Фонтан мечты - Литтон Джози. Страница 24

Он не мог ее отпустить. Он знал, что должен... Черт, он знал, но знать – не значит сделать. Ему так приятно было держать ее в объятиях, по-женски нежную и одновременно сильную, и он чувствовал, что ей с ним хорошо, так хорошо, словно быть с ним, в его объятиях – ее самое сокровенное желание. Все в ней ему нравилось – звук ее голоса, то, как от нее пахло, как она улыбалась...

Что же, черт возьми, было с ним не так? Он никогда не шел на поводу у своей похоти и не понимал, почему не может справиться с собой сейчас. Хотя, возможно, на этот раз им правило не одно лишь желание, возможно, тут было задействовано еще и сердце.

О, только не это! Он никогда не считал себя сентиментальным. У мужчины есть то, чего хочет женщина, и наоборот. Все просто. Они заключают между собой взаимовыгодную сделку. Людям свойственно стремиться приукрасить жизнь, и взаимоотношения полов не исключение, но он предпочитал обходиться без никому не нужной мишуры – лучше иметь дело с голой правдой.

И все, чего он хотел, – это уложить свою принцессу, войти в нее и забыться, сделать так, чтобы они оба забылись, и дать наслаждение им обоим. И это было правдой.

Но он оставался человеком, а не кабаном в период гона. Как бы ни горячила эта женщина его кровь, понятие чести продолжало для него существовать, и он не мог переступить через него.

Она прижалась к нему, как тогда, на другом берегу, и окружающий мир с каждой секундой становился все более далеким и призрачным. Он с трудом дышал, а руки его сжимали ее все крепче.

Не может быть, чтобы она была девственницей. Девственницы так себя не ведут. Будь она невинной девушкой, она бы уже бежала от него прочь или заплакала бы, заставляя его чувствовать себя предательски крадущимся змеем лишь потому, что поступал так, как велит ему его природа. Он всю свою жизнь избегал общения с невинными созданиями и совершенно не желал менять своего к ним отношения.

Но если она не была девственницей... Он слышал об островах в Тихом океане, где женщины любят так же легко, весело и естественно, как делают все остальное. Может, и у акоранцев так принято. Трудно было в это поверить, принимая во внимание обычай акоранских мужчин защищать своих женщин от посягательств, но кто знает?

Кроме того, она была принцессой. Может, для принцесс существовали иные правила?

Он, черт возьми, только на это и надеялся.

Конечно, это не решало проблемы возможной вовлеченности ее соотечественников в убийство пятидесяти девяти американских моряков. Если акоранцы действительно приложили руку к взрыву «Отважного», то войны между двумя странами не избежать. А когда дело дойдет до войны, они окажутся по разные стороны баррикад. Он был верен своей стране и ни на миг не мог представить, что она изменит своей.

И тогда они вообще могут никогда больше не оказаться вместе, и этот миг – все, что они могли бы украсть у судьбы. Если эта ночь – действительно единственная, что выпала им на долю...

– Амелия, – он чуть отстранил ее от себя, заглянул в ее глаза, увидел в них страсть и почувствовал, что отвердел еще сильнее, – ты знаешь, куда это нас приведет?

Она издала то ли всхлип, то ли стон, то ли вздох и прижалась головой к его груди.

– Я надеюсь.

Эти слова стали последней каплей. Нилс набрал воздуха в легкие, он стремился обрести контроль над собой. У мужчины должна быть гордость. Каким бы острым ни было желание, а видит Бог, он никого в жизни не желал сильнее, чем ее, он не мог допустить, чтобы у нее был повод для жалоб.

Она привела его сюда, но сейчас повести должен был он. Он был мужчиной, в конце концов, и в нем, как и во всяком мужчине, таился завоеватель. Сладкая победа, жаркая победа, жаркая схватка тел, прижатых друг к другу, одежда, сброшенная на землю, лунный свет, заливающий поле схватки.

