Усадьба толстушки Астрид (СИ) - Грин Агата. Страница 5

Тейг предупредил, что прикончит меня, если буду противиться. Но я же не противлюсь, верно? Я лишь хочу получить свое.

Вернув перо на место, чтобы не запачкать документ, я повернулась к жрецу и сказала:

— Я поставлю подпись, как только мне вернут приданое и назначат содержание.

Вассы уставились на меня как на заговорившую кошку, да и настоятель явно удивился.

— Мы же договорились, — сказал свекор, «ожив» первым, — что приглядим за тобой, Астрид. Ты будешь жить у нас, пока мы не найдем тебе нового мужа.

— Тогда это нужно прописать в документе и указать сроки.

— Неужели ты не доверяешь нам?

— Доверяю, но таков закон.

— И почему это мы должны содержать тебя? — возмутилась Пегги.

— Можете не содержать, — «разрешила» я, — достаточно единоразово выплатить деньги.

— А не жирно будет? — прошипела свекровь.

— Я всего лишь следую букве закона, — ответила я невинно. — Документ должен быть оформлен, как следует, и в нем должно быть указано возвращенное приданое и содержание или отступные.

— С каких пор ты разбираешься в документах? — бросил Тейг, сверля меня взглядом.

— Всегда разбиралась. Бабушка научила.

— Да что она знала, твоя бабка? — фыркнула Пегги.

— Тише, — призвал нас к порядку настоятель и упрекнул Тейга: — Вы заверили меня, что все решено.

— Все и решено, — процедил мой пока еще супруг. — Астрид получит свое приданое назад.

— Придется возвращаться за ним, — сказал свекор.

— Можете выплатить мне отступные вместо приданого, — предложила я.

Насупившись – хотя его лицо и так почти всегда хмурое – Тейг потянулся к прицепленной к поясу сумке и процедил:

— Сколько?

Тейг не сообщил Астрид, за сколько продал бабушкину усадьбу, но я знаю, что она стоила не меньше шестидесяти золотых ренков – Фиона Лорье часто хвасталась своим имуществом. Но потребовать шестьдесят золотых я не могу: Вассы при всем старании не потянут – поиздержались, а точнее, сыночек их поиздержался, стараясь выбиться в «благородные». Да и Пегги на кухне часто жаловалась, как быстро улетели деньги за усадьбу.

Одно ясно точно: если я запрошу всю сумму, мне развода не видать. Да и половину мне Вассы не вернут, не смогут, и тогда развод затянется. А мне это надо? Лучше получить меньше, зато поскорее отправиться в свободный полет. И нервы целее будут.

— Двадцать золотых ренков, — ответила я.

— Ско-о-о-олько?! — выдохнула Пегги. — Ополоумела?

— Ты столько не стоишь, — заявил «муж».

— Моим приданым были не только платья, тарелки и домашний скот, но и бабушкина усадьба, — напомнила я. — Поэтому я еще мало прошу.

— Алчность женщину не красит, — вставил жрец.

— Как и бедность, — сказала я.

Было ли мне страшно оказаться в чужом мире в окружении ненавидящих и не одобряющих меня людей? Да, очень. Но оставаться с Вассами больше попросту небезопасно и невыгодно. Я уже не умираю от отравления, у меня есть немного денег на еду и ночлег, и если я поднажму, то получу еще и приятную сумму на жизнь.

— Хорошо, — согласился Тейг. — Ты получишь свои двадцать золотых ренков, Астрид. Отец настоятель! — повернулся он к жрецу. — Через пару дней мы вернемся, и на этот раз препятствий к разводу не будет – это я вам обещаю.

Последние его слова прозвучали зловеще, я четко уловила в них намек на то, что меня или запугают до полусмерти, либо хорошенько отделают. Многие люди звереют, когда дело заходит о деньгах, а Вассы и так не шибко добрые.

— Тогда встретимся в храме через два дня, — сказала я. — Так как я больше не жена тебе фактически, то и ночевать с тобой не буду.

— Нет, ты еще пока что моя жена, — надавил Тейг, вероятно, уже предвкушая, как будет учить меня уму-разуму.

— Никто тебя не гонит, — поддакнул ему свекор. — Возьмем несколько комнат в гостинице по соседству.

— Мне нужно побыть одной, поплакать. Это все так больно и ранит, — вздохнула я и опустила притворно печальный взгляд.

