Россия: народ и империя, 1552–1917 - Хоскинг Джеффри. Страница 19

Один за другим города северо-восточной Руси присоединялись к движению, посылая деньги и войска, помогли ополчению также Строгановы и некоторые монастыри.

То, как создавалось движение, демонстрирует значение богатства, получаемого Москвой из Волжского бассейна и новых северо-восточных территорий, а также потенциал мирских собраний, которые в самом начале реформ пытался узаконить Иван IV. Как сказал историк Платонов, то было движение «земской Руси, церкви, земли и традиционных местных собраний против разобщённости и иностранного господства».

Во главе ополчения встал воевода Дмитрий Пожарский, успевший отличиться в боях против поляков. Пожарский обосновался в Ярославле, большом городе на Волге недалеко от Москвы, и учредил временное правительство во главе с Мининым, получившим титул «избранный всем народом». Из Ярославля ополчение пошло на Москву и изгнало поляков из столицы. Военный совет разослал по всем городам приглашения прислать «лучших, самых разумных и достойных людей» с мандатами в «Совет всея земли» для выборов царя. Около пятисот делегатов из всех земель от Белого моря до Дона, представлявших бояр, духовенство, купцов, казаков, посадских людей и «чёрных» (не крепостных) крестьян, собрались в Москве. Общая победа так и не прекратила раздоры, из-за которых Русь столь долго пребывала в состоянии анархии: ссорились между собой казаки и дворяне, бояре продолжали распри и настаивали на своих привилегиях, некоторые поддерживали иностранных кандидатов. Последние, однако, были отвергнуты «за многие несправедливости». Всё же сошлись на том, что новый монарх должен быть русским и православным.

7 февраля 1613 года Собор избрал новым царём шестнадцатилетнего Михаила Романова. Выбор иллюстрирует всеобщую жажду стабильности, желание восстановить то состояние дел, которое можно было бы назвать «нормальным». Михаил был старшим сыном в семье, состоявшей в близком родстве с Рюриковичами, и таким образом, ближайшим наследником монарха. Для придания законности выбору распространили историю о том, что Фёдор Иванович, последний из Рюриковичей, вверил корону и скипетр дяде Михаила. Романову не предъявили никаких условий: династическое сознание одержало верх над стремлением установить предел монархической власти, для чего складывались идеальные условия. Делегаты, как оказалось, собрались не для того, чтобы предъявить кандидатам какие-то связывающие их условия, а с тем, чтобы заявить о своём желании подчиниться тому, кто будет избран.

Величайшее для страны испытание показало — народ Московии ощущает свою уязвимость и делает выбор в пользу династического, наследственного и самодержавного правителя. Силы, стремившиеся к единству — дворянство, горожане, духовенство, «чёрные» крестьяне, — одержали верх над теми, кто выиграл бы от раздоров и несогласия: над боярами, казаками и крепостными. Моральную, финансовую и организационную поддержку движение получило на севере и востоке, то есть в землях, наименее пострадавших от опричнины, в которые почти не проникло крепостное право.

Всё случившееся показало, что в момент глубочайшего кризиса русские смогли действовать сообща, на время позабыв о разногласиях, клановых социально-экономических интересах, и вновь утвердили себя в качестве потенциальной нации. Нижегородское ополчение с крайней подозрительностью относилось к боярам и казакам, но, тем не менее, сотрудничало с представителями и той и другой группы, когда это было необходимо ради общего дела. Итоги кризиса подтвердили — русские идентифицируют себя с сильной властью, поддерживаемой православной церковью и не ограниченной каким-либо договором или грамотой, опасаясь, что это может привести к расколу страны и противостоянию различных социальных групп. Морин Перри привёл немало фактов о том, что в Смутное время простой народ мечтал о «добром» и «справедливом» монархе, который защитит его от угнетателей.

