"Та самая Аннушка", третий том, часть первая: "Гонка за временем" (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич. Страница 31
— Оставь его, — сказал я Аннушке. — Я такое не раз видел. Человек слишком много пережил, слишком многих потерял. Перегорел. Бывает. Имеет право, в конце концов.
— Вот именно, — кивнул мне врач. — Имею.
— А ты всерьёз, ну, про Ушедших? — спросила Аннушка.
— Так мне объяснили там, откуда эти дети.
— Чёрт, ты там был? В том сраном срезе, откуда Костлявая?
— Да, и мы даже с тобой там встречались. Мельком.
— Стоп, я привозила туда Калеба, он искал дочь. Та послала рыжего мудака, сказала, что у неё теперь другой папа, и уехала со Слоном. Умненькая девочка была уже тогда. Но тебя я там не видела.
— Забей, — отмахнулся Док, — я тогда иначе выглядел. А что касается Ушедших… Как я понял, этими детьми должны были их накормить. Праздничный обед вернувшимся. Или они были наживкой, на которую Ушедшие должны были клюнуть, чтобы их вытащили на поверхность. Или ритуальной жертвой во славу их. Я слышал разные версии от местных и приглашённых экспертов, но все они сходились в том, что Ушедшие вот-вот вернутся. Причём именно туда, чем-то это место им близко. Детишек удалось вытащить, спасибо Костлявой и её клану, но ты сама прекрасно понимаешь, что на этом ничего не закончилось. Если Мироздание, как ты говоришь, не любит отпускать на свободу своих акторов, то снова свести меня с этими детишками — худшая из возможных идей. Может быть, именно такого триггера не хватает, чтобы всё понеслось в жопу, пылая и хохоча. Так что извини, но я пас. В Мультиверсуме есть и другие педиатры.
— Ладно, как скажешь, — вздохнула Аннушка. — Спасибо, что помог с Дашей.
— Это мой врачебный долг. Но ты мне вот что скажи, вы хорошо знаете эту девушку?
— Э… — озадачилась Аннушка. — Пожалуй, что нет. Несколько дней как познакомились.
— И всё равно притащили ко мне?
— Эй, она помирала, а до тебя было ближе, чем до Альтериона, да и не факт, что её бы там приняли. У меня не так много знакомых медиков, я ж не болею. А в чём вопрос?
— Она вся в шрамах. Спина, ягодицы, ноги. Очень старые, старые, новые, почти зажившие и совсем свежие. Живого места нет. А ещё ей сделали обрезание.
— Чего сделали? — удивился я. — Это же у евреев и для мужиков, разве нет?
— Да, интимный гигиенический пережиток быта южных кочевых народов, — кивнул Док, — но есть и женский вариант. Я воздержусь от медицинских подробностей, с вашего позволения.
— Но нафига?
— Вкратце, чтобы женщина не получала удовольствия от процесса. Забеременеть и родить это не мешает. Практиковалось в некоторых диких патриархальных культах, может, практикуется и сейчас, не знаю. Но у девушки не кустарная процедура, а хирургическая операция. Варварская по сути, но технически безупречная. Не знаю, кто это сделал, но он определённо не желал ей счастья в личной жизни. Сказать, что Нагма была шокирована, увидев такое, — это ничего не сказать. Её до сих пор трясёт.
— Вот сука! — сказала с чувством Аннушка.
— То есть ты знаешь, кто это сделал? — уточнил Док.
— Да. Её мать.
— Которая воткнула ей в спину нож для льда?
— Она самая.
— Надо полагать, с психикой при такой наследственности тоже не всё хорошо?
— Не то слово.
— Тогда ты понимаешь, почему меня интересует вопрос, не притащатся ли за ней неприятности.
— Могут, — признала Аннушка. — Но, скорее всего, сильно не сразу. Время оклематься будет. Девушка самоходная и гиперактивная, так что, думаю, как только будет в состоянии, уберётся отсюда. Ты же не выкинешь её за дверь?
— Пока она моя пациентка, нет. Но я не психиатр.
— Она более-менее вменяема. В целом. Чаще всего. Почти всегда.
— Звучит чертовски успокаивающе.
— Ну, извини, так вышло. Буду должна. Слушай, у меня есть ещё вопрос.
— Задавай, — кивнул Док, подбрасывая в камин полено.
