Кольца вероятности - Лоскутов Александр Александрович. Страница 12

Сердце молотом бухало в груди. Горло саднило. Только что я пробежал не меньше пяти километров. Блин. Я же не спецназовец и не спортсмен-легкоатлет. Для меня пять километров бегом – это уже подвиг. Остановился я, только когда мимо замелькали частные дома и дачи. Пригород.

Обратно я шел неспешно, поминутно оглядываясь и стараясь выбирать для дороги самые запутанные переулки. Пролезал в дыры, перепрыгивал через заборы, продирался сквозь кусты. И при этом вздрагивал от каждого шороха, от собачьего лая, от негромкого разговора случайных прохожих. Хорошо хоть стрельба прекратилась. Первое время, когда я бежал, выстрелы позади все еще были слышны, потом все стихло. Я искренне надеялся, что эти типы поубивали друг дружку.

Вот я уже и почти дома. Осталось подняться по лестнице, открыть дверь... И месяц не вылезать из своей квартиры. Или даже год.

Оглядевшись по сторонам, я поднес руку к кнопке звонка. Надавил. Прислушался к донесшимся изнутри птичьим трелям. Сейчас дверь откроется и...

Оля. Оленька. Сейчас я попрошу у тебя прощения. За все, что сделал и чего не делал. За то, что ты возишься с таким искателем приключений на свою шею. Потом мы ляжем спать. А утром уедем куда-нибудь. Поедем к твоей маме в Новосибирск. Или к дядьке на Волгу.

Дверь открылась. Я машинально шагнул вперед и...

Кто это?!

А в следующую секунду могучий удар чуть не свернул мне челюсть.

Опомнился я, стоя на четвереньках. Голова гудела, как после удара кувалдой. Перед глазами плыл какой-то туман.

Кто-то довольно грубо втолкнул меня в комнату и захлопнул дверь. Щелкнул замок. Теперь я в плену у себя дома. Но кто же тюремщик?

Чьи-то руки схватили меня за плечи и толкнули в кресло. Потом на мою многострадальную голову вылился, наверное, целый океан воды. Кресло и ковер серьезно пострадали, зато в глазах прояснилось и звон в ушах утих до едва заметного шелеста.

Первое, что я увидел, проморгавшись и сфокусировав взгляд, – это два дула, направленные на меня. Два глаза смерти, принадлежавшие обычным армейским «калашам». О господи... Снова!..

В комнате находилось четыре человека, ну и плюс, конечно, мы с Ольгой. Четверо бандюганов, которых я сюда совсем не приглашал. Трое смотрели на меня, а последний держал на мушке мою жену. Ольга сидела на диване. Бледная, напряженная и перепуганная до полуобморочного состояния. С разбитой в кровь губой. Во мне на мгновение поднялась волна жгучей ненависти, впрочем, быстро сгинувшая под холодными взглядами стоящих передо мной людей.

– Сиди тихо. – Один из налетчиков, необычайно худой, ну прямо скелет, шагнул вперед и, схватив меня за руку, принялся изучать опухоль на запястье.

Черт возьми! И эти туда же.

– Ребята... Ваши друзья меня уже осматривали. Там. В парке...

– Заткни поддувало! – рявкнул тощий, не отрывая взгляда от моей бедной руки. И добавил уже тише: – Глотки надо резать таким друзьям.

И тут я узнал его. Это был тот самый мотоциклист, которого я несколькими днями раньше видел у подъезда. Но тогда он щеголял в рваной майке и ездил на дребезжащем «урале», а сегодня вырядился, как новый русский. Только золотой цепи на шее недоставало. И почему-то я был уверен, что приехал он не на разваливающемся драндулете, а на каком-нибудь шикарном «мерседесе».

Худой мотоциклист недовольно скривился и поднял на меня взгляд.

– И что же мне делать с тобой, придурок?

Вопрос, судя по всему, в ответе не нуждался. И поэтому буквально просящуюся на язык фразу я удержал. А может быть, решающую роль в угасании моего красноречия сыграло смотрящее мне прямо между глаз дуло автомата?

– Целиком или по частям? – пробормотал тощий. – Вот в чем вопрос... А ты, Алик, как считаешь?

Один из ворвавшихся в мою квартиру бандитов опустил свой автомат:

– Нье зовьи мьеня Аликом. Йа есть Альберт. И давай оставьим этот запутанный йазык.

Акцент чудовищный. Я обалдело разинул рот. Иностранец!

– Как скажешь. – Тощий перешел на какой-то непонятный мне язык – кажется, немецкий, если я правильно понял – и обменялся с иностранцем несколькими фразами.

