНОВ. А я и не спорю.

ВЕРА. Вот кто знает! (Вытаскивает на середину Наташу.) Они в спортзале и познакомились, у них секции пересекались. Сколько?

НАТАША. Мне лучше уйти. Я вообще не из вашей группы. И я не хочу вставать ни на чью сторону.

ВЕРА. Тебя и не просят вставать на чью-то сторону. Тебе просят сказать, что ты видела.

НАТАША. Тридцать.

ПУНЯ. Врешь!

НАТАША. Мне все-таки лучше уйти. (Уходит.)

НОВАЦКИЙ. Слышали? Тридцать! Даже я меньше жму! Ты просто слизняк! Раз ему врежешь, сразу на колени, голову закрывает: «Ну почему все время меня? Ну побейте кого-нибудь другого!» Не было так?

АНДРЕЙ. Было. Только не совсем так. Вот как. (Бросается перед Новацким на пол, закрывает голову руками.) Не бейте! Миленькие! Я чмо, чмо!

НОВАЦКИЙ (бешено). Заткнись! Мразь!

АНДРЕЙ. Да, я мразь, мразь! Только не бейте! Хоть не ногами! Миленькие! Хоть не в живот!

НОВАЦКИЙ. Гад! (Рванулся к Андрею.)

Конов и Шарапов повисли на нем.

КОНОВ. Совсем спятил?!

НОВАЦКИЙ. Ненавижу! Давил бы таких! Ему в армию скоро, так я вам говорю: живым он оттуда не придет, там слизняков не любит!

Андрей поднимается с пола и возвращается на свое место.

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Ты что это, Новацкий, болтаешь? Как это наш молодой человек не придется живым из армии? Думай, что говоришь!

ХАЛЯВИН. Из Советской армии, между прочим!

НОВАЦКИЙ. Ах, из Советской? А я-то думал, что его в японскую заберут. Раз в советскую, тогда, конечно, другое дело.

БРОНИН. Можно мне? Я, как и Андрей, не люблю драк. А все равно жалко ребят. Нормальные же пацаны! И главное – хотели как лучше.

ВЕРА. И не для себя как лучше, а для всех! Настоящий мужчина должен уметь за себя постоять. И за друга. И за подругу!

НОВАЦКИЙ. Нечего нас жалеть. Мы сами за все ответим. Только не нужно нам шить чего не было. Тут по городу пошли слухи, что мы создали профашистскую организацию. Да, у нас была дисциплина, построения, маршировка. Но было и кое-что поважнее!

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Что же?

НОВАЦКИЙ. Вам этого не понять.

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Где уж нам!

НОВАЦКИЙ. Да? Вы в самом деле способны понять, что такое настоящее мужская дружба? Настоящее братство? Когда я часть всех, а все часть меня? Когда главное в жизни не девчонки, не пьянка и разное тряпье! Про отметки не говорю. Понимаете, когда мы в Таежный приехали, всем было все равно. На улице дождь, в доме грязь, да еще начали пропадать вещи и деньги. Тогда мы и создали штаб, распределили звания – по авторитету каждого, создали спецгруппу по наведению порядка.

КОНОВ. И защищали отряд от местных.

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Это как раз нетрудно понять. А маршировка зачем?

НОВАЦКИЙ. Чтобы не забывалось, что мы – отряд. Я еще по «Зарнице» помню, как это здорово. Я хотел, чтобы все ребята это почувствовали.

ХАЛЯВИН. Под какие же песни вы маршировали?

НОВАЦКИЙ. Под разные.

КОНОВ. Под «Айсберг». Который Пугачева поет.

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Как можно маршировать под «Айсберг»?

ПУНЯ. Очень здорово! (Марширует.) «А ты такой хо-лод-ный!..» Ать-два!.. «Как айсберг в оке-а-не!..» Стой! Раз-два! Вольно!.. Как показывает внимательное изучение истории, маршировать можно подо все.

ХАЛЯВИН. Под «Айсберг», значит? И все?

НОВАЦКИЙ. Нет. Мы маршировали и под Гимн Советского Союза. Да, под гимн. Во-первых, у нас не было песни, которую все знают. Поэтому мы заставили дневального встать в шесть утра, переписать по радио слова гимна и заставили всех выучить. А во-вторых, почему мы не можем петь гимн? Почему если «Айсберг» это нормально, а если гимн – так это уже кажется вам подозрительным? Если бы у нас была профашистская организация, мы бы не Гимн Советского Союза пели, это уж будьте уверены. Не нужно считать нас недоумками. Про фашизм – это мы проходили. У нас была только одна цель – навести порядок. И мы его навели.

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. И все была довольны вашим порядком?

НОВАЦКИЙ. Мне неудобно вам это говорить, но все не могут быть довольны порядком. Главное, что он устраивал большинство. А об этом у ребят спросите.

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Интересно послушать. Кто начнет? Бронин!

БРОНИН. А что? Нормально было.

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Пуня? Ты, кстати, кем был?

ПУНЯ. Рядовым.

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Нравился тебе порядок?

ПУНЯ. Я уже ответил. Я был рядовым. Если бы капитаном, он бы нравился мне больше. А полковником – так вообще.

АНДРЕЙ. А как тебя избили, поставили на колени и заставили

повторять, что ты чмо, – об этом предпочитаешь не помнить?

ПУНЯ. Если все помнить… Мало ли что бывает. Вот в этом вся разница между нами. Слишком ты себя любишь. Тебе смазали по физиономии – конец света! А если бы ты отнесся к этому нормально – ничего бы и не было.

АНДРЕЙ. Нормально – это как ты?

ПУНЯ. Нормальное – это как все!

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Кто еще хочет высказаться?

ЖЕРДЕВ. Тамара Викторовна, если бы большинство было недовольно, группа бы не стала их сейчас защищать. И у руководителя лагеря можете спросить. Игорь Иванович, у вас были к нам претензии?

ХАЛЯВИН. Я понятие не имел, что у вас там творится. Но в доме всегда была чисто и нормы на поле выполнялись.

НОВАЦКИЙ. Вот видите!

ТАМАРА ВИКТОРОВНА. Значит, их не судить надо, а объявлять благодарность? Что ж, суд и определит, какую благодарность кому. Жердев, ты комсорг, веди собрание.

ЖЕРДЕВ. Тут такое дело. Поскольку возбуждено уголовное дело, нужно ребят исключить из комсомола. Кто «за», поднимите руки.