Дорога любви - Ли Эйна. Страница 30

– Не пейте много, – предупредила она. – Я принесу свежей воды.

Она отставила стакан и приложила руку к его лбу. Лоб был такой горячий, что измерять температуру не было смысла.

Кин закрыл глаза.

– От вашей руки так хорошо, мэм.

– Если вы не хотите вызвать доктора, то позвольте хотя бы взглянуть на вашу рану, сэр, – попросила Кэтлин. Он слабо кивнул, и она спросила: – А где ножницы? Надо разрезать рубашку.

– Ножницы? Никогда в них не нуждался. Мой… нож… – начал было он, но вдруг потерял сознание.

Когда Кэтлин разрывала рубашку, ее руки дрожали. Похоже, рана была ножевая. Она уже начала воспаляться, спекшаяся кровь засохла толстой коркой.

Кэтлин пыталась разыскать что-нибудь для перевязки. В одном из ящиков стола она наткнулась на бутылку виски, в другом обнаружила карболовую кислоту и бинт, которые Томас давал Кину еще во время прошлого ранения.

Промыв и перевязав рану, Кэтлин накрыла раненого простыней, схватила кувшин и направилась к двери, чтобы принести свежей воды.

Спустившись с лестницы, Кэтлин сообразила, что лошадь Кина так и стоит нерасседланной, без воды и пищи. Она отвела ее в стойло, и конюх обещал о ней позаботиться.

Затем Кэтлин вернулась к себе, наполнила кувшин свежей водой и поспешила обратно в комнату Кина. Он лежал в том же положении.

Она налила немного воды в таз и стала вытирать влажной тканью бледное, перекошенное от боли лицо.

Затем приложила мокрую тряпку к его горячему лбу, сняла с него ботинки. Теперь надо было осторожно освободить Кина от брюк. Для любой юной дамы подобная задача связана с известными моральными проблемами, для Кэтлин же эти проблемы осложнялись ее чувствами к человеку, который не был связан с ней узами церкви, то есть, бесспорно, греховными. Мысленно попросив у Бога прощения, Кэтлин расстегнула ремень и стащила брюки.

С наступлением ночи стало заметно холодать, и Кэтлин укутала Кина в шерстяное одеяло. Всю ночь он метался в забытьи, так и не приходя в сознание. Опасаясь, что, сорвав повязку, он может снова потерять много крови, Кэтлин не решалась его покинуть. Она постоянно прикладывала к его лбу мокрую ткань, смачивала водой пересохшие губы.

С рассветом, когда стало видно, что Кин немного успокоился, Кэтлин сочла, что ей следует удалиться. Она подошла к изголовью и несколько минут нежно смотрела на лицо спящего. Затем погладила его щеку и отвела со лба прядь волос.

Поддавшись соблазну, она наклонилась и нежно поцеловала его в губы. Затем выскользнула за дверь и вскоре была уже в своей палатке.

Тем временем сознание медленно возвращалось к Кину. Он отчетливо почувствовал прикосновение к своему лбу чьих-то прохладных пальцев и затем легкий поцелуй нежных губ. Кто это мог быть? Кэтлин?

Он приоткрыл глаза – в комнате никого не было. Он лежал совершенно один. Должно быть, после кошмаров ночи к утру у него начались волшебные сны. И Кин снова закрыл глаза, уплывая в приятную дремоту.

Днем Кин просыпался несколько раз и, хотя лихорадка не прошла совсем, чувствовал он себя намного лучше. Однако рана начала гноиться, и, навестив его на следующий день, Кэтлин решила, что нужно сделать припарку. Когда вода в чайнике закипела, она, обхватив ручку полотенцем, понесла его в комнату.

Кин удрученно посмотрел на нее.

– Миссис Рафферти, вы не так сильны, чтобы таскать такой чайник, да еще по лестнице. Вы можете к тому же и ошпариться.

С тяжелым вздохом она поставила свою ношу на пол и, засучивая рукава, ответила:

– Мне нужно много горячей воды, мистер Маккензи, а подогреть я ее могу только в чайнике.

Он лишь улыбнулся в ответ на такую решительную отповедь, столь необычную для этой застенчивой женщины. Кэтлин и сама себе удивилась. Она знала, что за подобный тон ее муженек немедленно бы пустил в ход кулаки.

Кэтлин смутилась, ее щеки залил румянец. Она поспешно стала наливать в таз воду, затем села у кровати.

– Откуда у вас эта рана? – спросила она.

