Леонид обязательно умрет - Липскеров Дмитрий Михайлович. Страница 71
В федерации дивились здоровью новенькой старушки, а когда она на первой тренировке выбила девяносто восемь из ста, тотчас зачислили в сборную России.
Стреляла Ангелина на всех возможных соревнованиях и выигрывала почти все, что возможно. К боевым наградам прибавились спортивные, и звание мастера спорта международного класса присвоили. А вместе со спортивной молодежью, с ее восторженной молодостью и ощущением бесконечности бытия, в сердце Ангелины вошел какой-то необыкновенный задор. То ли молодежный, то ли старческий, маразматический…
От ее мрачной сдержанности, неконтактной угрюмости и следа не осталось. Она с удовольствием давала интервью разным изданиям, а когда ей предложили в семьдесят пять впервые пройтись по подиуму, то решилась на такое безрассудство Ангелина не раздумывая.
В весенне-летние сезоны старуха, полный кавалер орденов Славы, демонстрировала даже купальные костюмы для женщин постпостбальзаковского возраста и на брезгливые смешки молодых девчонок отвечала философски:
– И вы, деточки, не успеете глазками прелестными махнуть, как в старушек превратитесь!..
– Но так позориться не будем! – отвечали модельки, чьи тела были гибки, кожи шелковые, а души алчные.
А потом ей невероятно захотелось стать вновь молодой и прожить свою жизнь по-другому.
Как-то ночью она вспомнила Костика из совсем ранней, плохо прочитанной и почти забытой жизни – подумала, что вернись все назад, родила бы она от него мальчишечку и счастлива на том осталась… И не нужен был бы ей никакой «токарь»…
А потом она отыскала в интернете статью некоего Утякина…
…– Господи, Ангелиночка! – тараторила баском Александра пришедшей в себя Лебеде. – Какая же вы красивая!.. Чудо!
Ангелина глядела на себя в зеркало и не узнавала своей личности.
Она стояла во весь рост, с прямой спиной, голая – двадцатипятилетняя красавица…
– Прямо девочка! – восторгалась Александра. «Действительно, – подумала Ангелина, глядя на тщательно выбритый низ живота. – Как девочка…»
Она жадно потрогала пальцами свою упругую грудь, сжала что есть силы крепкие ягодицы… Кожа была потрясающая, лишь местами слишком чувствительная, вероятно, после операции…
– Отлично, отлично! – услышала она за спиной голос Утякина.
Михаил Валерианович жадно глядел на свое произведение, испытывая невероятное торжество собственного гения.
– Выйди! – бросил он Александре, и, когда медсестра затворила за собой дверь, доктор вплотную подошел к Ангелине.
Он чувствовал, как пахнет молодостью ее тело, вдыхал ноздрями запах юности и желал собственное произведение всем своим мужским естеством.
Он обнял ее правой рукой за плечи, а левой мял восхитительную грудь, приговаривая:
– Благодари меня! Благодари…
А ей почему-то благодарить его не хотелось. Рефлекторно тело развернулось, молодое колено согнулось да разогнулось в пах доктору.
Утякин взвыл от боли и неожиданности да повалился на пол в корчах.
В Ангелине что-то напряглось, будто несправедливость к гению рвалась из души, но вместе с молодостью тела к ней вернулась и некая жесткость сердца, как во времена былые, снайперские. Да пошел он!..
По-военному быстро одевшись, Лебеда бросилась из палаты, коротко кивнув на прощание Александре:
– Бывай, подруга!
Она бежала по солнечным московским улицам, не чувствуя усталости, как когда-то, шестьдесят лет назад, неслась к своему началу, к истоку новой жизни…
Голубое небо, птицы в облаках, улыбки прохожих – все рвалось к ней во взгляд, поражая ощущением новизны и бушующего счастья!..
Возле парадного своего дома Ангелина встретила его. Того, который чуть было ее не убил. По-солдатски хотела было ударить его по лицу, наотмашь, замахнулась, но сильная ее рука вдруг перехвачена оказалась и сжата в запястье металлом мужских пальцев.
– Что вы? – поинтересовался мужчина, глядя ей прямо в глаза. – Перепутали с кем-то?
