Росток (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 29
Часть 2
Глава 6
167, октябрь, 2
— Раз ромашка, два ромашка… — бормотал себе под нос ведун детскую песенку, возясь со стекляшкой.
В воде, чтобы без пыли.
Из-за чего время от времени приходилось протирать заготовку тряпицей и осматривать.
Рядом стояла почти каноничная ацетиленовая лампа. Медная. Сверху бачок с водой. Снизу — камера с карбидом кальция[1]. Простенький регулятор «капельницы» и трубка, выходящая к горелке. Ну и медный отражатель.
Все предельно просто, грубо и «колхозно» выколочено и спаяно. Даже вместо цивильных пробок — деревянные чопики. Но вполне работало.
Сам карбид кальция изготовили в доработанной купольной печи. Большая интенсивность дутья и предварительный подогрев сделали свое дело[2]. Температура в ней заметно возросла. Поэтому в маленьких тигельках все стало получаться.
Так-то, может, и не взялся бы за это дело, но он устал в темноте или полутьме глаза ломать. Вот и решил попробовать.
Получилось.
Давая ему в арсенал дополнительную «золотую» технологию…
Собственно, он много экспериментировал с купольной печью. В том числе и со стеклом, делая пробные плавки мелкого речного песка. Температура в ней была вполне пригодная, но вот перемешивания явно не хватало. Из-за чего страдала однородность материала.
Поэтому он плавил.
Выбирал.
Снова плавил.
Пока не догадался переплавить уже получившееся стекло обычным образом — в горне. Помешивая. А потом медленно остужая.
Свинца его ромейский купец привез прилично. Так что наделать оксида не представлялось проблемой — просто расплавь его да собирай пленку с поверхности. Которая оксидом и являлась.
С содой пришло повозиться.
Он еще с прошлого года время от времени замачивал золу водой, а потом выпаривал и прокаливал эту жижу. До самого конца XIX века такую штуку называли поташ, лишь позже выяснив, что там содержится не только карбонат калия, но и натрия. В разных пропорциях, в зависимости от породы дерева.
Беромир разделял их достаточно просто. В корчагу с закипевшей водой он сыпал этот порошок до тех пор, пока тот не переставал растворяться. После чего нес эту корчагу в ледяной ручей, идущий от родника, и остужал.
Сода выпадала в осадок. Весьма чистая. А собственно поташ — оставался в растворе. Да, доля соды получалась не очень высокая, но даже десять-двадцать процентов от изначальной массы вещества — это очень и очень прилично. Ее ведь Беромиру больше взять неоткуда. А купец не привез. Не понял.
Добавляя же соду и оксид свинца в мелкий, просеянный и промытый песок, он получал весьма приличный состав стекла. А главное — с низкой температурой плавления. Так что, переплавляя его в горне и помешивая, он с третьей попытки сумел получить подходящий материал — приличный и относительно однородный кусок прозрачной стекляшки. Да, с оттенком. Но это не важно. Ему требовалась большая лупа, а не высокое качество цветопередачи. Просто для того, чтобы глаза не ломать, возясь с мелочевкой. Вот ей он сейчас и занимался. Полируя с помощью простейшей оснастки.
Профиль ведун выбрал наугад. В принципе, фокусное расстояние его не сильно волновало. Какое получится, такое получится. Подстроиться можно. Главное, чтобы она в принципе имелась.
А полировка в этих реалиях выглядела отдельной формой ада.
Долгой.
И мучительной.
Но он держался. Впереди маячила весьма вероятная необходимость возиться с кольчугами. Что без яркого освещения и большой лупы грозило проблемами с глазами. Серьезными. Да и не только с ними. Хорошая лупа — очень полезная вещь. Первый шаг к микроскопу. А он… о! Он позволяет натурально взорвать мировоззрение местных жителей…
— Дорогой, — произнесла Злата, подойдя сзади и обняв.
— Что-то случилось? — охотно отвлекшись от рутинной и очень нудной работы.
— Купец ромейский показался. Возвращается.
