Только моя - Лоуэлл Элизабет. Страница 59

Когда его тело напряглось, Вулф пробормотал что-то по-чейеннски.

— Ты очень напряжен, мой Вулф.

Он сдавленно застонал. Хорошо, что не прозвучало слово, которое могло бы шокировать Джессику.

— Ты очень теплый, — шептала она, касаясь плоти кончиком языка.

— Ты озорница, — проговорил он низким голосом

— Правда? Как энергично пульсирует у тебя здесь кровь. Я ощущаю это. — Джессика дрожала от возбуждения. — Гораздо энергичней, чем на шее.

Вулф не отвечал. Он был не в состоянии. Он не мог представить себе, как это возбуждало — познавать себя глазами Джессики, с помощью ее рук и слов.

Затем его плоть ощутила нежное, воспламеняющее тепло рта. Джессика издала мурлыкающий звук удовольствия и удивления. Вулф вцепился в одеяло, когда волна невыразимого наслаждения взорвалась внутри него. Он попытался побороть ее, однако быстро понял, что в этой борьбе он победы не одержит

У Вулфа едва хватило сил оторвать Джессику от своего тела и погрузить язык в ее рот. Он вкусил ее и застонал, как если бы его рвали на части.

Подергивание и содрогание мужской плоти в ее руке привело Джессику в состояние трепета. Она почувствовала обволакивающее шелковистое тепло разрешившегося напряжения и поняла, что прикасается к началу самой жизни. Она стала исступленно целовать Вулфа, страстно желая, чтобы эта жизнь началась в ней.

— Я не хотел так шокировать тебя, — сказал он, когда наконец сумел вздохнуть. — От твоего рта — там — я потерял контроль над собой.

— Но ты нисколько меня не шокировал.

— Как бы не так… Ты, кажется, попробовала меня на вкус.

— Да! — горячо зашептала Джессика. — И это было чудесно! По вкусу ты напоминаешь слезы, только шелковистей и таинственней.

Ее слова перевернули душу Вулфа, обновив его за одно мгновенье.

— Благодаря тебе я стал другим, эльф, — признался он хрипло. — Но я хочу отплатить тебе той же монетой.

Джессика поняла его лишь тогда, когда почувствовала, как он втянул ртом маковку ее груди, а рука его скользнула вниз в поисках лепестков цветка, который раскрывался только для него. Она была податливой, знойной, жаждущей, поскольку, лаская его, она возбудилась до предела. Первое прикосновение его пальцев к лепесткам цветка заставило Джессику задохнуться, второе — вскрикнуть. Третье прикосновение породило тепло, которое разлилось и обволокло обоих.

Четвертое подарило ей солнце.

16

Хотя выражение лица Вулфа было довольно суровым, когда он входил в дом, вид жены, разливающей в миски суп, подействовал на него благотворно. Медленная, мужская улыбка, которой он одарил ее, снимая кожаные рабочие рукавицы, сказала Джессике, что он помнит, что произошло между ними на заре три дня назад и затем повторялось каждую ночь.

Принимая миску из рук Джессики, Вулф незаметно положил ладони на тыльную сторону ее пальцев. Поскольку здесь были другие люди, он не наклонился к ней для поцелуя. Однако ему очень хотелось это сделать, и по ее прерывистому дыханию он понял, что она хочет того же.

— Как поживает маленький мужчина? — спросил Вулф, поворачиваясь к Виллоу, чтобы губы Джессики не искушали его.

Виллоу занималась ответственным делом: она купала малыша, который, кажется, получал немалое удовольствие от теплой ванны и прикосновения материнских рук.

— Этан Калеб Блэк поживает отлично, — ответила с улыбкой Виллоу

— Этан, говоришь? Значит, определились наконец.

— Так звали отца Калеба.

— Традиция, — сказал Вулф. Он одобрительно взглянул на Виллоу. — А ты не слишком быстро поднялась и принялась за работу?

— Валяться в постели — удел больных. А я здорова.

Нахмурившись, Джессика оторвалась от противня с кукурузным хлебом.

— В Англии женщина соблюдает особый режим несколько недель после родов.

— Экие неженки, — отреагировал Вулф. В его голосе прозвучало нескрываемое отвращение к аристократам Великобритании. — И ведь бесполезные, как соски у борова.