– Потерял бдительность, и краснокожий воткнул в меня нож.

Она поняла, что больше ничего не услышит об этом случае, хотя он чуть не стоил Кину жизни. Закончив процедуру, Кэтлин вновь обработала рану и наложила свежую повязку.

Кин молча смотрел, как она приводит в порядок комнату – быстрыми и точными движениями, и это зрелище ему было явно небезынтересно. Но потом его веки утомленно опустились, и он снова погрузился в сон.

В этот же день она принесла ему тарелку тушеного мяса с ломтиками свежеиспеченного хлеба. Но Кин ничего не хотел, кроме кофе.

– Вы должны восстановить силы, мистер Маккензи, – попыталась она уговорить его. – Хорошее питание для вас очень важно. – И она поднесла ложку к его рту.

Этот довод показался Кину достаточно весомым.

– Я приму ваше средство, но только вместе с вами, – ответил он, пытаясь передразнить ее ирландский акцент. И заглянул ей в глаза. – Я съем ровно столько, сколько и вы.

Ее синие глаза улыбались.

– Вы сам черт, Кин Маккензи.

– Вы угадали, миссис Рафферти.

Она присела на кровать и протянула ему ложку. Но Кин остался неподвижным. Тогда она, слегка поколебавшись, отправила кусок мяса себе в рот. Только после этого пациент начал подкреплять свои силы. То же самое произошло и с хлебом. Вскоре все, что приготовила Кэтлин Рафферти, исчезло, и Кин снова откинулся на подушку и закрыл глаза.

Так же вместе Кэтлин и Маккензи обедали и в последующие дни, и Кину удалось добиться того, чего не удавалось Мичелину Дэннехи, – Кэтлин Рафферти начала есть три раза в день.

В субботу, когда Кэтлин снимала белье Кина с веревки, перед ней вырос Майкл Рафферти.

– Ты рано сегодня, Майкл, – изумилась она.

– У нас кончились рельсы, – буркнул он. Увидев брюки Кина в корзине для белья, он сдвинул брови и сжал кулаки. – Постой-ка, жена. – Он внимательно посмотрел на брюки. – Это не мои штаны.

Кэтлин пришла в замешательство:

– Я… взяла немного белья.

Рафферти уставился на нее мрачным взглядом.

– Взяла белье. Чье? О чем ты говоришь, жена?

– Мистера Маккензи, – тихо произнесла она. – Он ранен и платит мне за то, что я за ним ухаживаю. – Последнее было ложью, но Кэтлин знала, что в человеческую жалость ее муж не верит.

Он крепко схватил ее за руку.

– Платит тебе? Чем это он тебе платит, шлюха?

– Майкл, пожалуйста, ты делаешь мне больно. И у тебя нет оснований так меня называть.

Он ударил ее по щеке так, что она упала.

– Не ври мне, шлюха. Я видел, какими коровьими глазами ты всегда на него смотришь. – Кэтлин попыталась подняться, но он шагнул к ней и снова ударил. – О нем я позабочусь сам, – прохрипел он.

– Пожалуйста, Майкл, прошу тебя, не устраивай сцен, – взмолилась она, поднимаясь на колени и хватаясь за его ноги.

– Я должен был понять это раньше, сука. Кэтлин подняла руки, закрываясь от нового удара. Рафферти схватил ее за волосы и потащил, сопротивляющуюся, к дивану.

– Таких сук, как ты, учить можно только так, – отрывисто бросил он, притягивая ее к себе, и с силой впился в ее губы.

Она все еще пыталась освободиться, и он снова ее ударил, сильнее и злее, чем раньше. Затем, взвыв от ярости, поднял – легко, словно она была совсем невесомой – и бросил на диван. Кэтлин зарыдала, и он снова обрушил на нее удар своего кулака.

– Хватить хныкать, ты, поганая сука, – прорычал он, срывая с нее одежду. – Ты получаешь то, что заслужила.

Сделав то, что хотел, он натянул брюки и, не удостоив ее взглядом, покинул палатку в поисках дальнейших удовольствий.

Кэтлин плакала, свернувшись в комочек на диване. Боль и глубокое отчаяние охватили ее.

Глава 12

Томас и Роури обвенчались в маленькой церквушке Ларами, их свидетелями были Дэвид и Барбара Селлер.

Глаза Роури стали влажными, когда Томас обвязал ее палец золотистой свадебной лентой своей матери, которую он всегда носил с собой вместо цепочки для часов.