Дорога любви - Ли Эйна. Страница 44
Она задрожала, ей показалось, что каждый нерв отозвался на присутствие Томаса. И каждый нерв ненасытно жаждал еще больших ощущений, ей уже не хватало этих лихорадочных, страстных поцелуев.
В этот момент Томас поднял голову и увидел в ее приоткрывшихся глазах страсть и приглашение. И он решительно привлек ее к себе. И снова она приоткрыла губы, которые были тут же закрыты его нежным и теплым ртом.
Роури чувствовала, что совсем не владеет собой. Наверное, она просто сошла с ума. Когда-то ей хотелось показать себя сдержанной в своей любви к нему, но все переживания последних дней сломали ее маску, и сейчас она отзывалась на его ласки бурно, почти яростно, и это еще больше разогревало страсть Томаса.
Их языки переплелись, они вели свою дуэль все время, пока он и она поспешно освобождались от одежды. Это даже нельзя было назвать любовью, скорее это было стремление мужского и женского начала слиться воедино.
Его губы скользнули по ее груди, она обхватила ногами его спину и, взяв в руки его восставшую плоть, приблизила к себе. Он перекатился на спину, и теперь уже она лежала на нем, широко раздвинув ноги. Ее ставшие крайне чувствительными соски посылали по телу сладостные волны от прикосновений к волосам на его груди.
Его рот снова вернулся к ее груди – к одной, затем к другой, что доставляло ей удивительное наслаждение. Затем она вытянулась во весь рост, для того чтобы вобрать в себя новое чувство – его и своей наготы в их тесном соединении друг с другом.
Его рука скользнула вниз, и она издала стон, когда он коснулся ее лона. Она обхватила его, чувствуя, как ее захлестывает наслаждение, и их тела начали ритмичный танец, который скоро достиг своей кульминации.
Затем он привлек ее голову к своей, прижался своим ртом к ее губам, и она чуть не лишилась чувств от этого долгого поцелуя. Обессиленная, Роури упала ему на грудь.
Немного успокоившись, она соскользнула с него и откинулась на спину. Затем поднялась и стала натягивать платье.
– Что-нибудь случилось, Роури? – спросил Томас.
Обычно после занятий любовью она чувствовала сонливость и усталость, но сегодня ее нервы были на пределе. О сне не могло быть и речи.
– Не знаю, думаю, просто беспокойство. Но для того, чтобы собраться с мыслями, другой комнаты у меня нет. Она стянула платье и вернулась в кровать. Некоторое время Роури просто лежала на своей половине кровати, положив под голову руки.
– Что-то не дает тебе покоя?
Она повернулась и откинула со лба волосы.
– Что ты имеешь в виду?
– Наверное, тебя беспокоят мысли об отце.
– Не знаю, почему ты так решил, – резко ответила она, резко потому, что он был абсолютно прав и сказал то, в чем ей не хотелось признаться самой себе.
– Тебе не дает покоя этот случай?
– Ну, если уж ты сам завел об этом речь, я думаю, тебе стоило вести себя иначе. Разве была необходимость направлять на него револьвер?
– Нет. Думаю, нет. Мне нужно было дать им повесить невинного мальчика.
– Я не про это, и ты прекрасно меня понимаешь, – сердито возразила она.
– Он сделал бы это. И вы стояли бы рядом и смотрели, как это происходит. Извини меня, Роури. Но шрамы у меня на спине – это сувенир от «Округа Си», а не клеймо.
Роури села, прижав простыню к груди.
– Что ты имеешь в виду? У меня клеймо? Ты знал, кто я, когда вел меня под венец.
– Да, но я женился на тебе и не хочу, чтобы между нами в кровати каждую ночь был еще и Ти Джей Коллахен.
– А я, когда выходила за тебя замуж, не собиралась каждую ночь спать одна, – выкрикнула Роури.
– Но ты же знала, что выходишь замуж за врача.
– Видишь ли, я тоже не хочу, чтобы твои пациенты были в нашей кровати.
– Я несу ответственность перед моими пациентами, Роури.
Она резко повернула голову и посмотрела ему в лицо.
– А я ответственна перед моим отцом. Томас замолчал. Он понимал, что любой спор можно уладить, ведя его спокойно и разумно. Но в случае с Коллахеном этого было недостаточно. Роури всегда останется преданной своему отцу, и споры по этому поводу будут возникать еще не раз.