И всё же выборы нового царя не означали простого возвращения к старым московским обычаям. Прежде всего, Смутное время ослабило бояр так, как это не удалось даже Ивану Грозному. Некоторые из них продолжали играть в политике определённую роль, но исключительно благодаря своему присутствию при дворе и службе царю. Возросло влияние дворян, а это через несколько десятилетий привело к окончательному установлению крепостного права, узаконенного новым Уложением 1649 года.

В то же время был нанесён первый серьёзный удар по вотчинному государству. Московия в Смутное время напоминала имение, чей хозяин умер, не оставив завещания: родственники, слуги, работники из-за наследства затеяли драку, к которой присоединились и соседи. Но затем земля впервые заявила о себе как о реальности, основанной на местных выборных органах управления, и избрала нового хозяина, продемонстрировав, что государство — не просто вотчина. Платонов даже утверждает, что «старинный вотчинно-государственный быт уступал место новому, более высокому и сложному — государственно-национальному».

Как показали следующие три десятилетия, всё было далеко не так, но движение в этом направлении началось.

Церковный раскол

Успешное разрешение кризиса Смутного времени в огромной степени способствовало укреплению позиций православной церкви, доказавшей, что в период национального расстройства именно она способна поднять народ на общее дело и оказать финансовую помощь возрождению. Кроме того, Михаил Романов, будучи в момент прихода к власти молодым человеком, во многом полагался на своего отца, митрополита Филарета, который в 1619 году стал патриархом и фактически до самой смерти в 1633 году оставался соправителем. Некоторое время казалось, что самодержавие и патриаршество стали партнёрами, причём патриарху отводилась роль старшего.

Однако сама церковь переживала поворотный период, связанный с распространением новых религиозных идей, идущих с Запада в условиях, когда ещё была жива память об ужасах иностранной интервенции. Наиболее грозной опасностью представлялся контрреформаторский католицизм Польши, проникавший через униатскую церковь. К середине XVII века сформировалось реформаторское движение, которое стремилось достигнуть высокого интеллектуального уровня католиков, очищая православную церковь от побочных обычаев и распространяя её учение среди простого народа.

В 1630-х годах группа приходских священников, называвших себя ревнителями благочестия, начала агитировать в пользу проведения радикальной церковной реформы. Ревнители благочестия были обеспокоены широким распространением в народе пьянства, разврата, языческих обрядов и суеверий. Причину подобных явлений они видели в низком образовательном и моральном уровне духовенства, небрежном проведении ритуалов церковной службы, что, по их мнению, препятствовало постижению рядовыми прихожанами подлинной сути веры. В особенности ревнители благочестия критиковали практику многогласия, когда различные части богослужения осуществлялись одновременно. Ревнители рекомендовали усилить дисциплину, регулярно поститься, поднять значение таких таинств, как причащение и исповедь.

Эта реформаторская программа — нечто общее с протестантизмом XVI века в Европе — в то же время твёрдо уходила корнями в традицию митрополита Макария и с гордостью признавала религиозную миссию Москвы. Священники этого направления привлекали внимание зажигательными, страстными проповедями; особенно отличался протопоп Аввакум, некогда заволжский крестьянин, ставший неистовым защитником традиционных, простых русских ценностей, противопоставляя им западную хитрость. Его обличения мирских пороков, свойственных пастве, вызывали ненависть многих. Ревнители пользовались влиянием в патриархии и при дворе, особенно после болезни царя Алексея Михайловича в 1645 году. Его личный духовник, Степан Вонифатьев, так же симпатизировал ревнителям благочестия, как и два главных советника, Борис Морозов и Фёдор Ртищев.

Ещё одним бывшим заволжским крестьянином, вознёсшимся на волне движения ревнителей благочестия, был мордовский монах Никон, весьма внушительная фигура, ближайший друг царя Алексея и митрополита Новгородского. В 1652 году он стал патриархом, приняв титул «великого государя», и пользовался реальной мирской властью во время отсутствия царя, как, например, в 1654 году, когда началась война с Польшей.