Тайными тропами (СИ) - Осипов Игорь. Страница 46

Девушка закрыла глаза и пробормотала тихую молитву Небесной Паре, а затем и пречистой Акве, орошающей землю своими слезами. Акве всегда лучше молиться в тумане, ибо говорят, что тогда богиня возлежит на земле, раскинув в разные стороны свои белые волосы.

За спиной послышался громкий возглас монашки. Аврора открыла глаза и неспешно обернулась.

Из кареты спрыгнул на траву баронский дуэнья. Коснувшись земли, он выругался на своём языке и захромал. Ещё бы, дракон, когда тащил за собой на верёвке, сильно вывернул пришлому стопу, и чудо, что вовсе не оторвал. Это же дракон-демон, он всё может.

Вслед за дуэньей из повозки выскочила сестрица Стефани.

— Ты должен вернуться! — возмутилась монашка, зазвенев колокольчиком на шее. В руках было мокрое полотенце.

— Я не телёнок! — огрызнулся дуэнья, коего баронский племянник звал прапором.

— Ты ничем не лучше. Дай ногу, грешный!

— Нет! Ты сама говорила, что лечила только коров!

— Люди тоже скот, только двуногий. Я знаю. Я несколько раз была на вскрытии. У людей те же потроха, что и у коровы! И молитвы Тауриссе благосклонны к людям и скоту одинаково!

— Живым не дамся! — завозмущался дуэнья и похромал прочь.

Аврора улыбнулась. От монашки, решившей вылечить больного, даже здоровый не убежит. К тому же сестрица очень легко перешла на фамильярность, но оно и понятно. Дуэнья же неблагородный и потому по чину ниже монахини.

Девушка вздохнула и неспешно расстегнула дублет и рубаху. Утренний ветерок сразу обнял за талию и лизнул нагую грудь. В бездну приличия. Толка от них никакого.

Когда в траве, в трёх шагах от девушки, тихо зашуршало, Аврора выпустила из руки знак Небесной Пары, повисший на шее, на длинной цепочке, потом перехватила пистоль в левую руку и достала из ножен тонкую трёхгранную шпагу-мышеколку. Матушка не раз говорила, что только тот решает, что делать с монетой, кто в руках её держит. Остальные могут лишь нести бред умалишённого и глупо мечтать. И баронской монеты нет.

Медленно приподняв шпагу, чтоб кончик острой стали оказался чуть правее линии взгляда, а рукоять у самого виска, девушка застыла, как благоволящий роду рыжий лесной хищник, что замер перед прыжком на добычу, а затем сделала резкий выпад.

Из травы послышался писк, и Аврора, не убирая клинка, присела на одно колено, разглядывая источник писка — обычную мышь-полёвку. Девушка не пронзила добычу шпагой, лишь придавила, и лис внутри неё вскипел азартом, требуя добить жертву. Но Аврора сделала вдох и придержала себя, хотя внутри всё затряслось, как у пьянчуги при виде кувшина с вином в чужих руках — лис требовал свою дань — крохотную душонку грызуна.

— У меня ничего нет, значит, ничего и не потеряю, — шёпотом проговорила Аврора и прищурилась. Грызун бился в панике, пытался укусить и царапался. Убить его — оказать честь покровителю.

Девушка криво улыбнулась и неспешно надавила на клинок. Сталь окрасилась красным и вошла в сырую землю, проткнув насквозь маленький комок меха. Непроизвольный выдох, вырвавшийся из груди, подтвердил, что дань принята. Аврора придавила тушку грызуна кончиком сапога и потянула на себя испачканную кровью шпагу. Затем убрала пистолет, протёрла клинок тряпицей и закинула в ножны.

Девушка вернулась к карете и принюхалась к запахам горелой каши с копчёным мясом, целебных зелий, полевых трав, свежего навоза, дыма от костра и пороха.

Ах да, порох.

Девушка села на траву, достала из патронташа пустую гильзу и покрутила перед глазами. Нет, она не просто так хотела спросить про эту хитрую вещицу. Говорят, халумари умеют их начинять заново. Да и жалко выкидывать столь полезную штуку.

— Ро-Ро! — раздался рядом голос братца. Он тоже лис и потому сумел подобраться незаметно.

— Что?

— Стол накрыт. Изволь позавтракать, сестрица.