— На том заседании Ареопага, где твоя дочь смешала с говном своего биологического папашу, Калеба… Не, я не в претензии, — отмахнулась она, — там как раз однородная масса и вышла. Я про другое. Вы туда прибыли с Лейхеротом и Мелехримом Теконисами, тесной такой компашкой. Не будь обстановка такой нервной, я бы удивилась: они же друг друга на дух не переносят! Не скажешь, как так вышло?
— Прости, мне было не до них, — пожал плечами врач, — думал только о дочери. Но мне показалось, что при несомненных идеологических разногласиях на практическом уровне они вполне между собой контачат. Не удивился бы, узнав, что у них есть общий бизнес.
— А как тебя вообще угораздило связаться с этой парочкой?
— Я работал на Лейхерота. Точнее, на него работал, да и сейчас работает, Слон, а я просто входил в команду.
— Так вот кто его «постоянный наниматель»! — всплеснула руками Аннушка. — Ничего себе, как всё закручивается! И как тебе Лейх?
— Он протащил меня через ад, чтобы получить красивый шарик.
— Это какая-то метафора?
— Это буквальное изложение событий. Им нужен был сенсус определённой структуры, меня использовали для его генерации. Видимо, иначе нужного накала событий не выходило. До недавнего времени я считал произошедшее чередой несчастных случайностей, но Слон как-то услышал лишнее и поделился. Всё было идеально срежиссировано, от первой и до последней смерти всех, кто был мне дорог. Если бы я знал это тогда, то убил бы всю их компанию.
— А теперь, значит, остыл?
— Они не думали, что я вспомню. Кроме того, Лейхерот потом спас мою дочь, наврав на Ареопаге. Сказал, что она больше не дисруптор, и ему поверили.
— Так она, выходит, не пережгла потенциал об Калеба? Всё интереснее и интереснее…
— Его нельзя «пережечь», это её суть. Но с тех пор до нас никому нет дела, и за это я Лейха… нет, не простил. Такое не прощается. Но я не буду искать его, чтобы убить. Что прошло, то прошло, я уже не граф Морикарский, и в итоге у меня на одну дочь больше.
— Вот тут не поняла…
— Неважно. Та линия стёрта, её не было, остался только слоистый шарик. Я его даже держал в руках, очень красиво. Кровь, слёзы, огонь, горе, счастье, боль, любовь, ярость, смерть, смерть, смерть, ничто. Заглядение… Думаю, они неплохо на нём заработали. На мой скромный процент мы почти достроили новый дом. А почему ты спросила про Лейхерота?
— Мы с ним сейчас решаем кое-какие задачи. Пытаюсь понять, не получу ли нож в спину, как Даша.
— Вряд ли в спину, — пожал плечами Док. — В спину бьют те, кому в лицо неловко. Ему неловко не бывает, у него всегда есть цель, которая оправдает любые средства.
— Жаль, что ты не с нами.
— Это не моя история, а твоя. Моя закончилась, в твоей мне делать нечего.
— Может, ты и прав, — упрямо ответила Аннушка. — Но у вас в срезе есть поговорка, одна моя подруга её очень любила. «Желающего идти судьба ведёт, не желающего — тащит».
* * *
Даша пришла в себя утром. Сначала очень напряглась, что лежит в незнакомом месте, но наше появление успокоило её раньше, чем она попыталась удрать.
— Мамка явилась живёхонька, — сообщила она нам. — Но злая как весь трындец, с одним глазом и почти без сил. Я не могла не рискнуть. В процессе разнесли её домашнюю тюрьму, так что, может быть, кто-то ещё сбежал, всё польза.
— У неё есть личная тюрьма? — спросила Аннушка. — А кто там сидел?
— В смысле, кроме меня, когда я «плохо себя веду»? Без понятия. Она со мной не делилась секретами. Это такое место, откуда не свалить даже через Изнанку, только через дверь. На стене пластинка, к ней надо руку прикладывать, но только мамкину, ничья другая не катит. В обычной-то тюрячке меня хрен запрёшь. В общем, мамку я в конце концов ушатала, подтащила за руку, открыла дверь, и тут-то она меня в спину… Жива, значит, оказалась. Если потом всё-таки сдохла, то я этого уже не видела, не до того стало. Спасибо, что не бросили, я так себе спутница, знаю.