Дьявола не существует (ЛП) - Ларк Софи. Страница 41

Сейчас мы вступаем в финал. Являюсь ли я ценным активом — королевой для своего короля? Или всего лишь пешка, которую Коул не может пожертвовать?

Я все жду, когда чувство вины одолеет меня.

Люди, которых Коул убивал раньше, были для меня безликими аватарами. Я никогда не встречала никого из них. Большинство, казалось, заслужили то, что получили.

Рэндалл другой.

Я знала его. Мы сидели за одним столом. Ели ту же еду. Я знала его любимые спортивные команды, имена его сыновей. Какие фильмы ему нравились, и даже как он хрюкал и пыхтел, когда трахал мою мать.

Я ненавидела близость между нами, но она была. Я знала его как человека, как мужчину.

И я видела, как он умер. Стоит ли мне его жалеть?

Вчера вечером я почувствовала некоторую жалость, в тот момент. Видя его седые волосы и его жалкое попрошайничество.

Но поскольку я знаю Рэндалла, я прекрасно понимаю, как мало добра жило в нем. Я не могу припомнить ни одного случая доброты ко мне. Ни одного, даже когда я был очень маленьким. Что бы он ни давал, он давал неохотно. Сердито. Потом всегда тыкаешь этим мне в лицо, повелеваешь надо мной.

Он был мелким тираном.

Кого-нибудь волнует, когда голову тирана надевают на пик на городских воротах?

Кто-нибудь пролил слезу?

Я конечно не плачу.

Фактически, когда я встаю с кровати, я чувствую себя чистой и целой. Немного легче, как будто я сбросил груз, о котором даже не подозревал.

Я вылетаю из комнаты и спускаюсь по лестнице в поисках Коула.

Я нахожу его на кухне, готовящего свой обычный завтрак.

Приятно каждое утро начинать день с одного и того же приема пищи. Зная, что вы контролируете предстоящий день.

Он передает мне мой латте, свежий и безупречно приготовленный. Коул никогда бы не налил в чашку молоко и кофе. Все, что стоит делать, стоит делать хорошо. Он совершенствует свое искусство, даже если это искусство — всего лишь латте.

Я пью напиток, обнаженный под шелковым халатом. Ощущаю ткань на коже и ясный утренний свет, струящийся через окна.

Коул стоит за стойкой, рукава закатаны до предплечий, влажные волны волос аккуратно зачесаны назад.

Он выглядит как человек, готовый работать.

Я говорю: — Если мы действительно собираемся это сделать, то ты прав, мне нужно быть готовой.Чтобы все мне рассказать. Расскажи мне, как ты познакомился с Шоу.

16

Коул

Я знал, что мне придется объяснить все это Маре, но я боялся этого.

Я не часто испытываю сожаление. На самом деле, один из немногих случаев, когда я когда-либо чувствовал это, была ночь, когда я облажался с Марой, и она ушла с вечеринки с кем-то другим.

Раньше я ни о чем не сожалел о Шоу.

Теперь… мне бы хотелось поступить по-другому.

Я смотрю из кухонного окна на яркие, сверкающие воды залива, не наблюдая за проплывающими мимо лодками, а вместо этого визуализируя плоские зеленые лужайки и низкие современные здания Калифорнийского института искусств.

Затем я говорю Маре: - Это был мой первый год в художественной школе. Моя мать умерла. Мой отец был мертв. Мой дядя умер. Я был сиротой, одиноким в этом мире.

- Мне это не казалось странным, потому что я всегда был один. Вокруг меня толпились люди, привлеченные внешностью, деньгами и обаянием, которое я мог выключать и включать по своему желанию. Но мне все эти люди казались одинаковыми и не похожими на меня. Я был волком в мире, который, казалось, почти полностью состоял из оленей. Особенно после того, как Рубена не стало.

- Ты, наверное, знаете, что CalArts — маленькая школа, всего тысяча учеников. Некоторые из них надеялись на карьеру в кино. Тим Бертон был знаменитым выпускником, о чем нам напоминали практически каждый день.

