Конан и Алая печать - Локнит Олаф Бьорн. Страница 26

На всякий случай я обошла галерею, разыскивая вещи, имеющие красный цвет. Нашлись и такие, но, как мне показалось, ничем особенным они не отличались и вреда принести не могли. Фиагдон обещал мне порыться в библиотеке — вдруг он сможет найти что-то полезное о названии «Лан-Гэллом» и загадочном «красном сиянии»?

Уже уходя из галереи, я остановилась и раздосадовано стукнула кулаком по перилам. Все мои изыскания никуда не годятся! Вдруг мать подразумевала побережье моря Вилайет? «Лан-Гэллом» вполне может быть искаженным туранским словечком и обозначать вовсе не город, а какое-нибудь отвлеченное понятие!

Или, что самое смешное, слово, всплывшее в помутненном разуме моей матери, относилось к давно забытой истории полувековой давности! А я теперь ломаю голову, роюсь в книжных залежах, разыскивая то, чего не существует!

Наверное, Цинтия права, говоря, что у меня слишком живое воображение. Фантазия есть, а вот рассудительности и знаний явно не хватает.

Посоветоваться с отцом? Ему не до меня. С Вестри? Даже слушать не захочет.

10 день Первой весенней луны.

«Поразительно, но стоит фениксу увязнуть одним когтем в болоте, и вскоре трясина поглотит его целиком». Это фраза из старинного кхитайского трактата по военному искусству, а слышала я ее от Вестри. Удивительно подходит к нашим временам, когда дела день ото дня идут все хуже.

Около второго послеполуденного колокола я сидела в своих покоях, устроившись возле узкого окна, спрятанного в маленькой башенке, повисшей сбоку от торжественного парадного подъезда. Отсюда мне хорошо видны посетители нашего дома.

Я ждала, не заглянет ли к общему семейному обеду Вестри.

Поскольку матушка по-прежнему якобы больна, должность хозяйки дома невольно перешла к ее наследнице. Впрочем, мои обязанности необременительны — за слугами приглядывает Хейд, а вечерних приемов нет и не предвидится. Так что я одиноко сижу на месте матери за обширным и пустынным обеденным столом, брожу по дому в обществе зевающего Бриана и маюсь дурными предчувствиями.

Так вот, на башне городской ратуши как раз отзвонили два пополудни, когда во двор, разбрызгивая лужи, галопом влетел всадник. Сначала я приняла его за Вестри, но, когда он спрыгнул и, бросив взмыленного коня на произвол судьбы, кинулся к дверям, поняла свою ошибку.

Приехал Дорнод.

Коли он так спешит, значит, случилось нечто из ряда вон выходящее.

Не будет большой беды, если я украдкой послушаю его доклад отцу.

Я быстренько спустилась по маленькой винтовой лестнице, осторожно сунулась в комнату, соседнюю с кабинетом отца — никого! — и на цыпочках подкралась к слуховому окошку. Приоткрыла створку, стараясь не скрипнуть.

Резковатый голос Авилека прямо-таки ударил мне в ухо:

— …Дюжина охраны, двое писцов и, само собой, Клайвен. Вдобавок не меньше полусотни прохожих, торговцев и зевак — поблизости Каменный проезд и уйма торговых лавок. Все произошло так быстро, что никто не успел ничего сообразить. Эти люди появились просто отовсюду — из соседних переулков, из толпы, кто-то спрыгнул с крыши, кто-то выскочил из остановившегося рядом фургона. Кстати, этот фургон с дровами на редкость успешно перегородил удобные подходы к особняку его светлости.

— С этим все ясно, — перебил отец. — Фургон найден?

— Стоял брошенным возле площади Трех Фонтанов. Похоже, украден. Владелец разыскивается, — кратко ответил Авилек и продолжил: — Нападающие больше полагались на арбалеты, чем на мечи. Перестреляв охрану, вытащили из экипажа его светлость, Клайвена и канцелярских крыс. Писцов сразу оглушили и бросили валяться посреди двора. Клайвен, воспользовавшись суматохой, сунул кинжал под ребро тому, кто его держал, и бросился к дому, зовя на помощь. Сами знаете, у его светлости есть отряд личной стражи, живущий во внутреннем флигеле. Клайвен почти успел добежать до ворот, когда его уложили. Кто-то из этих парней на редкость хорошо обращается с метательными ножами. Его светлость держался молодцом, пыжился и, наконец, высокомерно изрек: «По какому такому праву?». Как хором утверждает с десяток свидетелей, предводитель отчетливо произнес: «Слово Вертрауэна» и предъявил какой-то загадочный знак, после чего господина канцлера прикончили тремя или четырьмя ударами клинка в живот. К этому времени кто-то догадался перебраться через забор особняка канцлера и оповестить стражу. Те высыпали наружу и сцепились с нападавшими. Из охранников его светлости погибли четверо, из шайки убийц — двое…

