Дьявола не существует (ЛП) - Ларк Софи. Страница 5

У меня в голове не укладывается, что кто-то может разгуливать в наряде, который для меня означает годовой заработок. То есть я знала о существовании дорогой одежды, но никогда раньше не прикасалась к ней.

Она ощущается по-другому во всех отношениях. Здесь по-другому пахнет. Я попала в другой мир - мир привилегий, где цифры теряют смысл, и ты просто проводишь карточкой по карману, чтобы получить все, что захочешь.

Коул даже не смотрит на ценники. Он хватает все, что попадается ему на глаза, перекладывая одежду через руку. Не успеваю я моргнуть, как появляется продавщица и с напускной вежливостью говорит: — Могу я открыть вам примерочную, сэр?

Коул передает ей одежду, а сам направляется к следующему стеллажу. Он осматривает каждую коллекцию опытным взглядом, выбирая верхнюю и нижнюю одежду, платья и пальто.

Я даже не пытаюсь ему помочь. Я напугана и нахожусь в противоречии. Я всегда хотела зарабатывать деньги, но никогда не представляла себя использующим их. У меня слишком много обид на богатых, чтобы поверить в то, что я стану одной из них.

Кроме того, я не богата. Я продала всего одну картину.

А вот Коул богаче некуда. И, очевидно, планирует потратить на новый гардероб гораздо больше денег, чем я ожидала.

Я хватаю его за руку, бормоча: — Эти вещи слишком дорогие.

Он берет меня за руку и тянет к примерочной.

— Ты ничего не знаешь о деньгах. Это недорого — это мелочь.

От этого мне становится только хуже.

Экономическая пропасть между мной и Коулом гораздо шире, чем все остальные наши различия. Мы оба жили в столетних домах Сан-Франциско, но мой был заплесневелой хибарой, а его - настоящим дворцом. Чем больше я погружаюсь в его мир, тем больше убеждаюсь, как мало я в нем понимаю, находясь на расстоянии. Он знает всех в этом городе, всех, кто имеет значение. Они боятся его, они обязаны ему одолжениями.

Он может одним щелчком пальцев добиться того, чего я не смогла бы сделать и за сто лет. Даже люди, не знающие фамилии Блэквелл, как эта женщина, ожидающая нас, попадают под чары непринужденной уверенности, которая подсказывает им, что Коул - ценный человек, которому нужно подчиняться.

Я никогда не была ценным человеком.

Ни для кого.

Даже для моей собственной чертовой матери, единственного человека на этой планете, которому должно быть на меня наплевать.

У меня были друзья, но я никогда не была самым важным человеком в их жизни, солнцем в их солнечной системе.

Как бы погано это ни звучало, но первым человеком, который по-настоящему заинтересовался мной... был Коул.

Временами его внимание может быть принудительным и эгоистичным. Но я все равно хочу его.

Человек, который никогда ни о ком не заботился, зациклился на девушке, на которую всем наплевать.

В каком-то извращенном смысле мы созданы друг для друга.

И это чертовски пугает меня. Потому что я еще не познала всего того мрачного, что совершил Коул. Если нас тянет друг к другу... что это говорит обо мне?

Я всегда подозревала, что могу быть не очень хорошим человеком.

Я старалась делать правильные вещи. Я старалась быть доброй, отзывчивой и честной. Но это никогда не приводило меня к успеху. Может быть, потому что люди видели, что мне приходится стараться, что я никогда не была хорошей от природы, без усилий.

Как только я пошла в школу, то поняла, что я странная. Дело было не только в слишком маленькой одежде или в том, что мой пакет для ланча представлял собой пластиковую сумку для продуктов, в которой изо дня в день лежал один и тот же пакет с чипсами. Я никогда не ела чипсы, потому что тогда мне нечего было бы взять в школу в пакете.

Другие дети были бедными. Во мне было что-то более уродливое, что-то, что отталкивало других детей. Из-за этого они шептались обо мне за спиной и избегали меня на переменах.

Я всегда думала, что это грусть. Или истории, которые рассказывали дети, те немногие случаи, когда кто-то приходил ко мне домой, встречался с моей мамой и видел, как мы живем.

Теперь я думаю... что дело было во мне.

