Заговор патриотов (Провокация) - Левашов Виктор Владимирович. Страница 16

— О нем я и говорю, — подтвердил банкир. Он подвел меня к двери в гостиную и показал на литую бронзовую ручку. — Таких комплектов я заказывал двадцать. Сейчас посчитали — оказалось только восемнадцать. Это мелочь, конечно. Но, я думаю, вы должны об этом знать.

— Спасибо, что сказали, — поблагодарил я его и поспешно откланялся.

Мишку Чванова я застал на задах его подворья. Вооружившись стамеской и киянкой, он конопатил пазы новенького сруба. Банька действительно выглядела очень симпатично.

— Здорово, Серега! — заорал он. — Отдохнул? Молоток! А чего такой смурной? С похмела? Ну, мля! Нас зашил, а сам оттягиваешься? Хитрован ты, Серега, хитрован!

— К тебе банкир из поселка на Осетре приезжал? — спросил я.

— Был, — подтвердил Мишка. — Просил прислать отделочников и кровельщиков.

— Почему же не прислал?

— Но тебя же не было!

— А сам? Не знаешь, кого куда?

— Знаю, конечно, чего тут не знать. Но ты вникни, Серега, я только-только пять венцов уложил — как бросить? Я о такой баньке всю жизнь, можно сказать, мечтал. И только руки дошли — нате вам! От работы и кайф нужно иметь, а не только бабки, согласен?

— Согласен, — кивнул я. — Пошли в дом, есть разговор.

За два года вынужденно трезвой жизни Мишка основательно обновил свою избу, пристроил новые просторные сени. И первое, что я увидел, открывая дверь в горницу, была та самая бронзовая литая ручка из комплекта, который заказывал для своего коттеджа банкир.

— Тебе не кажется, что эта ручка немного не в стиле твоей избы? — поинтересовался я.

— Почему? — удивился Мишка. — Все путем. А что? А, ты об этом. Да брось, Серега. У него этого добра навалом. Не обедняет.

— Он-то не обедняет. А ты?

— А что я? Что я? Чего-то мне, Серега, не нравится твое настроение. Проще надо быть, проще, и тогда люди к тебе потянутся. Любка! — гаркнул он в сторону кухни. — Гость у нас. Серега приехал. Корми!

— Спасибо, я уже всего наелся, — отказался я. — Скажи, Люба, тебе привозили визитки новые русские с Осетра? С просьбой срочно с ними связаться?

— Ну! — довольно агрессивно подтвердила она, бабьим свои чутьем угадав, что разговор предстоит не из приятных.

— Почему же ты мне их не передала? Не позвонила сама? Не попросила позвонить Ольгу?

— У меня только и дел, что бегать и звонить!

— Это заказы, Люба. И мы их упустили.

— Ну, забыла, забыла! Замоталась и забыла! Не может человек забыть?

— Это твоя работа, — мягко напомнил я. — Ты получаешь за нее зарплату. По сто пятьдесят долларов в месяц. Столько же, сколько квалифицированные бригадиры.

— А чего ты на меня орешь? — неожиданно взвилась она, хотя я и голоса не повысил, что потребовало от меня немалого напряжения воли. — Раскомандовался! Привык в армии командовать! Здесь тебе не армия! — Она извлекла из серванта и швырнула на обеденный стол папки с бухгалтерскими документами. — На! Сам разбирайся, если такой умный. Тут и визитки твои гребаные! По сто пятьдесят долларов он мне платит! Благодетель нашелся! А сам сколько гребешь?

— Баба, молчать! — скомандовал Мишка, почувствовав, что дело принимает дурной оборот. — Серега, давай поговорим спокойно. Нормально, как джентльмен с джентльменом.

Я собрал папки с документами и пошел к двери. На ходу объяснил:

— Мы уже обо всем поговорили.

— Нет, не обо всем! — напористо возразил Мишка. — Мы тут с мужиками потолковали. И хотим потолковать с тобой. Серьезно потолковать. Как высокие договаривающиеся стороны. Ты мне друг, Серега, но истина дороже.

— Что ж, приходите, поговорим, — кивнул я.

— Когда прикажешь?

— Часа через два.

— Будем ровно в семнадцать ноль-ноль, как штык, — заверил Мишка.

Добравшись наконец до дома, я сполоснулся в душе, наскоро перекусил и просмотрел визитки. Всех потенциальных заказчиков я знал. И имел представление о том, что в их коттеджах не доделано. Фронт работ был на сотни тысяч рублей. Какое на сотни! На миллионы!