— Астрид, — сквозь зубы проговорил муженек, и я, быстро взглянув на него, заметила, как у него на лбу набухла вена, — не дури. Ты пойдешь с нами!

Неожиданно меня поддержал жрец:

— Все правильно, девица должна ночевать одна, — сказал он.

Тейг весьма недобро поглядел на настоятеля: ты чего, мол, собака?

— Пусть выплачется и побудет пока при храме, — ответил ему «собака» и добавил многозначительно: — Так будет лучше.

Мне эта многозначительность не понравилась, зато Тейгу – да, и он уже спокойнее сказал:

— Хорошо, отец настоятель. Мы вернемся через два дня.

Поклонившись жрецу, он вышел из комнаты; его родители, испепелив меня взглядами, тоже поклонились и вышли. Лишь когда за Вассами закрылась дверь, я позволила себе тихонько выдохнуть.

Настоятель же спросил, глядя на меня в упор:

— Ты бесплодна?

— Может, боги еще дадут мне шанс, — уклончиво ответила я.

— Следуй за мной.

Отец Бенедикт – так зовут жреца-настоятеля – отвел меня к храмовому лекарю. Тот разворчался, что не обязан осматривать женщин, но все же под суровым взором Бенедикта сдался и провел осмотр. Я сказала, что несколько дней назад чем-то отравилась, и жрец с лекарем, переглянувшись с многозначительным видом, стали быстро обсуждать что-то на древнем ренском. Когда обсуждения закончились, лекарь сказал, что сварит мне полезного питья, а отец Бенедикт отвел меня в келью, узенькую комнатушку с топчаном, столом и стулом.

Там, в келье, мне велено было подумать о своем нехорошем поведении и грехах, ведь не просто так боги не дали мне детей, а муж бросил. Я вздохнула, голову опустила, вид расстроенный приняла, а когда осталась одна, решила использовать время с пользой, то есть отдохнуть и набраться сил.

Вскоре мне принесли гороховую кашу с хлебом и питье от лекаря. Кашу и хлеб я съела с удовольствием, а питье от греха подальше вылила в ночной горшок, стоящий под стулом. Наевшись, я почувствовала сонливость, заснула и благополучно проспала до самого утра.

Разбудил меня стук в дверь – это юный послушник мне снова питья и каши принес, а также предупредил, что ко мне зайдет отец Бенедикт.

Я как смогла привела себя в порядок (кстати, чепчик очень удобная вещь, когда надо спрятать сальные волосы) и решила прикинуться слегка заторможенной, так что сонный вид сыграл мне на руку. Пришедший жрец посмотрел на меня внимательно и, как мне кажется, остался доволен моим помятым видом. Он принялся ругать меня, причем начал аж с моей бабушки. Фиона Лорье, дескать, была той еще распутницей, и неудивительно, что боги наказали тебя, ее внучку. Кровь ваша дурная, тела слабые, род почтенный продолжить не можете.

— Герцогиня ты, что ли, чтобы за себя золото просить? — негодовал жрец. — Ты руки Вассам целовать должна, что они так добры с тобой были, содержали все это время. А уж муж твой – само благородство! Другой бы взял да спустил с лест… — почтенный настоятель осекся, облизал губы и закончил: — Другой бы выгнал и дело с концом, а рэнд Васс-младший все сделал по закону. Боги все видят! Жадность может погубить!

Так-так, кажется, жрец чего-то от меня хочет, раз так насел из-за денег и стращает.

— Я попросила ровно столько, сколько мне потребуется на жизнь, отец настоятель, ведь я останусь совсем одна. И еще я хочу немного пожертвовать храму, — сказала я.

— Что ж, — сразу сбавил тон жрец и пригладил и так «прилипшие» к голове жирные остатки волос. — Зря ты боишься, дитя мое, я сам позабочусь о тебе. Девица ты образованная, читать и писать умеешь, и хотя кровей не голубых, но хлебопашцев у тебя в роду тоже не было. Тебя с радостью возьмут служанкой в хороший дом, который я тебе подыщу.

— Как вы добры! Не знаю, как благодарить вас! — воскликнула я, глядя на жреца с благодарностью.

— Отец-Айр велит нам, мужчинам, заботиться о женщинах, — проговорил он в ответ. — Так что я просто выполняю свой долг.

Я еще раз поблагодарила настоятеля, и он, достигнув своей цели, удалился довольным.