Беромир немедленно это дело закончил. Встал. Потянулся. И пошел облачаться. Да и ученики зашевелились. С ними все было проговорено много раз. Поэтому каждый знал, что надобно делать. Сложное и провокативное шоу продолжалось…
Арак был мрачен как никогда.
Пройдя по населенным пунктам, он встретил полное подтверждение слов Милы. Его людей повыбили. А даже те, кто раньше хотели втереться в доверие, держались теперь отстраненно и осторожно.
Сдали ему дань житом.
Поторговали с купцом. Притом скромнее обычного.
И все.
Вежливость сохраняли, но было видно — смотрят волком. И ладно бы в одном поселении. Нет. Такая ситуация наблюдалась всюду. Он не был трусом, но у Арака от этих взглядов порой мурашки по спине бегали.
Что-то произошло.
Что-то изменилось.
И он был уверен — это как-то связано с этим странным и до крайности дерзким ведуном…
— Ты чаво глядишь сычом? Аль кручинишься об чем? Аль в солянке мало соли? Аль бифштекс недоперчен? — поинтересовался Беромир с порога. По-русски, разумеется, озвучив фрагмент сказа «Про Федота-стрельца, удалого молодца».
Арак ничего не понял, но напрягся. Даже слегка побледнел.
Стихотворные формы на незнакомом языке звучали пугающе. Словно заговоры или чародейства какие. Тем более такие складные и ритмичные.
— Рад тебя приветствовать, — сохраняя всю ту же до омерзения благодушную улыбку, перешел на местный язык Беромир. — Ты хвораешь? Занедужил?
— Я здоров.
— А чего такой хмурый? Может, зубик болит? Так ты скажи. У меня есть ладные клещи — вмиг вырву. И настой я хитрый делаю. Пару кружек выпьешь — даже и боли не почуешь. Хоть все зубы по очереди дери. Кстати, ты не против?
— Да не болит у меня зуб!
— Точно?
— Точно!
— Жаль. Я, как сделал летом клещи, все хочу кому-нибудь зуб вырвать. А у всех они разом прекратили болеть. Ну что за люди? Как так можно? А хочешь, сестрица моя травами тебя отпоит? Чтобы всякую хворь отогнать. Или не травами. Слышал, как в лесу шептали? Скушай заячий помет. Он ядреный, он проймет. От него бывает мрут, но, а если выживают, то до старости живут. — продолжил он сыпать цитатами из произведения о приключениях Федота-стрельца.
— Слушай, что тебе от меня надо? — напряженно спросил Арак, попятившись назад. Ему эта настырность совсем не нравилась. ОЧЕНЬ.
— Помочь хочу. Честно. И сестра хочет.
— У тебя же сестру набежники угнали.
— А у меня еще есть. Старшая. Сам недавно узнала. Вон, видишь, рядом с Милой и Златой стоит.
— Неужто ведьма? — нервно сглотнул Арак, глянув на нее. Облик Дарья поддерживала что надо — любой местный сразу понимал — не простой человек. А ежели баба какая так вырядилась, то что? Правильно, ведьма она. Али Мары, али Зари. Но последние старались особо не выделяться, так что вывод роксолан сделал сходу и правильный. Беромир же его подтвердил:
— Так и есть. И травками отпоит, и на небесный суд проводит. На все руки мастерица.
Арак немного взбледнул.
Ведьмы Мары ему тут только не хватало.
И отказавшись от всяких угощений, даже воды, отошел поближе к кораблю, стараясь ничего не трогать. Слухи об этих ведьмах ходили один другого страшнее. Особенно у них — в степи.
Дарья же, увидев реакцию сармата, лишь улыбнулась. Да так многообещающе, что тому еще сильнее подурнело.
— Он точно не хворает ничем? — поинтересовался Беромир у подошедшего купца. — А то еще нас всех заразит какой пакостью прилипчивой.
— Укачало. На волне, чай не на коне. Тут иная привычка надобна.
— И то верно. Может, кваса? Сестрица удивительный квас сделала.
— Нет! — излишне нервно воскликнул Арак.
— Ну нет, так нет. — пожал плечами Беромир. И обращаясь к купцу, спросил: — Ну как, опробовал компас?