Судя по интонации и бросаемым в мою сторону недовольным взглядам, решалась моя судьба. Причем мнение иностранца было гораздо более кровожадным, чем у моего соплеменника. Если бывший мотоциклист показывал всего лишь на руку, то чертов фриц, кажется, сразу предлагал перерезать мне горло.

О черт! Черт возьми! Снова та же история.

– Фьодор, это нье есть разумно. Проще забрайть кольцо, а нье тащить этого олуха через три границы.

– А потом ждать, когда кольцо очистится от эмоционального фона бывшего хозяина? Слишком долго... Знаешь что, давай позвоним шефу.

Тощий вытащил из кармана мобильник и протянул иностранцу. Тот несколько секунд недовольно смотрел на телефон, потом взял и вышел в коридор. Вскоре оттуда послышались лающие звуки непонятного языка. Мотоциклист, плюхнувшись в кресло, молча ждал, нетерпеливо барабаня пальцами по подлокотнику.

Вернулся иностранец:

– Босс сказайл: дейсвовайть по обстановке, но лучье кольцо, чем чьеловек.

Тощий пожал плечами и повернулся ко мне:

– Где у тебя топор?

– З-зачем?

– Ты же не хочешь, чтобы мы пилили твою руку кухонным ножом? Знаешь, это очень долго и болезненно, – проникновенно сообщил он мне.

Кажется, на мгновение я лишился чувств. По крайней мере, я так и не смог вспомнить, как в комнате появился еще один человек. Возможно, раньше он прятался на балконе или вошел через дверь с улицы. Хотя, может быть, залетел и через окно – я теперь уже ничему бы не удивился. Врастающие в кожу браслеты, магия удачи и головорезы-психопаты, только и мечтающие, как оттяпать мне руку.

Господь Всемогущий! За что мне все это?

– Идут.

– Сколько?

– Не знаю. Все. С ними Шимусенко.

– Твою мать... – Тощий кивнул в мою сторону: – Присмотри за этим, чтобы не лез под руки. Если что – стреляй, не раздумывая.

– А его жена?

– Ее можешь оставить. Она нам без надобности.

Бандит кивнул. И уже через секунду я смотрел прямо в дуло массивному тупорылому пистолету, извлеченному на свет из кармана.

Я сидел в кресле, застыв как изваяние. Даже, кажется, не дышал. Сейчас этот урод нажмет на спуск, и я... Прости прощай белый свет.

– Глушителя нет, – пожаловался мой потенциальный убийца. – Услышат.

– Плевать. Одним выстрелом больше, одним меньше. Какая разница. Сейчас здесь и так та еще война будет. И... Знаешь что, пристрели его лучше прямо сейчас, пока не началась пальба.

Я закрыл глаза, готовясь умереть. Сил больше не оставалось. И только рвущая на части мое тело боль да предательская слабость, затопившая мое тело вязкой волной безразличия. Сейчас я умру и...

Хлопки выстрелов прервали мои мысли. Почему я еще жив? Пришлось открыть глаза, чтобы все выяснить.

А жив я был потому, что стреляли не в меня. Кто-то снаружи, желая попасть в квартиру, выбил несколькими пулями наш хлипкий замок. И одна из пуль, видимо, срикошетировав, неведомо каким образом попала в руку тому типу, что собирался вышибить мне мозги. Теперь же ему резко стало не до этого. Пистолет валялся на полу, а сам он с перекошенным лицом попятился куда-то в сторону.

Дверь с треском распахнулась, и внутрь влетел один из моих старых знакомых, встреченных сегодня в парке. Пистолет в его руках несколько раз изрыгнул огонь, прежде чем автоматная очередь положила конец глупому геройству. Беднягу отбросило назад. Со звоном разлетелась осколками Олина гордость – большое зеркало, висевшее у нас в прихожей.

Кубарем скатившись с кресла, я столкнул окаменевшую в ужасе Ольгу с дивана и буквально впихнул ее под стол.

А я? Как же я?

Автоматная очередь разодрала обои прямо над моей головой. От подвесного шкафчика отлетело несколько щепок. Еще выстрелы! Один из обороняющих мою квартиру преступных элементов упал с расколотым черепом. Комната медленно наполнялась запахом пороха.

Дальнейшее слилось для меня в какой-то сумбурный кошмар. Я запомнил только отдельные картины развернувшегося в моем собственном доме побоища. Иностранец с автоматом в руках, поливающий темный дверной проем свинцом. Расщепляющие наш старый шифоньер пули. Битое стекло на полу – остатки окон. Сползающий на пол паренек, от которого я смылся в подвале. Спина, оставляющая на стене кровавую полосу. Изумленно-испуганные глаза. Навек застывший взгляд.