Ленинград действует. Книга 2 - Лукницкий Павел Николаевич. Страница 12

Но отменять наступление командование армией не решилось, и наступление началось.

На правом фланге, ближе к Погостью, – батальоны 4-й бригады морской пехоты, на левом фланге, в низине Корыганского мха, – батальоны 1-й отдельной горнострелковой бригады, в центре, прямо против укрепленного противником села Веняголово, – части 80-й стрелковой дивизии.

Так протянулся вдоль текущей с северо-востока на юго-запад немноговодной здесь речки Мги восьми– или десятикилометровый фронт наступления 8-й армии. Обходным движением с левого фланга, устремляясь сначала к юго-западу вдоль дороги на Монастырскую Пустынь, двинулись с исходных позиций три десятка тяжелых KB 124-й танковой бригады полковника Родина. А поддерживать пехоту вдоль фронта на речку Мгу выпущены были три взвода трофейных танков 107-го отдельного танкового батальона майора Б. А. Шалимова.

Было, конечно, много артиллерии, был гаубичный 882-й [11] полк, недавно отпочковавшийся от 883-го полка 54-й армии, ставшего под командованием майора К. А. Седаша 13-м гвардейским. Были «катюши», была авиация, были саперные подразделения и другие части… Но во втором эшелоне, в резерве, как и все последние месяцы в здешнем районе, не было почти ничего. Сил для замены обескровленных частей, для развития наступления в случае успешного прорыва, по-прежнему не хватало.

Всем, однако, казалось, что на этот раз наступающие войска 8-й армии прорвутся к Шапкам и Тосно и совместно с левым соседом – 54-й армией – выйдут к Октябрьской железной дороге по всему фронту, сомкнутся где-нибудь между Любанью и Тосно с частями 2-й Ударной. А затем, раздавив в образовавшемся «котле» всю волховскую немецкую группировку, двинутся единым фронтом на освобождение Ленинграда от опостылевшей всем блокады.

Ну, это – потом, а пока… Пересечь речку Мгу, оседлать проходящую за нею дорогу Веняголово – Шапки, занять все маленькие господствующие высотки и, конечно, накрепко закрепиться в Веняголове… Это – ближайшая задача на сегодня, на завтра, на послезавтра…

Кабы только продержался морозец еще хоть дватри денька!

Но погода вдруг стала неумолимо хорошей, вредоносно-благостной, небо налилось такой безмятежноманящей голубизной, что ничего доброго от него ждать не приходилось… А тепло, солнечное тепло, которого так жадно, так томительно ждал каждый боец всю зиму, сегодня ударило в головы всем, как дурное хмельное вино.

Проваливаясь в рыхлом снегу, погружаясь в талую воду по колено, местами по пояс, а там, где надо было ползти, погружаясь в эту пронзительно-холодную кашицу с головой, стреляя, швыряя гранаты, люди обливались потом, испытывали ощущение лихорадки.

В таких условиях наступление началось! Бойцы, политработники и командиры двинулись в атаку дружно, самозабвенно, не думая о таких пустяках, как простуда, болезнь, потому что впереди большинство из них ждала смерть, и они к смерти были готовы ради общей победы. Русский человек, несший в сердце возмездие гитлеровцам, упрямо презирал страх, был полон решимости и сейчас отбросил всякие мысли о своей жизни!

Танк Барышева пошел вперед вместе с двумя ротами третьего батальона горнострелковой бригады. Взвод, поддерживающий стрелковый батальон, состоял из трех одинаковых трофейных танков – средних танков Т-3, но все они были без раций, радиосвязи ни между собой, ни с командованием не имели и потому, когда два танка справа исчезли из поля зрения Барышева и его заряжающего Зубахина, Барышев, выполняя задачу, поставленную ему через связного бойца комбатом, остался с двумя ротами этого батальона один.

