Литума в Андах - Льоса Марио Варгас. Страница 24

– Что будет с нами, когда мы приедем в Лиму? – спросила Мерседес.

– Будем жить вместе.

– Похоже, ты все уже решил. И за меня тоже.

– Если хочешь, поженимся.

– Это называется быстрота и натиск, – перебил его Литума. – А ты всерьез решил на ней жениться?

– В церкви, со свечами, в подвенечном платье? – Мерседес явно была заинтригована.

– Как захочешь. Если твоя семья живет в Пьюре, я приеду туда с мамой просить твоей руки. Отца у меня нет. В общем, все, что захочешь, любимая.

– Иногда я тебе завидую, – вздохнул Литума. – Надо быть совсем уж простаком, чтобы так потерять голову от любви.

– Я вижу, это правда. – Мерседес подошла к нему вплотную, и он обнял ее. – Ты сходишь по мне с ума, Карреньито.

– Даже больше, чем ты думаешь, – прошептал он ей на ухо. – Я убил бы еще тысячу Боровов, если бы потребовалось. Вот выпутаемся из этой передряги, тогда увидишь. Лима большой город. Если доберемся туда, нас уже не поймают. Меня сейчас беспокоит совсем другое. Ты уже знаешь о моих чувствах к тебе. А что чувствуешь ты? Ты влюблена в меня? Ну хоть немного?

– Нет, не влюблена, – не раздумывая, ответила она. – Мне жаль разочаровывать тебя, но я не могу говорить то, чего нет.

– В общем, начала объяснять, что не любит врать, – с грустью вспоминал Томас. – Что она не из тех, кто влюбляется с первого взгляда. И когда мы толковали обо всем этом, на нас вдруг как с неба свалился толстяк Искариоте.

– Ты рехнулся? Что ты здесь делаешь? Ты думаешь, сейчас время красоваться на глазах у публики с женщиной человека, которого ты только что ухлопал, дерьмо ты вонючее…

– Спокойно, спокойно, Толстяк, – остановил его Карреньо.

– Он был совершенно прав, – заметил Литума. – Тебя, должно быть, уже искали в Тинго-Марии, в Лиме и других местах. А у тебя в голове одни только шуры-муры.

– Живем один только раз, господин капрал, и каждый живет по-своему. Какое мне было дело до Борова, до того, что меня искали и могли бросить в каталажку. Никто уже не мог отнять у меня моего счастья.

У толстяка Искариоте округлились глаза, и он едва не выронил из рук корзинку с маисовыми пирожками – умитас.

– Нельзя быть таким безмозглым, Карреньо.

– Верно, Толстяк. Да не переживай ты так. Хочешь, я скажу тебе кое-что? Я рад нашей встрече. Я думал, что никогда больше тебя не увижу.

Искариоте был в пиджаке и при галстуке, рубашка, конечно, была ему мала, и он то и дело крутил головой, словно стараясь освободиться от нее. На блестевшем от пота лице черными точками проступала щетина. Он испуганно оглянулся. Чистильщики обуви с любопытством смотрели на них, а бродяга, лежавший на соседней скамейке, посасывая лимон, даже протянул в их сторону руку за милостыней. Толстяк рухнул на скамью рядом с Мерседес, но в следующую минуту вскочил на ноги, будто его ударило электрическим током.

– Здесь мы у всех на виду. Лучше пойдем отсюда, – он показал рукой на туристский отель. – Двадцать седьмой номер. Никого не спрашивайте, поднимайтесь прямо ко мне. Я вышел на минуту – купить умитас.

И, не оглядываясь, он торопливо зашагал в отель. Они подождали несколько минут, а потом, обогнув площадь, отправились вслед за ним.

Женщина, убиравшая вестибюль, показала им, по какой лестнице подняться. Карреньо постучал в дверь двадцать седьмого номера и распахнул ее.

– Толстый как бочка, ел как зверь и охранял наркодельца. – Литума подытожил: – И это все, что ты рассказал мне об Искариоте.

– Он был как-то связан с полицией, – откликнулся его помощник. – Меня познакомил с ним мой крестный отец, я мало что знаю о его жизни. Он работал у Борова не постоянно, а только от случая к случаю, как я.

– Закрой на ключ, – сказал Толстяк, не переставая жевать. Он уже скинул пиджак и сидел на кровати, корзиночка с умитас стояла у его ног. Вокруг шеи на манер салфетки был повязан платок. Томас сел рядом с ним, а Мерседес опустилась на единственный в комнате стул. В окно были видны густые купы деревьев на площади и ветхая ротонда с облупленной балюстрадой. Искариоте молча протянул им корзиночку, в которой оставалась пара пирожков. Они отказались.

