Неугасимое пламя - Линк Гейл. Страница 21

— Мэтью Деверо — подлец, гнусный предатель, он недостоин дышать одним воздухом с порядочными людьми. Мерзкий янки, дружок черномазых, так же как его мамаша!

Услышав это, Рэчел стиснула зубы, чтобы не дать своему гневу выплеснуться раньше времени, поднялась с места и объявила Каролине, что покидает ресторан, но прежде должна кое-что сделать.

Каролина, кивнула, с тревогой глядя на нее, а Рэчел взяла со своего стола стакан с водой и направилась к дерзкому болтуну с ледяной улыбкой на губах.

— Вы круглый болван, сэр, — громко проговорила она и выплеснула стакан ему в лицо. — Мэтью Деверо — человек чести, но вам это понятие, очевидно, незнакомо.

Пока обидчик Мэтью отплевывался, его спутница, обратившая внимание на ирландский акцент Рэчел, визгливо выкрикнула:

— Какое понятие о чести может иметь ирландская потаскушка?

Рэчел вздернула подбородок и смерила ее презрительным взглядом:

— Больше, я полагаю, чем вы в состоянии себе представить, мадам. Я предпочла бы слыть уличной девкой, чем подружкой труса. — С этими словами Рэчел покинула ресторан.

В ней до сих пор закипал гнев при воспоминании об этой стычке, при мысли о том, что какой-то идиот мог счесть ее Мэтью предателем, в то время как он сражался за свои убеждения. В ее глазах Мэтью был героем, человеком огромного мужества, ведь он решился выступить против общества, воспитавшего его.

Кэтлин Галлагер вошла в комнату, где работала ее дочь. Когда-то это была маленькая детская, превращенная Рэчел в кабинет с помощью простого дубового стола и удобного стула. На столе находилась распечатанная пачка бумаги, чернильница, экземпляр «Дейли кресчент» и последний номер журнала «Лейдиз бук» со статьей Рэчел.

— Там внизу тебя кто-то ждет, — объявила Кэтлин.

Рэчел вскинула голову:

— Кто?

— Не знаю, — пожала плечами Кэтлин. — Какой-то паренек-негр, который сказал, что должен поговорить с тобой лично.

Рэчел стремительно выскочила из-за стола.

— Может быть, он от Мэтью, — проговорила она, пробегая мимо матери и устремляясь по лестнице вниз.

У входной двери стоял подросток, в котором она сразу узнала Джексона, грума, виденного ею в день первого приезда в Бель-Шансон.

Подойдя к нему, Рэчел ласково улыбнулась.

— Что привело тебя ко мне, Джейсон? — спросила она.

— Мне сказали отвезти вам это самое письмо, мисс Рэчел, и не давать его никому, как только вам, мисс, — объяснил Джейсон и, погрузив руку в карман штанов, извлек оттуда перепачканный конверт.

Рэчел с первого взгляда узнала твердый мужской почерк. Письмо было от Мэтью.

— Он здесь? — воскликнула она, затрепетав.

Джейсон покачал головой, лицо у него было растерянным:

— Это самое письмо мне дал батюшка мистера Мэтью. Его привез какой-то человек на лошади, ночью. Он явился в Бель-Шансон и отдал хозяину кожаную сумку. Потом вскочил на лошадь и ускакал, да так, будто бы за ним сам черт гнался.

— Спасибо тебе, Джейсон, что сразу привез мне письмо, — Рэчел ласково обняла мальчика за плечи. Это так поразило Джейсона, что его темные глаза стали круглыми, как плошки.

— А теперь пойди на кухню, — распорядилась Рэчел, указывая ему дорогу, — через вестибюль вон в ту дверь, и скажи Лизль, что я велела дать тебе поесть, прежде чем ты отправишься обратно.

Она увидела, что мальчик колеблется.

— Иди-иди, дружок, — увещевала она. — Не стесняйся, беги!

В конце концов Джейсон решился пройти в дом, а Рэчел направилась в библиотеку и плотно закрыла за собой дверь, чтобы без помех прочесть долгожданное письмо.

«Рэчел!

Я так тоскую по тебе, любовь моя, и так желаю быть к тебе поближе, но долг превыше всего, ты знаешь это.