- Я сомневался, что он был популярен, когда действительно присутствовал на мероприятии. Художественная школа ничем не отличалась от других мест, где я учился. Люди не стали вдруг возвышенными просто потому, что мы изучали искусство. Здесь действовали те же правила, что и везде: деньги, связи и стратегия имели такое же значение, как и сама работа.

- Все правила уловок также применимы. Одноклассники, такие как Валери Уиттакер, всегда получали самые прямые инструкции от профессора Освальда, потому что он любил склоняться над ее холстом, когда она носила один из своих облегающих свитеров с глубоким вырезом.

- Это раздражало некоторых учеников мужского пола в классе. Я думал, что это вполне естественно. Валери использовала все оружие из своего арсенала. Она была талантлива, одна из лучших в классе, и мне показалось забавным, как она обвела профессора вокруг своего мизинца.

- Все профессора в школе сами были работающими художниками. Они с почтением отзывались о Дэмиене Херсте и Каре Уокер всего мира, но не могли скрыть зависти к тому, что им самим не удалось стать одними из великих, вместо того, чтобы зарабатывать себе на жизнь обучением избалованных детей из семей, достаточно богатых, чтобы позволить себе обучение.

- Если бы ты была действительно бедны, ты могла бы поступить в Калифорнийский университет искусств на стипендию. Так было и с Аластором Шоу.

Несмотря на то, что она ждала его представления, Мара слегка поморщилась, услышав его имя, неосознанно прикоснувшись к шраму, идущему вдоль ее левого запястья.

- Он мне сразу не понравился. Не потому, что он был беден, а потому, что он продолжал настаивать на обратном.

- Невозможно притвориться богаче, чем ты есть. С тем же успехом вы могли бы оказаться в центре Кении и попытаться убедить масаи, что вы один из них.

- Аластор был ужасным лжецом. Его некомпетентность раздражала меня больше, чем сама ложь. После рождественских каникул он вернулся в школу в часах Rolex, которые были явно поддельными. Он продолжал показывать его всем, не понимая, что Rolex — это Макдональдс роскошных часов. Даже настоящий не произвел бы впечатления в нашей школе.

- Он еще не научился снискать расположение людей. Никто его особо не любил. Он был не таким, каким вы его знаете сейчас. Тогда Аластор был пухлым, луноликим, неуклюжим. Всегда пытаюсь подлизываться к популярным ученикам, особенно ко мне.

— Он действительно был? — удивленно говорит Мара.

- О, да. После первого семестра он избавился от очков, но у него по-прежнему была ужасная кожа, прическа, как у инселя, и он носил футболки размером с палатку с отвратительной яркой графикой…

Я делаю паузу, посмеиваясь про себя.

- На самом деле, теперь, когда я об этом думаю, эти футболки могли стать источником вдохновения для всей его эстетики.

Мара хмурится, гораздо более глубокий источник сочувствия, которым она обладает, отвлекает ее от неизбежного конца этой истории.

-Мне почти жаль его , — говорит она.

- Не. Не жалей никого из нас. По крайней мере, пока ты все не услышшь.

- Аластор зациклился на мне с самого начала. Он пытался поставить свой мольберт рядом с моим. Поговори со мной между занятиями. Садись рядом со мной во время обеда.

- Потребовалось несколько ударов, я унизил его перед другими студентами, прежде чем он отступил. Даже тогда он всегда наблюдал за мной. Всегда рядом.

- Ты, наверное, поймешь, то Аластор узнал во мне что-то знакомое. Те, кто не чувствует нормального диапазона эмоций, лучше замечают, когда улыбка появляется на секунду позже или когда она не полностью охватывает все лицо. Мы учимся имитировать симпатию, интерес, юмор… но, как и в случае с Rolex Аластора, некоторые подделки лучше других.

- Он пытался намекнуть, что мы похожи друг на друга. Что у нас могут быть общие интересы. Я резко его закрыл. Я не хотел думать, что я похож на кого-то. Особенно не он.

- Аластор еще не выработал свой собственный стиль. Он подражал профессорам и другим студентам. Иерархия талантов в наших классах быстро стала очевидной: я был на вершине вместе с Валери Уиттакер и еще несколькими. Аластор колебался между серединой и низом, в зависимости от того, у кого он писал в ту или иную неделю.