– Я понял, в чем дело. Что бы я ни говорил, для тебя главным всегда останется твоя ответственность перед отцом. А твой папа прав всегда, не так ли? Маленькая доченька своего папочки будет преданной только своему папочке.
– Ну, это несправедливо. Я вижу его недостатки, но это действительно мой отец. Что бы он ни говорил по поводу моего замужества, это говорит его уязвленная гордость из-за того, что он потерял дочь. Я думала, ты когда-нибудь это поймешь. Но ты даже не хочешь попытаться.
– Понять человека, который убил безоружного мальчика и хотел повесить еще одного?
– Когда ты живешь на ранчо, там другие законы, и они позволили остаться ему в живых. Сейчас в этих краях все меняется, изменится и он.
– Нет, Роури, ты обманываешь сама себя. Твой отец не изменится никогда.
– Ну тогда пожалей его и не осуждай. Ты же терпим к другим. Или все твое сострадание и понимание относится только к пациентам? Доктор Томас Грэхем знает все, лечит все. Отправляет к чертям только свою жену и ее отца.
Томас поднялся и обнял ее за плечи.
– Но ты сама так не думаешь, верно? Я же тебя люблю. Твои желания для меня важнее всего на свете. Но я давал клятву сделать все, чтобы спасать человеческие жизни.
– Прямо как Бог, – ядовито вставила она. И тут же заметила по его глазам, что удар попал в цель.
– Думай как хочешь, Роури. Ты всегда жила своим умом. И никто тебе в этом не мешает. Но если тебе не нравится, что я стараюсь спасти чужие жизни, то неужели нравится, что твой отец хочет отнять их у других?
Их прервал стук в дверь. Быстро натянув брюки, Томас поспешил в приемную и увидел женщину с искаженным от страха лицом. Она держала на руках ребенка лет десяти с безвольно болтающимися ручками и ножками – он был без сознания.
– Я миссис О’Трэди. Мой муж работает на железной дороге, и мы живем в палаточном городке. Прошу прощения, что потревожила вас в этот час, но мой сын очень болен. Вы должны мне помочь. Боюсь, что он умирает.
Томас взял мальчика из ее рук и осторожно положил на стол.
– Что с ним, миссис О’Трэди? – спросил он, берясь за стетоскоп.
– Доктор, у него была сильная лихорадка, и он жаловался на боль в боку.
– Приглядите за ним, пока я полностью оденусь, миссис О’Трэди. Я вернусь очень быстро.
– Хорошо, доктор. Да благословит вас Господь, – с надеждой произнесла женщина, стягивая с головы платок.
Томас вернулся в спальню и начал одеваться.
– Извини, Роури. Это очень срочно.
– Я слышала, – ответила она.
– Мы закончим наш разговор, когда я все сделаю.
– Меня здесь не будет, я собираюсь в «Округ Си». Думаю, мой отец нуждается во мне больше, чем ты. Кроме того, я там найду, чем заняться днем и… ночью.
– И когда ты вернешься?
– Не знаю.
Его глаза стали растерянными.
– Роури, у меня сейчас нет времени. Этот мальчик может умереть. Пожалуйста, подожди, и мы обсудим все, как только я закончу.
Она вдруг почувствовала к нему жалость и нежность. Ее глаза смягчились.
– Иди к нему, Томас. Ты его спасешь. Я знаю. – Несколько секунд его умоляющие глаза смотрели в ее, затем он повернулся и покинул комнату.
Пока Томас оперировал мальчика, удаляя ему аппендикс, Роури тихо выскользнула за дверь.
Глава 18
Кин не ошибся, решив, что Рафферти двинулся не на восток, а на запад. Именно в этом направлении вели следы копыт двух лошадей: одной тяжело нагруженной, другой – с более легким всадником. Он был уверен, что это следы лошадей Рафферти и Кэтлин.
В полдень, поднявшись на гору, он увидел вдалеке на равнине две еле различимые фигурки. Его отделяли от них два часа пути, но это при хорошей погоде, сейчас же на небе сгущались тучи, по-видимому, надвигалась буря.
Проскакав милю, Кин вдруг резко остановил лошадь – к следам двух лошадей добавились следы еще четырех. Судя по всему, у Рафферти и Кэтлин появились преследователи.