100 великих аристократов - Лубченков Юрий Николаевич. Страница 135

На посту канцлера он занимается не только вопросами внешней политики, но и предпринимательством. Вскоре он становится владельцем медеплавильных заводов, а также продает за границу лен. Он покровительствует наукам и искусству, в частности он много помогал при жизни М.В. Ломоносову, а после его смерти добился установления памятника на его могиле.

Когда Петр III занял престол, Михаил Воронцов смог войти к нему в расположение. Он оставался верен государю и после переворота 1762 года, отказавшись присягнуть Екатерине II, за что был подвергнут домашнему аресту. Присягу он принес только узнав о смерти Петра III. Екатерина оставила Воронцова на посту канцлера. Большую часть времени Воронцов проводил за границей. Он не смог найти «рабочего контакта» с графом Паниным и братьями Орловыми и подал в отставку, которая была сразу же принята.

Уход со службу канцлера Воронцова не отразился негативно на других представителях этого семейства. Братья его, Роман и Иван Илларионовичи, получили графский титул от императора Франца I в 1760 году, но в России этот титул был подтвержден лишь в 1797 году. Роман Илларионович также хорошо знал Елизавету Петровну и в годы ее правления сумел стать одним из самых богатых помещиков России. Он достиг чина генерал-аншефа и был сенатором. Одна из его дочерей, Елизавета, стала фавориткой императора Петра III, другая, Екатерина – одна из самых известных женщин в российской истории – сподвижницей императрицы Екатерины II. Екатерина Романовна была замужем за князем Дашковым. Ее племянник Иван Илларионович был обер-церемонимейстером и членом Государственного совета. Когда скончался последний представитель рода Дашковых, Иван Илларионович получил по завещанию все его земли, и именным указом императора Александра I от 11 августа 1807 года ему было дозволено именоваться графом Воронцовым-Дашковым.

Кроме дочерей Роман Воронцов имел и двух сыновей – Александра и Семена. Младший, Семен, в день переворота 1762 года, как и его дядя, отказался присягнуть на верность новой императрице. При Екатерине II он начал службу в качестве дипломатического представителя России в Вене, но вскоре вернулся в армию и участвовал в русско-турецкой войне. Он сражался при Ларге, Кагуле и Силистрии, проявляя храбрость и мужество. После окончания войны Семен Воронцов вышел в отставку и уехал за границу. Но в 1782 году он получает назначение на должность посланника России в Венеции. Через два года он был отправлен послом в Англию, где стал ярым сторонником политики сближения России с этой страной. При Павле I Семену Романовичу было предложено стать канцлером, но он отказался, так как не хотел покидать Англию.

Но вскоре внешнеполитическая ситуация изменилась, и новый император встал на путь сближения с Францией. Воронцов вышел в отставку в 1800 году и принял участие в подготовке переворота в пользу Александра Павловича. Взойдя на престол, Александр I восстановил Воронцова в прежней должности посла, которым Семен Романович оставался до 1806 года.

Снова выйдя в отставку, Семен Романович Воронцов в Россию не вернулся. Он остался в Лондоне и прожил еще до 1832 года, наблюдая с берегов туманного Альбиона за событиями первой четверти XIX века, потрясающими Россию и Европу.

В России остался его сын Михаил – будущий герой Отечественной войны 1812 года. Михаил Семенович Воронцов всегда хотел походить на своего отца, но только не на того чопорного дипломата, каким стал его отец во второй половине своей жизни, а на того лихого офицера, что иной раз как бы невзначай просыпался в нем: в манере разговора, в нечаянной стремительности движения, в категоричной прямоте суждений.

Воронцов-младший родился 30 мая 1782 года, воспитывался в Англии, но уже в 1803 году сам попросился волонтером на Кавказ, где первый раз отличился почти сразу же: 3 января 1804 года при штурме Ганжи он вынес с поля боя раненого товарища. В этом же году он участвовал в сражениях с персами в Эриванском ханстве.

В начале июня главнокомандующий русскими войсками на Кавказе князь Цицианов, решив внять просьбе эриванского хана, обещавшего в случае защиты его от персов подчиниться России, направил к Эривани часть своих сил под началом генерал-майора Тучкова 2-го, а сам последовал за ним двумя днями позднее – 10 июня.

Тучков встретился у урочища Гумры с сильным корпусом противника. Не дожидаясь, когда персы и находившийся среди них царевич Александр атакуют его малочисленный отряд, он ударил первым и обратил врага в бегство.

