Танго Один - Лезер (Лизер) Стивен. Страница 41

Отдавая приказ убить Марти Клэра, он не колебался. На его месте Клэр поступил бы так же. Таковы правила игры. Ты остаешься со своими друзьями, пока они не предадут тебя. И тогда возмездие неотвратимо. Клэру это было хорошо известно. Он прекрасно понимал: стоит только разговориться — и жизнь окажется на грани. И тем не менее выбрал этот путь, рассчитывая за предательство получить награду — жизнь по программе защиты свидетелей, зато без решеток на окнах и татуированных мужиков, предлагающих сыграть в душевой в «подними кусок мыла».

Ден задумался: а как расценивает свое положение Шарки? Он должен был предвидеть реакцию Донована. Но возможно, надеялся, что статус Танго Один заставит Дена остаться на Карибах, или рассчитывал на то, что Карлос Родригес сделает всю грязную работу за него. Тем не менее Шарки просчитался. Месть будет быстрой и решительной. И профессиональной.

Донован приехал домой на следующее утро. Вошел через черный ход, набрал код, отключающий сигнализацию, прошел на кухню, чтобы выпить кофе. Молоко в холодильнике прокисло, поэтому он вылил его в раковину и сварил черный кофе.

Потом направился в кабинет, постоял, разглядывая картину, маскирующую сейф. Лодка качалась на ветру, небо розовело. Слева на горизонте виднелся Нью-Йорк девятнадцатого века. Доновану никогда не надоедало смотреть на картину.

Он сел за стол и вытащил один из мобильных телефонов, которым еще не пользовался. Набрал номер в Соединенном Королевстве, тот, что дал ему Грегов. Ответила женщина с русским акцентом. Она сообщила, что Грегов помогает грузить один из самолетов; если Донован подождет, его позовут.

Донован закинул ноги на стол и тихо насвистывал, пока на линии не возник Грегов.

— Ден, рад слышать.

— Привет, Грегов. Не был уверен, что застану тебя.

— Мы завтра улетаем. Грузим сейчас самолет. Сорок тысяч кило еды и лекарств. Люблю землетрясения, Ден. Мой хлеб с маслом.

— Когда вернешься? — спросил Донован.

— На следующей неделе. Встретимся?

— Возможно. Я попытаюсь разобраться с финансами, потом свяжусь с тобой. Восемь тысяч кило, да? И три тысячи, о'кей?

— Верно, всего двадцать четыре тысячи, с учетом расходов — двадцать пять.

Донован приподнял бровь. Двадцать пять миллионов долларов США. Он прикинул, как бы вел себя Грегов, знай он реальное положение Донована. Однако сделка, предложенная Греговым, была очень заманчивой — это ответ на все его молитвы.

— Кажется, недорого, Грегов.

— Конечно, они мои друзья. Армейские приятели. Я вытащил их из нескольких передряг в Афгане, они у меня в долгу. Их плантации бог знает где — если б это было близ крупного города, цена бы удвоилась. За пределами повышается в десять раз. Недорого, потому что по моей протекции. У тебя ведь нет других мыслей?

— Нет, конечно, нет, — подтвердил Донован, стараясь говорить более уверенно, чем чувствовал себя на самом деле.

— Хороший парень, — резюмировал Грегов. — У тебя есть номер банковского счета?

Донован ответил утвердительно.

— Когда будешь готов, позвони Майе по этому номеру. Она свяжется со мной даже в воздухе. Все будет отлично, Ден. Законы капитализма, а?

— Точно, — согласился Донован.

В этот момент в дверь позвонили. Ден открыл и увидел на пороге Маури Голдмана с высоким блондином лет тридцати, одетым в дорогой темно-синий костюм и серую рубашку. Вид у мужчины был спортивный: он поигрывал мышцами под пиджаком, пока Донован смотрел на него.

— Ден, познакомься с Джеми Фуллертоном, — представил незнакомца Голдман.

Фуллертон протянул руку, Донован изо всех сил сдавил ладонь, глядя на Фуллертона, но тот выдержал его взгляд. В этом не было испытания на силу, однако Ден почувствовал, что Фуллертону есть что показать. Донован продолжал сжимать руку, Фуллертон не уступал ему, потом почти незаметно кивнул.

— Приятно познакомиться, мистер Донован.