Я убрал бухгалтерские папки в письменный стол и принялся бродить по дому в ожидании прибытия высокой договаривающейся стороны.

В таком состоянии меня и застал прикативший на «мазератти» Артист с радостным известием, что его утвердили на роль второго плана в фильме эстонской киностудии «Битва на Векше».

Высокая договаривающаяся сторона явилась ровно в семнадцать ноль-ноль. Возглавлял ее, понятное дело, Мишка Чванов, а в составе делегации были Костик Васин, мои соседи Артем и Борисыч и зачем-то увязавшийся за ними старый плотник дед Егор, когда-то единственный непьющий во всей деревне, с которым я начинал работать в столярке. По причине физической немощи серьезную работу он делать уже не мог, но глаз у него был ост-рый, нрав придирчивый, он выполнял роль отдела технического контроля, и выполнял ревностно, не обращая внимания на матюги, которыми его обкладывали мои работяги. Никаким авторитетом он не пользовался, и его присутствие в составе делегации можно было объяснить лишь случайностью или несуразицей, каких в деревенской жизни всегда хватает.

Пока мои гости раздевались и разувались в прихожей, я обратил внимание, что на всех добротные кожаные куртки, а на Мишке даже турецкая обливная дубленка, костюмы с галстуками. Только дед Егор явился в привычной для Затопина телогрейке. И когда, старательно причесавшись перед зеркалом, делегация проследовала в гостиную и чинно расположилась вокруг стола, Артист, валявшийся на диване в своем свитерке и выношенных до белизны джинсах, даже присвистнул:

— Ого! Аграрная фракция мухосранской госдумы в полном составе. Здорово, аграрии! Как виды на урожай? Чего не посеем, того и не соберем? А чего не соберем, того не сгноим?

Но делегация не была расположена к шуткам.

— Серега, мы к тебе по серьезному делу, — объявил Мишка. — По очень серьезному. Мы все свои, так? И можем говорить без обвиняков, так? Мы, Серега, не с кондачка пришли. Мы, можно сказать, глас народа — глас Божий. Мы все обтолковали со всеми, и у нас, Серега, полный консенсус.

— Приступай, — поторопил я. — А то в регламент не уложишься.

— Приступаю. Сколько мы получали до кризиса? На круг — по две сотни баксов. Так? А сколько сейчас? Сто пятьдесят — потолок. Поправь меня, если я ошибаюсь. Мы все понимаем: кризис — это кризис. Дефолт и пирамида ГКО. Мы вошли в твое положение. Хоть слово тебе кто сказал? Нет, не сказал. По сто пятьдесят — значит, по сто пятьдесят.

— Долларов, — уточнил я.

— А чего еще может быть? — удивился Мишка.

— Рублей.

— Это не разговор, Серега. За рубли сейчас уже никто не пашет.

— Ну, почему? На свинокомплексе пашут. И получают, насколько я знаю, сотни по три-четыре. Рублей.

— Да там же пьянь голимая! — искренне возмутился Мишка. — Ты что — нас с ними ровняешь?

— Не ровняю, не ровняю, — успокоил я его. — Продолжай.

— Продолжаю. Кризис прошел? Прошел. Рост валового продукта составил один и четыре десятых процента. А мы как получали по полторы сотни, так и получаем. Это мы, бригадиры. А работяги — так те вообще по сто. А ведь пашем не меньше. Как пахали, так и сейчас пашем. Это правильно, по-твоему? Справедливо?

— Правильно и справедливо — не одно и то же, — подал голос Артист.

— А ты меня не сбивай, не сбивай! — повысил голос Мишка. — Ты лежишь на диване и лежи. У нас тут серьезный разговор, посторонних просят не беспокоиться. Твое дело — рекламировать «Стиморол». Вот и рекламируй это говно.

— Если ты скажешь еще хоть одно плохое слово про «Стиморол», я поднимусь с дивана и выбью тебе зуб, — лениво пообещал Артист. — Или два. Это уж как получится.

— Не мешай, — сказал я Артисту и обернулся к Чванову: — Переходи к требованиям. Вы же их сформулировали?

— Да, — подтвердил он. — С учетом всех поправок и предложений с мест. Но сначала скажу про другое. Как ты сам живешь — мы в это не лезем. Ольге ты покупаешь «Ниву», себе — «террано», девчонке — пианино. Приобщать ребенка к музыкальной культуре — святое дело. Но ведь должна быть и социальная справедливость! Правильно я говорю, мужики? — обратился он за поддержкой к членам делегации.