Она не могла оторвать взгляд от его силы, исходивший из нутра, проливающейся на нее концентрацией всего мужского…
А потом Ангелина почувствовала холод. Нестерпимый, он сползал по ее руке прямо к сердцу…
«Не может быть!!! – закричало ее сердце. – Все сначала!!!»
Когда Михаил Валерианович пришел в себя и обнаружил прояснившимися мозгами, что его «Первая» исчезла, то все его существо запаниковало.
Как же он докажет, Чармену Демисовичу успех!.. Не видать ему ящерки!..
Доктор метался по кабинету, ища выход.
А потом он внезапно успокоился. Есть свидетель – Александра, и дискета с записью эксперимента!.. Что еще надо ?.. Ничего не надо!!!
А потом в кабинете раздался звонок.
– Ни с кем меня не соединяйте! – заорал Утякин секретарше.
Но телефон не разъединялся, а губы администраторши, наполненные силиконом, с трудом проговорили:
– Там ваша жена…
– Что жена?.. Что, что!.. Пусть проваливает к чертовой матери!..
– Тут позвонили и сказали, что она умерла… Тесть ваш…
Вот это номер…
Как же так!..
Он сидел на кушетке и думал о том, что Светочка испортила своей смертью ему праздник… Вот за это ей заказан путь в Вечность…
– Аура! – громко выругался Утякин.
Этим же вечером Михаил Валерианович встретился с Чарменом Демисовичем.
Ученый представил патрону все доказательства собственной состоятельности – видеоматериалы, историю болезни, исследований и прочее.
– Можем приступать с Ксаной, – предложил он.
– Когда?
– Хоть завтра!
– А когда будете хоронить жену?
– Ах, жену…
– Светочка, кажется…
– Так у нее родители…
– Завтра так завтра…
Михаил Валерианович алчно разглядывал перстень с драгоценной зверушкой на пальце Чармена Демисовича.
– После нее. Если все в порядке будет, – пояснил Чар-мен.
– Хорошо, – жадно сглотнул густую слюну Утякин.
…Она категорически отказалась.
– Почему? – вопрошал он в миллионный раз, невыносимо страдая.
– Не хочу, – последнее, что она ему ответила.
Он знал, что все кончено…
Поздно вечером Чармен Демисович стоял в огромной мраморной душевой, подставляя под колючие струи свое верблюжье старое лицо.
Неожиданно могучий старик услышал металлический звук, как будто упало что-то на мраморный пол. Как гвоздик какой-нибудь стукнулось… Он открыл глаза и разглядел в углу свою ящерку. Она лежала, скорчившись, под каплями горячей воды. Он осторожно поднял свое сокровище и не обнаружил в нем жизни. Так, кусочек золота. Недорогое ювелирное изделие.
Шептал ей в ушко, гладил тельце… Хотел плакать…
Всё…
Что самое неожиданное – Чармен Демисович необычайно этому событию обрадовался. Конечно, не плясал, не лыбился, просто что-то в душе расслабилось, то, что десятилетиями напряжено было. И только, когда расслабляешься, понимаешь, как тяжело было всегда!
Он наспех вытер свое тело махровой простыней и поторопился в спальню жены.
Он осторожно сел на краешек ее кровати и погладил Ксану по голове своей большой рукой.
– Я с тобой, – тихо произнес он.
Она не спала, а потому слышала его голос…
Она поняла его совершенно правильно. Она очень любила его. Их совместная жизнь удалась…
Чармен Демисович набрал номер телефона утякинского кабинета и коротко сообщил:
– Не получилось из меня Макропулоса… – и, не дожидаясь ответа, отключил из сети аппарат.
Чармен Демисович спустился в кухню и открыл все газовые конфорки. Убедился мощному напору сладости…
Затем он вновь поднялся в спальню жены и лег на ее кровать с краешка, подложив под щеку свою правую ладонь.
– Ты готова? – спросил он.
– Да…
Она стала жить с ним, с первой же минуты имея ощущение, будто прожила с Леонидом всю жизнь. Она совсем не улыбалась, а он не спрашивал ее почему.
Как и все прошлые мужчины Ангелины, идущие ко смерти, он был невероятно одарен любовными талантами. Но, любя ее долго и нежно, Леонид всегда отсутствовал, то ли сердцем, то ли душой…