Через несколько дней царевич, получив подкрепление, вновь решил испытать военное счастье, но этому теперь воспротивился подоспевший Цицианов. 19 июня он со своими людьми, среди которых был и Воронцов, прибыл под Эчмиадзинский монастырь. Спустя два дня царевич во главе 18-тысячного корпуса напал на русских, но был так дружно и яростно встречен, что в течение трех последующих дней опасался подходить к неприятелю даже на расстояние пушечного выстрела.

25 июня сам главнокомандующий персидской армией, сын и наследник шаха Аббас-мирза, за некоторое время до этого перешедший пограничный Аракс и вторгшийся в Эриванское ханство во главе 12 тысяч пехоты и 8 тысяч кавалерии, решил рассеять невыгодное впечатление, которое, казалось, могло сложиться о нем в результате разгрома царевича Александра, и также напал на Цицианова, но потерпел сокрушительное поражение. Часть его войска попыталась закрепиться на берегу реки Занги, но вперед пошли егеря знаменитого 19-го полка и одним батальоном – на штыках – вынесли противника прочь, отбив при этом две пушки. Воронцов, помня свое недавнее волонтерское прошлое, примкнул на время боя к егерям и получил свою долю тягот, пыли, лязга железа и бешеного восторга пополам с запредельным упоением, когда ты видишь, как совсем недавно еще воинственный противник поддается твоим усилиям, твоим и твоих товарищей, и начинает – поначалу медленно-медленно – пятиться, но вот что-то ломается у него там, внутри, у сердца, и он обращается в стремительное бегство… Персы во главе с главнокомандующим, бросив лагерь, спешно бежали за Аракс. Эривань была спасена.

Цицианов потребовал у хана сдачи крепости и присяги на верность – ведь его войска выполнили свое обещание, но владыка, забыв, что самое опасное место на раскачивающейся доске – это середина, решил снова обратиться за помощью, но на этот раз к персам. Аббас-мирза вновь перешел границу и расположился лагерем при деревне Калагири.

С рассветом 30 июня 3 тысячи русских перешли Зангу и, мгновенно разметав высунувшихся было из Эриванской крепости на вылазку персов, в 4 каре атаковали главные силы неприятеля, расположившиеся на господствующих высотах.

Лишь мерный барабанный бой сопровождал движение русской пехоты. Мерно, не ускоряя шага, она двигалась на противника. За несколько десятков шагов до персидской позиции гул сменился быстрой дробью, и русские бегом бросились на приступ. Все искусственные преграды, выставленные защитниками, были преодолены и рассеяны в мгновение ока, и забурлил рукопашный бой. Персы благодаря своему численному превосходству выдержали удар первой волны, но на смену павшим на их позиции надвигались все новые и новые тесно сомкнутые цепи, и неприятель дрогнул: побежал к лагерю, находившемуся в трех верстах от места боя.

Там противник лишь на короткое время перевел дыхание: русская пехота продолжала наступать стройными порядками, и тогда персы, отбросив остатки воинских доблестей, пустились бежать к Эривани и далее – через крепость.

В этом сражении Аббас-мирза потерял более 17 тысяч убитыми, не говоря о потере всего своего лагеря, четырех знамен и семи пушек.

Цицианов обложил крепость, но хан все еще верил в свою звезду: он сам решил напасть на русских. Десять часов кипел бой, но чаша весов уже давно качнулась в сторону русских: хан вместе с остатками сил Аббас-мирзы был разбит наголову.

Во всех этих почти беспрерывных сражениях Воронцов – в гуще событий. Выделять его смысла не имеет: он лишь один из тех, кто выполнял должное и не имел возможности в эти минуты подумать о своей кратковременности в сем мире. Все мысли лишь о том, как взять на штык саблю перса, как тут же уйти от удара ятагана, как увернуться от пистолетного дула, смотрящего тебе в зрачки. А когда надо – он действовал разумом командира. В данном случае слово лучше предоставить главнокомандующему князю Цицианову: «Не могу не рекомендовать особенно находящегося при мне за бригад-майора, не сменяющегося, лейб-гвардии Преображенского полка поручика графа Воронцова, который деятельностью и попечительностью своей заменял мою дряхлость, большою мне служит помощью и достоин быть сравнен с его сверстниками. О сем дерзаю всеподданнейше представить, зная священные правила справедливости Вашего Императорского Величества, по строгости коих, служба сего молодого офицера, обещающего много для пользы службы, заслуживает всеконечно всемилостивейшего Вашего Императорского Величества внимания к ободрению его».