Аврора встала и обошла карету. А наскоро сбитый из досок стол был накрыт обильно. Словно не среди полей на краю дороги, а в родном имении. И посуда серебряная, и несколько бутылок вина посередине, и горшок с похлёбкой на резной деревянной дощечке. И даже сухари, что были вместо хлеба, и те на медном блюде, застеленном полотенцем.

— Ты бы застегнулась, — усмехнулся Ми-Ми, засовывая за ворот краешек большого белого полотенца и садясь на раскладной стульчик хитрой работы умелых мастеров. Даже в лесу братец был верен приличиям.

— Не. Хо. Чу, — по слогам проронила девушка, со стуком поставила на скатерть гильзу и взяла ложку. Но потом появился племянник барона, который держал в руках небольшую шкатулку из плотной бумаги и что-то похожее на пистоль с очень широким и при этом забитым заглушкой стволом. Взгляд барончика остановился на распахнутой одёжке Авроры, а потом медленно-медленно, словно через силу, поднялся выше. На лице его милости не отразилось ничего: ни насмешки, ни похоти. Лишь тень грусти.

— А я тоже к столу принёс, — проговорил его милость и открыл шкатулку, из которой достал маленькие стеклянные кубки очень тонкой работы с золочёным краем.

Аврора посмотрела на брата, а затем баронского племянника. Ну почему так получается? Почему, как только решаешь быть благосклонной к этому чужаку, как вмешивается провидение? И даже этой ночью, вдали от всех проклятых мест, помешала старушечья тварь. Неужели боги действительно против?

«Почему⁈», — прокатила вскипающая злость.

— Что-то не так? — тихо спросил Дмитрий, достав бутылку с прозрачным халумарским пойлом и уставившись на девушку.

Аврора закусила губу и резко встала, отчего одежда распахнулась, обнажив тугую грудь. И под этой грудью, часто и шумно вздымающейся и опускающейся, как кузнечные меха, горел огонь негодования, раскалив докрасна щёки. Аж веснушки перестали быть видными.

— С вашего позволения, — проронила девушка и добавила: — Пойду готовиться к предстоящей дуэли.

Взяв из кареты часть доспеха, направилась к реке. И даже почти бежала, подгоняемая клокочущими внутри гневом и обидой, отдающимися гулкими ударами сердца.

У самого берега быстро скинула с себя одежду, застегнула поверх голых рук латные наплечники, налокотники и наручи, а следом надела латные перчатки. Выхватив из лежащих на траве ножен боевую шпагу, вошла в прохладную воду. Речка оказалась немного глубже, чем казалась, и крохотные волны бились чуть выше колен.

Аврора сделала глубокий вдох, тряхнула головой и сделала выпад, подняв тучу брызг, которые сразу же оросили железо. Был бы на ней сейчас дублет, промок бы, а затем долго сох. Мерзко быть мокрой.

Девушка вернулась в стойку и сделал ещё один выпад. Вода мешала ногам, заставляя их трудиться, да и латные перчатки утяжеляли руки, делая то же самое. Нет, конечно, можно и на берегу, в полном доспехе, но после тренировки одёжка будет мокрая и липкая от пота, словно в ней купались, и всё равно придётся раздеваться. А так надо будет всего лишь стряхнуть воду с железа.

Выпад. Возврат в стойку. Укол. Рубящий удар сверху. Затем наискосок снизу. И сразу защита от клинка сверху.

Ноги поднимали пахнущие водорослями брызги, а под стопами чувствовалась твёрдая галька.

Шаг, ещё шаг, отскок.

А потом всё заново. И по многу раз.

Стройное сильное тело, покрытое тем мягким и благородным загаром, что отличает воительницу и от почти чёрных, обгорелых от дневного света, жары и труда в поле крестьянок, и от бледных обитательниц монастырских обителей, блестело в лучах вставшей из-за горизонта Небесной Пары. Огненно-рыжие косы быстро намокли, а чёлка выбилась из-под ободка и липла к лицу.

— И зачем я тебя, Ми-Ми, послушала⁈ — закричала Аврора, а затем замерла и опустила взгляд, прислушиваясь к своему тяжёлому дыханию и вглядываясь в своё отражение, разорвано в клочья речными волнами.

Раньше всё было просто. Взяла менестреля, усадила на колени, увела в опочивальню. Но почему, когда решила завоевать барона, боги против? Почему всё всегда мешает? И почему не звал в ночи к себе, когда был случай? Неужели она, дочь древнего рода да Вульпа, живущего под покровительством Огненной Лисы, недостойна? Она же не чернь!