— Свидетели смогли описать показанный знак? — деловито уточнил Мораддин Эрде.

— Блестящий, металлический, видимо, золотой. Размером с ладонь, овальной формы. Изображения не разглядел никто.

Притаившийся за стеной соглядатай, то бишь я, от удивления прикусил язык и испуганно вздрогнул. Случившееся было куда серьезнее, чем все, что я могла предположить.

Кто-то убил его светлость, почти всесильного имперского канцлера Тимона Айнбекка. Это попахивает преступлением против короны, и можно смело предположить, что в городе начнется настоящая охота на злоумышленников. Вдобавок это личный вызов отцу — погиб Клайвен, один из его конфидентов, и еще нападавшие рискнули воспользоваться упоминанием Вертрауэна. Теперь им конец. Отец поднимет всех своих людей, превратив город в одну большую настороженную ловушку.

Я мысленно повторила страшные слова, словно не веря: убит великий канцлер Немедии Тимон… Среди бела дня… На главной улице столицы…

Невероятно!

Этого не может быть, потому что этого никогда не могло случиться!

Растерявшись, я пропустила несколько фраз Авилека, и встрепенулась, расслышав:

— Обоих убийц опознали. Это… простите, ваша милость, но…

— Дорнод, перестань ходить вокруг да около, — суховато потребовал мой отец. — Мне вполне достаточно мысли о приеме, который устроит мне его величество. На глазах всего Бельверуса убивают канцлера королевства!

— Боюсь, прием не состоится, — несколько виновато произнес Авилек. — Убитые — из числа наших людей.

— Что?!

Я подскочила на своем месте. Отец, судя по голосу, тоже.

— Иво Параль по прозвищу «Белый кролик» и Кардева Весельчак, — назвал имена Дорнод. — Иво служил у нас пять лет, Весельчак — семь, последние три года они были постоянными напарниками. Ни в чем не замешаны, подозрительных связей не имели, оба на отличном счету. Летом прошлого года выполняли задание в Кофе, город Шаазуд на границе с Хаураном. В начале зимы приехали в Бельверус и получили разрешение отдыхать до наступления весны… Ваша светлость, — Дорнод запнулся, явно не в силах продолжать: — ответьте, лично вы ничего им не поручали?

— Нет, — медленно ответил отец. — Иво-Кролик… Я его помню. Он — бывший коринфский контрабандист.

Они помолчали. Я отчетливо уловила витавшее в воздухе невысказанное слово «предательство».

— Займись этим, — внезапно распорядился отец. — Узнай, что эта парочка делала в последние две луны. Все — куда ходили, с кем встречались, где пьянствовали. Перетряхни свидетелей — кто-то должен был что-то видеть, слышать, запомнить! Сколько, говоришь, было нападающих? Десятка два? Откуда они могли взяться? Такое дело, как убийство канцлера, не устроишь за день! Они должны были как-то готовиться, встречаться, выяснять распорядок жизни канцлера, время его приездов и отъездов! Что за знак они предъявили, где его достали? Если это в самом деле знак власти Вертрауэна, то они, как известно, на дороге не валяются! У Параля и Кардевы такого символа в жизни быть не могло. Подделка? Кто мог взяться ее изготовить?

— Я понял, — раздался скрип половиц — Дорнод прошелся из угла в угол и остановился у окна. — Я не могу понять только двух вещей — кто и зачем?.. Ваша милость собирается отправиться в замок короны? — чуть удивленным голосом вдруг произнес он.

— Собираюсь, — хмуро подтвердил его герцогская светлость Мораддин Эрде. — Что бы не случилось после, сейчас я должен попытаться увидеться с королем или наследником. Это убийство заставит встряхнуться всю Империю. Ступай.