Фонтан мечты - Литтон Джози. Страница 25

Он встал, прекрасный в своей наготе, залитый лунным светом.

Она пожала плечами, с трудом заставив себя отвести от него взгляд.

– Выбор был за мной.

– Но я тоже должен был его иметь. – Он никак не мог взять в толк тот факт, что женщина сама может принять такого рода решение. – Почему я?

Она распрямилась, едва прикрытая кружевом и темнотой, и волосы ее разметались по плечам, и губы припухли от его поцелуев.

– Напрашиваетесь на комплимент, мистер Вулфсон?

– Нилс, – прикусив губу, сказал он. – Это то объяснение, которое я хотел бы получить, принцесса. То, что вы сейчас сделали, мы сделали – может, и приемлемо по акоранским стандартам, но ни к черту не годится по моим.

– Сожалею. – Но это было не сожаление. Она испытывала боль, которая нарастала. Нет, не сожаление, ибо она ощущала свою правоту, нормальность того, что произошло, и понять, отчего она считала произошедшее единственно верным, она не могла. И в то же время то чувство близости, что они обрели, стремительно исчезало. Внезапно она почувствовала себя страшно одинокой – такой одинокой, какой никогда еще не была в жизни. Словно пловец, нырнувший в ласковое море, которого это море вдруг больно ударило о камни, выбросив на неприветливый берег.

Нилс потянулся за брюками.

– Когда дело касается вас, я теряю контроль над собой, – сказал он.

Она могла бы заметить, что на ее вкус он вполне хорошо контролирует свои действия, но промолчала. Не смогла собраться с силами. Внезапно она осознала всю непоправимость произошедшего. И тотчас же остро ощутила необходимость в уединении. Спрятаться. Скрыться от бури нахлынувших на нее чувств.

И все же она нашла в себе силы улыбнуться. Он вел себя до смешного по-мужски – он был озадачен, раздражен, неуверен в себе, уязвлен в какой-то мере, хотя он бы скорее умер, чем признал это. И все из-за женщины. Из-за нее.

– До того, как мы пойдем обратно, – сказал он, натягивая рубашку, – просветите меня, принцесса. Какой ожидать реакции от вашей семьи – в особенности от вашего отца, братьев и кузенов? Как мне показалось, любой из них без колебаний вонзит в меня шпагу, если ему станет известно о том, что случилось.

Она отряхнула траву с юбки, собираясь с мыслями.

– Им ни к чему об этом знать.

– Это не ответ. Или в Акоре такого рода поступки расцениваются по-другому?

– Да, – сказала она, и это было правдой лишь отчасти. Акора действительно во многом отличалась от Англии, но не в том, что касалось определенных аспектов человеческих взаимоотношений. – И нет, – добавила она и встретилась с ним взглядом. И подавила в себе инстинктивное желание успокоить его закипающий гнев. – Первое, что они захотели бы сделать, – это убить вас.

Он даже не поморщился. Но он покачал головой, словно в том, что произошло между ними, была лишь его вина.

– Это я могу понять.

– Вы можете, а я – нет. В любом случае вам не о чем беспокоиться. Они не узнают.

Она отошла от него. Ей очень захотелось исчезнуть. Она сделала шаг и оступилась. Нилс успел подхватить ее, не дав упасть.

– Амелия...

– Довольно! Вы сожалеете обо всем. Мне не надо было вас соблазнять.

– Соблазнять меня? О чем вы? Я мог в любой момент развернуться и уйти.

Она обернулась, вдруг оказавшись в его объятиях – невольных объятиях.

– Так почему вы не ушли? – сверкая глазами, спросила она.

Почему? Почему он сделал то, что по всем понятиям чести было за гранью допустимого?

Потому что она внушила ему желание, которое он не смог преодолеть? Потому что он предчувствовал, что получит наслаждение выше всего того, что ему доводилось испытывать?

Слабые оправдания. Годы – годы! – самоконтроля, самодисциплины и самоограничения, железные принципы, которыми он не мог и помыслить поступиться. И все сгорело в один миг. В ее объятиях.

– Вам что, просто нужна была женщина? – спросила она, и губы ее дрогнули. – Прошло слишком много времени с тех пор, как вы последний раз были с подружкой?