Я не могу рассказать тебе ни где я нахожусь, ни где должен находиться в ближайшее время, а сообщение между нами останется по-прежнему случайным, как это было до сих пор. Я понимаю, как тебе это тяжело, но ты ведь знаешь, с чем это связано. Судьба заставила нас свернуть с пути, нам предназначенного, но я знаю, что мы будем вместе рано или поздно.

Как бы я хотел увидеть твое лицо, услышать твой смех, ощутить прикосновение твоей руки! В разлуке с тобой меня поддерживают только воспоминания о тебе, о минутах, которые мы провели вдвоем. И я посылаю тебе строки, которые соответствуют моим чувствам, хотя совсем другой человек написал их некогда над могилой своей возлюбленной. Помнишь, я рассказывал тебе историю владельца новоорлеанского театра и актрисы Джейн Плесид, которую он любил и на которой так и не смог жениться? Так вот, я вспомнил эти строки и решил познакомить с ними тебя, потому что они выражают мою любовь, выражают то, что у меня на сердце:

«Нет ни часа — ночью ли, днем ли, —

когда бы я не думал о тебе.

Нет ветерка, что не шептал бы о тебе.

Нет спящего под луной цветка, чей аромат

не говорил бы о тебе».

Мэтью».

Кончиками пальцев Рэчел вытерла навернувшиеся на глаза слезы.

— О любовь моя, — прошептала она, — знай, что, где бы ты ни был, я с тобой — отныне и навсегда!

Не один томительный месяц миновал, прежде чем Рэчел снова встретилась с Мэтью. Время от времени она получала от него коротенькие послания, доходившие до нее весьма необычными способами. Порой она обнаруживала записку в свертке с товарами, купленными ею на рынке, порой кто-нибудь приносил ей букет свежесрезанных цветов, а записка скрывалась внутри него. Ни имени, ни какого-либо намека на то, от кого или откуда она. Просто торопливо нацарапанные слова: «Молись, люби, помни».

Как будто она могла разлюбить его! «Ни за что на свете!» — дала она себе клятву. Она любила его так же горячо, как в самом начале. Но только теперь ее любовь стала более глубокой, более крепкой, более осознанной.

Как-то поздней осенью, во второй половине дня, Рэчел отправилась в сопровождении Лизль на рынок купить кое-какой еды к ужину. Приобретение продуктов становилось мало-помалу делом нелегким. Люди осознали, что война может принести с собой множество лишений, и те, кто мог, кинулись делать запасы, оставляя на долю других жалкие крохи. Особенно трудно стало купить сахар. Некоторые торговцы принялись взвинчивать цены, в то время как другие изо всех сил пытались удержать их на прежнем уровне.

Рэчел оставила Лизль торговаться с рыбаком, продававшим свой сегодняшний улов, и отошла в сторону, туда, где темнокожие торговки предлагали покупателю ленты, нитки и прочие мелочи, столь любезные женскому сердцу.

— Что вы ищете, мисс? — поинтересовалась пожилая торговка.

Рэчел пожала плечами.

— Ничего определенного, — ответила она. — Вы не возражаете, если я просто взгляну на ваш товар?

Старуха широко улыбнулась беззубым ртом.

— Я знаю, что вам нужно, — прошамкала она и хитро подмигнула.

Рэчел засмеялась и подумала, что торговцы одинаковы везде — будь то в Ирландии, в Америке или еще где бы то ни было.

Она выбрала атласную ленту цвета темного вина, прикидывая в уме, к какому из ее платьев она подойдет.

— Прекрасный вкус, — одобрила торговка, когда Рэчел взяла с прилавка ленту прекрасного лилового оттенка, тоже атласную. Эта лента так понравилась девушке, что она купила несколько метров ее, а затем выбрала еще одну для матери.

— Сколько с меня? — спросила Рэчел.

Старуха назвала цену и, поскольку она показалась Рэчел смехотворно низкой, она не стала торговаться. Она достала из сумочки мелочь, а торговка тем временем завернула покупку.

Вручая девушке сверток с лентами, она протянула ей еще один — поменьше. Рэчел уже была знакома с прелестным обычаем креольских торговцев дарить покупателю небольшой подарочек — конфету, цветок или что-нибудь еще в этом роде — и с благодарностью улыбнулась.

— Посмотришь, что tante [24] Жермен припасла тебе, деточка, — со смехом пробормотала старуха. — Оно тебе по душе придется, слышишь? — С этими словами она отошла от Рэчел.