— Мистер Донован — мой дорогой старый папочка, он умер. Я Ден, — ответил он, приглашая их в дом. Похлопал Голдмана по плечу и закрыл дверь. — Выпьете кофе?

— С удовольствием, — ответил Фуллертон.

Голдман кивнул. Донован провел их в кухню, сделал три чашки кофе, извинившись за отсутствие молока. Голдман и Фуллертон сели за сосновый стол.

— Маури сказал вам, чего я хочу? — спросил Донован.

— Вы хотите продать вашу коллекцию как можно скорее, — ответил Фуллертон. — С этим не должно быть проблем.

— Я показал Джеми твой список, — вставил Голдман. — Он уже переговорил с несколькими потенциальными клиентами.

— Надеюсь, вы не возражаете, мистер Донован, — сказал Фуллертон. — Ден, — поправился он с улыбкой. — Я думал, раз время поджимает, вы хотите, чтобы я поторопился.

— Никакой гонки, — возразил Донован. — У вас есть связь с покупателями?

— Некоторые из картин я могу продать прямо сегодня, другие мне придется показать. Могу я привести сюда клиентов, чтобы они посмотрели на них?

— Лучше не надо, — возразил Донован. — При всем уважении к вашим клиентам я не хочу, чтобы чужие люди шатались по моему дому. К тому же у меня нет помощников, чтобы проследить за ними.

Фуллертон слегка улыбнулся:

— Тогда только один выход: позволить мне вынести отсюда отличные произведения искусства стоимостью два миллиона фунтов. Если вы согласны...

Донован посмотрел на Фуллертона, пытаясь понять, что он собой представляет. Тот был преисполнен уверенности, которая граничила с высокомерием, и смотрел на Донована с гордо поднятой головой, словно готовый к битве. К тому же в его глазах было такое выражение, словно он развлекался, получал тайное удовольствие от мысли, что может привести в дом Дена чужаков. Чувствовалось в его улыбке что-то акулье. Хотя в целом парень был привлекательный, и Донован не сомневался, что Джеми Фуллертон разбил не одно сердце.

— Не уверен, что мне это понравится, — ответил Донован.

— А как насчет того, чтобы перевезти их в мою галерею? — предложил Голдман. — Моя страховка прикроет их. Любой заинтересованный сможет прийти и посмотреть.

Донован кивнул:

— Отлично, Маури. Спасибо.

Он поднял в знак согласия чашку с кофе.

— Не хочу влезать не в свое дело, но вы считаете страховку хорошей идеей? — тихо спросил Фуллертон.

Донован сузил глаза:

— В каком смысле?

Фуллертон поморщился, словно ему претило то, что он собирался предложить.

— Да ладно, Джеми, говори, — настаивал Донован.

— Разве это не очевидно? — спросил Фуллертон. — Они застрахованы, верно? Зачем выносить их на рынок? Вы же должны знать людей.

— Должен? — холодно переспросил Донован.

Фуллертону стало явно не по себе. Голдман избегал смотреть на них и сосредоточился на полке с вином.

— Если вы не знаете, то я знаю, — продолжал Фуллертон. — В галерею вломятся, заберут картины, вы потребуете страховку и через несколько лет получите ее всю, до малейшего пенни.

Голдман моргнул, однако продолжал смотреть на стену, словно его жизнь зависела от этого.

— Вы знаете, кто я, Джеми?

— Конечно.

— Уверены? Потому что если вам известно, с кем имеете дело, вы должны соображать, как отреагируют копы, узнав, что меня ограбили. Во-первых, они припрутся ко мне домой без предупреждения. Во-вторых, сдается мне, они перевернут небо и землю и докажут, что это инсценировка.

Фуллертон заерзал на стуле:

— Глупая мысль. Простите.

Донован улыбнулся:

— Ладно, по крайней мере вы творчески мыслите. При других обстоятельствах это могло бы пройти, но сейчас... Мне приходится быть тише воды ниже травы. Я хочу продать все честно и получить наличные.

Голдман оторвал взгляд от стены.

— Наличные? — переспросил он.

— Наличные или чеки. Завтра.

— С этим туго, — вставил Фуллертон.

— Только так, — настаивал Донован.

— Чеки выписывать на вас?

— Нет, обналичить.

— Банки с неохотой обналичивают чеки, — заметил Фуллертон.