Виллоу просто сказала:

— Чем дольше ты пролежишь в постели, тем слабее будешь, когда поднимешься.

— Ты выглядишь утомленной, — возразила Джессика.

— Я была бы еще больше утомлена, если бы не Калеб Он помогает мне во всем. — Она подняла малыша и, продолжая разговор, завернула его в мягкую фланелевую пеленку. — Этан и я славно поспали сегодня утром… Правда же, кнопка? А после ленча мы еще поспим.

Вулф молча покачал головой, но в этом чувствовалось скорее восхищение, чем несогласие.

— Калеб, должно быть, родился под счастливой звездой если встретил тебя. Даже под несколькими.

Джессика наклонилась над противнем с хлебом, положила на него чистое полотенце, чтобы не уходило тепло. Впрочем, это было не так уж и необходимо, но зато давало ей возможность скрыть лицо, пока она не сможет овладеть собой. Даже зная, что Вулф не хотел нанести ей обиду, она не могла не испытывать горечи.

Она начала надеяться, что Вулф признает их брак. После той ночи, когда Вулф узнал, почему она боялась замужества и родов, он стал ее заботливым и предупредительным другом. Он был также сдержанным, щедрым учителем древнего искусства любви.

Но сейчас Джессика поняла, что он не воспринимает ее в качестве жены. И, вероятно, не воспримет. Презрение к аристократам у него было глубоко в крови.

Джессика родилась среди аристократии. Вулф никогда не забывал об этом, даже в момент страсти к ней. Вот почему после трех ночей огненных ласк Джессика оставалась девственницей. Вулф пылал к ней страстью, как к женщине, но не верил, что она может быть ему верным другом.

Ветер бился о стены, сотрясая дом. Он свирепо швырял в окно частицы льда и песка. Мужчины перестали есть и обменялись тревожными взглядами.

Ничего не говоря, Вулф встал и вышел через заднюю дверь. Не обращая внимания на колючий ветер, он отошел от дома, чтобы взглянуть на небо над горными вершинами.

Хотя был лишь полдень, слышался вой волков, вышедших из лесу на охоту.

В течение некоторого времени Вулф молча наблюдал за природой. Когда он вернулся в дом, лицо его было бесстрастным, но глаза невеселыми.

Калеб подождал, пока Вулф сел.

— Ну? — спросил он негромко.

Поколебавшись, Вулф пожал плечами.

— Будет сильный снегопад.

Калеб пробормотал себе под нос несколько слов, которые Джессика предпочла бы не слышать. Она поставила на стол второй противень хлеба и новую миску супа.

— Говоришь, сильный? — переспросил Калеб.

— Будет сущий ад. — Голос Вулфа звучал спокойно и твердо.

— Тогда никто не поедет, кроме меня. В этой пурге легко заблудиться.

— Я начну собирать коров и телок, — сказал Рейф, как будто не слыша слов Калеба. — Мой бич пугает лошадей, зато очень нравится этим животным.

— Я поеду с дробовиком, — сказал Рено. — Слава богу, пока не очень много коров отелилось. Телятам будет безопаснее в утробе матери. Кобылы уже начали жеребиться?

— Нет, — ответил Вулф. — Моя стальная будет, наверное, первой. Ну, а за ней тут же пойдут другие. Если они начнут жеребиться в пургу…

Калеб прищурил глаза, но промолчал. Да и мог ли он найти такое слово, которое повернуло бы холодный северный ветер вспять?

— Если мы заарканим моего мустанга, — продолжил Вулф, — Измаил сможет увести остальной табун за собой.

— Я недавно пытался это сделать. Но эта твоя чертовка просто описывала круги возле меня, — пожаловался Калеб.

— Да, быстронога… И умна, очень умна!.. — Затем улыбка у Вулфа погасла. — Если не удастся поговорить с ней…

— Поговорить? — удивилась Джессика.

Калеб улыбнулся.

— По-чейеннски… Это самая загадочная вещь, которую я когда-нибудь видел. Вулф может подойти к мустангу, что-то сказать ему, и тот сразу же идет за ним, словно большая собака.

— Чейенны их так и зовут — Большие Собаки, — пояснил Вулф спокойно. Затем его голос изменился. — Если стальная не проявит благоразумия и мы не сможем подойти к ней, я вынужден буду оглушить ее пулей.