– Нет! Не смейте думать о себе так!

– Почему нет? Потому что вы мне запрещаете? Плевать мне на вас! Я буду думать так, как считаю нужным! Вы ничего мне не должны. Ничего! Я выбрала вас, я поступила так, как хотела, и я не сожалею об этом. Будьте уверены, мистер Нилс Вулфсон, я сохраню о вас приятное воспоминание.

Он прижал ее к себе крепче.

– О нет, принцесса. Я очень далек от того, чтобы стать воспоминанием. Чувствуете? – Он прижал ее к себе изо всех сил. – Я реальность, и с этой реальностью вам еще не раз предстоит столкнуться, и то, что было между нами, еще далеко не закончено.

– Я скажу, когда все будет закончено, а не вы.

– Вы так думаете? Я – нет.

Они стояли под луной, зло уставившись друг на друга. Наконец он ее отпустил. Нарочито медленно разжал палец за пальцем, не оставляя у нее никакого сомнения в том, что отпустить ее – его решение, и, если бы он захотел, он мог бы без усилий держать ее при себе столько, сколько сочтет нужным.

Она пошла по каменной дорожке одна. Пусть, если хочет, идет следом.

Нилс выбрал иной путь – переправился вплавь. И холодная вода лишь слегка успокоила жар его тела.

Тела, но не сердца. Он говорил, что у него нет сердца, что оно вымерзло той холодной зимой, когда он преследовал человека, который должен был убить его идеал. Одного, потом другого. Выследив и убив их, одного за другим, с каждой смертью он убивал что-то и в себе. И в один прекрасный день он понял, что стал Волком.

Он вышел из озера, отряхнулся, как зверь, и встал под луной, залитый серебристым светом. Он стоял и ждал, пока не убедился, что все в Босуике крепко уснули. Только тогда он сам направился в дом на покой, если, конечно, было на земле место, где он мог бы его обрести.

Глава 10

Шедоу ждал Нилса в конюшне во дворе позади лондонского дома. Он чистил коня размашистыми ритмичными движениями человека, для которого эта работа давно стала привычкой и не требовала усилий мысли. Диабо стоял смирно, но при появлении Брутуса тихонько заржал. Жеребцы были братьями и редко разлучались с самого рождения. Они были удивительно близки. Так близки, что чувствовали друг друга. То же можно было сказать об их хозяевах.

– Как Босуик? – спросил Шедоу, не прерывая своего занятия.

– Неплохо, – ответил Нилс, снимая с коня седло.

В конюшне было тихо, но и сюда проникали приглушенные звуки города, через который только что проехал Нилс, расставшись с акоранцами возле их резиденции. Амелия даже не смотрела в его сторону. Ну и отлично, да будет так. Он и не притворялся, что понимает ее, как не притворялся, что понимает природу того, что произошло между ними. Он знал лишь одно, что ни женщина, ни желание – ничто не может отвлечь его от выполнения возложенной на него миссии. Нилс всегда помнил, кто он: американец, уроженец Кентукки, сын диких гор и тяжелых воспоминаний. И это наследие он ни за что не предаст.

– Что случилось? – спросил Шедоу, глядя на брата.

– Ничего. – Нилс повесил седло на крюк и стащил одеяло, темное от конского пота. Брутус ткнулся мордой хозяину в шею.

Прошли благословенные минуты, заполненные привычными делами: напоить коня; проверить копыта.

Шедоу отложил в сторону щетку и обратился к брату.

– Не видел Ангела?

– Я был единственным гостем.

– Тогда ты впустую потратил время.

– Наверное. – Если не считать того, что вчерашний день изменил всю его жизнь, по крайней мере все его представления о жизни и о себе самом.

– Ты не похож на себя, – сказал Шедоу.

Только проявлений братской чуткости ему сейчас не хватало.

– А на кого я похож?

– Бог его знает. Что тебя гложет?

– Я поехал, Ангела там не было. Что еще я должен тебе сказать?

. – Ладно. Ты, случаем, не заболел?

– Боже упаси!

– С тобой такое случилось год назад.

– Подумаешь, полихорадило пару дней. Велика опасность! Это тебя в любой момент могут убить.