Рассказывать о том, как от исходных позиций на опушке леса танк Барышева, завывая в болоте и пересекая его, полз к поднявшейся в атаку пехоте, нет смысла: ничего необычного тут не происходило, – танк выбрался на твердую почву, помчался полным ходом между кустами береговой полосы, догнал и обогнал радостно приветствовавших его пехотинцев и, преследуя вместе с ними бежавших куда-то солдат немецкого боевого охранения, истребляя их огнем пулеметов и давя гусеницами, сунулся в русло реки Мги, пересек ее, неглубокую в этом месте, выбрался в кустарник правого берега и, оберегаемый здесь саперами, извлекавшими и взрывавшими мины, повел из своей пушки огонь в ответ на яростный артиллерийский огонь противника. Ждали налета вражеской авиации, но наши истребители носились в воздухе, не подпуская немецких летчиков к передовой, наша артиллерия так основательно перепахала в артподготовке немецкий передний край, что проходы сквозь минные поля и береговые укрепления врага не потребовали больших усилий. Но бой за речку Мгу, по всей линии фронта наступления был все-таки очень тяжелым, длился без перерыва до вечера, множество раз немцы переходили в контратаки, а сбить наших бойцов с занятого ими берега все-таки не могли. Ночь на 9 апреля застала Барышева с его экипажем у временного КП 3-го батальона, в прибрежной полосе леса между первой и второй оборонительными линиями немцев – иначе говоря, между речкой Мгой и дорогой Веняголово – Шапки.

В эту ночь немцы здесь контратак не предпринимали. Разводить костры было, конечно, нельзя, и бойцы батальона, понесшего значительные потери, всю ночь дрожали в ознобе; чтобы не замерзнуть, не спали и с томительным нетерпением ждали в снежных ячейках и в полуразрушенных немецких землянках и блиндажах рассветного часа, – согреться бойцы могли только в новой атаке…

Барышев и трое членов его экипажа ночевали среди изломанных бревен полураздавленной танком землянки, – танк стоял поперек укрепленного бревнами окопа над их головой, дежурным в танке оставался в ту ночь Зубахин. Вокруг повсюду в лесу дремали пехотинцы, экипаж от артобстрела был охранен танком, а при возникновении всякой другой непосредственной опасности экипаж успел бы занять свои боевые места.

Но, конечно, Барышеву эту ночь спать не пришлось. Вместе с командиром роты, заместившим убитых в бою комбата и его комиссара, он пытался выяснить положение у соседей, рации в роте не оказалось – ее утопили при переправе. Посылали связных, но и соседи ничего толком не знали, ясно было лишь, что речка Мга форсирована повсюду, а Веняголово не взято. И еще было ясно, что потери у противника и у нас велики, потому что в жидкой снежной каше, в болоте, в мшистых трясинных хлябях воевать трудно, – единственное преимущество оказывалось, пожалуй, лишь в том, что осколки рвавшихся мин и снарядов, разлетаясь в болотистой жиже, поражали гораздо реже, чем если б люди передвигались по твердой почве. Но зато множество бойцов потонуло в трясинах или просто, обессилев, позамерзло и днем и в ночи…

Всю ночь слышался натруженный, напряженный вой грузовиков, подвозивших где-то боеприпасы и увозивших раненых, моторы надрывались, пытаясь вырвать машины из невероятной грязи. Этот поистине звериный рев усталых машин длился до самого утра, и сквозь этот рев Барышев услышал доносимый чуть содрогающейся землею грохот тяжелых орудий. Поблизости пересыпалась пулеметная трескотня, беспорядочно щелкали вдоль всей окружности горизонта отдельные выстрелы винтовок и слышались короткие перестуки автоматов. Небо оставалось чистым, в нем красиво вспыхивали разноцветные ракеты, вырывая из мрака силуэт стоящего прямо над головой Барышева танка.

Барышев старался не думать о завтрашнем дне: все будет, как будет, как доведется быть! Барышев думал о своем новом экипаже, который с ним первый раз в бою. Спасибо им, – ребята подобрались хорошие, действуют бесстрашно, без лишних слов понимают его, командира танка, по жесту, даже по взгляду. Все они – опытны, трофейную эту машину, освоенную ими без всяких руководств, инструкций и схем, знают хорошо; как должное приняли отсутствие в танке рации, и танкового пулемета, и оптического прицела… Не всякий рискнул бы идти в бой в танке с такими дефектами, разве пехотным пулеметом можно заменять танковый?.. Но все четверо, как и сам Барышев, горды уже тем, что, взяв и восстановив этот танк, пошли в бой, воюют, а не сидят в колхозной избе, в Оломне, при штабе армии, без всякого дела, где можно только курить да играть «в козла», да в сотый раз передумывать невеселые думы о том, когда же командование пришлет новые машины, выпущенные заводами Сибири или Урала?