Она помогала ему, развязывая узлы, которые его внезапно ставшие неловкими пальцы не могли развязать, она смеялась, когда они сражались с ботинками и туфлями, и ее смех заставлял его вздрагивать от удовольствия. Какая женщина! Встречалась ли ему подобная? Дерзкая и храбрая, залитая лунным сиянием, на островке, затерянном посреди озера, ласкающая его своими руками, своими губами. У него кружилась голова, желание отнимало силы, и в то же время он чувствовал себя сильнее, чем когда-либо в жизни.

Грудь ее была полной и дразнящей, и соски были твердыми и темными под его ладонями. Он вдруг представил себе, как эту грудь сосет младенец, и прогнал этот образ прочь. Силы, мощные, как океанский прилив, силы, знакомые и незнакомые, те и не те, что вызывают к жизни желание плоти, нахлынули на него.

И, движимый этой неназванной силой, он вошел в нее, проник за преграду, которую не думал найти, отчаянно попытался удержаться на грани, но, влекомый уже той силой, что была в ней, оказался наконец там, где, как ему вдруг привиделось, он должен был быть по предназначенному судьбой жребию.

– Амелия!

Его жизнь перетекла в нее в тот момент, когда она прогнула спину навстречу ему, в то время как ногти ее вонзились ему в спину и глаза ее широко открылись, отразив древнюю луну.

Все было сделано, и обратного пути не было. Она преступила черту. И от этого испытывала странное удовлетворение.

Нилс лежал рядом с ней, и этот миг был несравненно прекрасен. Мужчина недюжинной силы лежал беспомощный и сладко опустошенный в ее объятиях. Она обнимала его, и чувствовала биение его сердца, и тепло его кожи, и голова его приятной тяжестью лежала на ее груди, и ноги их были переплетены.

И она улыбалась, несмотря на шок, в который ввергли ее собственные действия. Не может быть – то была не она. Другое существо овладело ее телом, ее умом. Женщина, знавшая страсть и желание, женщина, которая не примет отказа.

И наградой ей было наслаждение – столь сильное, что оно и сейчас вибрировало в ней, и боль – сильнее, чем она ожидала, но по сравнению со всем остальным уже не имевшая значения.

И этот миг под луной – разве не был он основой, сущностью самой жизни?

Внезапно она почувствовала себя усталой, ей смертельно захотелось спать, и в то же время уснуть она не могла. Время принялось наверстывать упущенное, и мир, что недавно казался далеким, как мечта, вдруг приблизился вплотную. Она перешла черту, оба они перешли черту в этом маленьком храме посреди озера. Ей надо было быть осторожнее, хотя бы во имя тех, кого она любила и кто никогда не поймет, почему она так поступила.

Почему они так поступили?

Они станут обвинять его, Нилса, Волка. Он поднял голову и посмотрел на нее. Глаза его холодно поблескивали в темноте. Это был серый холод стали. Она знала, что он скажет еще до того, как были произнесены слова.

– Это была ошибка.

Больно, но так просто ее не сломить.

– Нет, – сказала она, все еще обнимая его. – Я сама этого хотела.

– Хотела? – О, этот холодный, жесткий взгляд! Она не выдержала и отвернулась.

– Кто знает, что ждет нас в будущем? Настоящее – только им одним и стоит жить. Иногда.

– Это импульс, – сказал он тоном человека, который глубоко презирал тех, кто действует необдуманно.

– Судьба, – возразила она. – Вы верите в судьбу?

Он приподнялся над ней на вытянутых руках. Мускулистые предплечья его блестели от пота. И ей вдруг стало холодно – не хватало его тепла.

– Нет, не верю.

– Почему? – не раздумывая спросила она. Ее народ тысячелетиями верил, что люди живут так, как предначертано им судьбой, и звезды хранят их. Как можно жить без веры?

Он ответил не сразу. – Человек сам хозяин своей судьбы.

Она улыбнулась, борясь с искушением прижать его к себе вновь.

– Конечно. Но мудрый человек знает, куда принесет его течение, и ищет свое предназначение в том же направлении, в котором ведет его жизнь.

Он отвернулся, уставившись в ночь.

– Такова философия акоранцев?

– Знание, – сказала она и выскользнула из-под него. Поднялся ветер, и стало холодно. Она потянулась за одеждой.

– Вы были девственницей.