Рэндалл увидел это в тот момент, когда мы встретились. Мне было всего семь. Взрослый мужчина не должен так сильно ненавидеть маленькую девочку.

— Что случилось? — спрашивает Коул, подмечая мои личные мысли со своей обычной жуткой точностью.

— Я сюда не влезаю, — бормочу я. — Эта раздевалка больше, чем моя квартира.

— Ты больше не живешь в этой квартире, — говорит Коул. И тут, поскольку я уставилась на ковер, он берет меня за лицо и заставляет посмотреть ему в глаза. — Ты заслуживаешь быть здесь, как никто другой. Больше, чем кто-либо. Ты талантлива, Мара, чертовски талантлива. Ты уже звезда. Все остальные еще не знают этого, но я знаю. Ты будешь создавать искусство, которое заставит людей думать, плакать и сгорать от зависти.

Если бы это сказал кто-то другой, я бы решила, что он просто пытается меня подбодрить.

Коул не говорит ничего хорошего.

Я полюбила его искусство еще до того, как увидела его. Оно говорило со мной задолго до нашей встречи. Его мнение важно для меня больше, чем чье-либо еще.

Мои глаза горят, все лицо пылает. Я не могу позволить себе заплакать, потому что не хочу делать ничего, что заставило бы Коула думать обо мне хуже.

Все, что я могу сделать, - это сжать его руки и сильнее прижать их к своему лицу, пока боль не вернет меня на землю.

Коул говорит: — А теперь примерь эту чертову одежду и насладись собой - потрогай ткань, она великолепна... ты оценишь ее как никто другой.

Amore - Bebe Rexha

Натягивая первое платье, я понимаю, что Коул прав. Он всегда прав.

Одежда ласкает мою кожу. Они облегают мое тело, словно созданы для меня: одни тяжелые и успокаивающие, другие легкие и парящие. Богатство, мягкость материала... то, как он облегает, растягивается и развевается вокруг меня, словно одежда живая, словно она влюбилась в меня... Я никогда не испытывала ничего подобного.

У Коула безупречный вкус. Кажется, он интуитивно понимает, какие цвета и силуэты подходят мне больше всего. Он выбрал насыщенные драгоценные тона, в основном однотонные ткани, несколько принтов. Украшения - вышивка в деревенском стиле или роскошная драпировка - ничего, что могло бы меня поцарапать или вызвать раздражение. Он не выбрал ничего, что заставило бы меня почувствовать, что я играю в светскую львицу. Это все богемный стиль с влиянием винтажа. Он знает меня. Он знает, что мне нравится.

Я собиралась позволить ему купить мне всего несколько вещей, но в его руках оказываются вещи, каждая из которых настолько прекрасна, что я не могу выбрать между ними. Мини-платья с рукавами-колокольчиками, крестьянские блузки, кожаные юбки, джинсы с вышивкой...

Мне тоже приходится перестать смотреть на ценники, чтобы не свести себя с ума.

Когда он приказывает продавцу оприходовать все это, я поворачиваюсь к нему, заставляя себя встретиться с ним взглядом, хотя мне очень стыдно. Я никогда не собиралась принимать от кого-либо благотворительность. Я всегда говорила себе, что я сильная и независимая, что я могу сама о себе позаботиться.

— Спасибо, Коул, — смиренно говорю я. — Не только за одежду... за все, что ты для меня сделал.

— Чувствуешь благодарность, да? — говорит он, и его темные глаза лукаво блестят.

— Я… — отвечаю я, уже жалея об этом.

— Тогда почему бы тебе не оказать мне небольшую услугу в ответ?

О боже.

— Какую?

— Не волнуйся, это будет весело.

Идея Коула о веселье приводит меня в ужас.

Он ведет меня обратно в раздевалку, хотя я уже примерила всю одежду.

Я стараюсь, чтобы мой пульс был в пределах легкой пробежки, а не спринтерского бега.

— Что мы делаем?

— Успокойся, маленький Караваджо. Я просто хочу, чтобы ты надела кое-что для меня.

Он протягивает мне нечто, похожее на маленький кусочек резины - мягкий, изогнутый, размером с мой большой палец.

— Что это?