– Раньше их делали лучше, – пробурчал Искариоте, запихивая пирожок в рот. – Можно узнать, чем ты занимаешься в Уануко, Карреньито?

– Мы уезжаем сегодня днем, Толстяк. – Томас похлопал его по колену. – Умитас, может, и вправду не очень, но ты уписываешь их за обе щеки!

– Когда я нервничаю, у меня просыпается аппетит. А на площади, когда я вас увидел, у меня просто волосы встали дыбом. Но вообще-то у меня все вызывает голод.

Кончив есть, он поднялся с кровати, достал из кармана пиджака пачку сигарет, закурил.

– Вчера я говорил по телефону с одним из наших людей, с Мамелюком – так его называют. – Искариоте выпустил дым колечком. – Навел тень на ясный день. Сказал, что начальника застрелили, а ты и его девка скрылись. Он прямо задохнулся от ярости. И знаешь, что он сказал? Его, говорит, наверное, купили колумбийцы. А девку-то уж точно. – Насмешливая улыбка Искариоте вдруг превратилась в зловещую гримасу. – Колумбийцы тебе заплатили, Карреньито?

– Искариоте был вроде вас, господин капрал. У него не укладывалось в голове, что можно убить просто из-за любви.

– Искариоте, Мамелюк, Боров, – засмеялся Литума. – Имена, как в каком-нибудь фильме.

Толстяк недоверчиво покачал головой. Потом снова принялся пускать колечки дыма. Глаза в узких щелочках между складками жира остро поблескивали, разглядывая Мерседес.

– Ты и раньше ее трахал? – неожиданно спросил он и восхищенно присвистнул.

– Нельзя ли повежливее, – запротестовала Мерседес. – Что ты себе позволяешь, слон? С кем, думаешь, ты…

– Она теперь со мной, поэтому обращайся с ней как положено. – Карреньо взял женщину за руку жестом собственника. – Мерседес теперь моя невеста, Толстяк.

– Ну ладно, мир не перевернется оттого, что я ляпнул что-то не то, – извиняющимся голосом сказал Искариоте, переводя взгляд с одного на другого. – Но одну вещь я все-таки хотел бы знать: за вами на самом деле не стоят колумбийцы?

– Я не имею с ними ничего общего, – поторопилась ответить Мерседес.

– Я действовал один, Толстяк, клянусь тебе. – Томас приложил руку к сердцу. – Знаю, что тебе трудно поверить в это, но все было именно так. Минутный порыв.

– Признайся, по крайней мере, что она спала с тобой раньше. Признайся хоть в этом, Карреньо, – настаивал Искариоте.

– Мы даже никогда не разговаривали друг с другом. Я ее и видел-то раньше всего два раза: в Пукальпе, когда мы встретили и отвезли ее обратно в аэропорт, да в Тинго-Марии, когда забрали ее в аэропорту. Только и всего. Толстяк, можешь мне поверить.

Искариоте выдохнул сигаретный дым и потряс головой, чтобы прийти в себя.

– С ума сойти, – пробормотал он. – Должно быть, так оно все и было, как ты говоришь. Значит, ты убил его, потому что…

– Да будет тебе, Толстяк, довольно, – перебил его со смехом Томас. – Пусть они думают, что колумбийцы мне заплатили, не все ли равно.

Искариоте швырнул в окно окурок и следил за его зигзагообразным полетом, пока тот не упал на землю среди прохожих.

– Боров хотел отделаться от них, ему надоело, что колумбийцы забирают себе львиную долю. Я слышал об этом много раз. Они тоже могли узнать о его намерении и организовать убийство. Логично?

– Логично, – согласился Карреньо. – Но неверно.

Толстяк Искариоте внимательно изучал верхушки деревьев на площади.

– А могло быть и верно. – Искариоте сделал неопределенный жест рукой. – В конце концов, верно то, что удобно. Ты меня понимаешь?

– Ровным счетом ничего не понимаю, – с удивлением сказал Литума. – Что он задумал?

– Хитро придумал этот слон, – сказала Мерседес.

– А она вот уже поняла. – Искариоте снова уселся на кровать рядом с Томасом, обнял его за плечи. – Подари этот труп колумбийцам, Томасито. Разве Боров не хотел покончить с ними? Не хотел стать полным хозяином, взять в свои руки все, от очистки до вывоза, и вытеснить их? Поэтому ты оказал им величайшую услугу – ведь ты устранил конкурента. Они должны бы отблагодарить тебя, черт их побери. Если они настоящие наркобароны.