Александр II, или История трех одиночеств - Ляшенко Леонид Михайлович. Страница 7

А. Левандовский

Власть и одиночество (несколько слов для начала разговора)

В так называемое Новое время мировой истории начало каждого века заставало Россию на том или ином перепутье. В начале XVII столетия — Смута, в начале XVIII — реформы Петра I, подозрительно напоминавшие революцию многими ее атрибутами, в начале XIX — нашествие Наполеона и искренние обещания Александра I преобразовать страну, в начале XX столетия — революционные события 1905 и 1917 годов. Да и в наступившем XXI веке мы не можем со спокойной душой сказать, что нам все ясно с направлением развития страны. По выражению, популярному в недавнем прошлом, есть мнение, что начало каждого из последних веков является неким мистическим порогом для нашей страны, так что впереди нас, хотим мы того или нет, ждет еще много неожиданного. С этим заключением можно было бы согласиться, тем более что с утверждениями мистиков дискутировать очень сложно, а главное, бесполезно, однако стоит напомнить, что один из важнейших переломов в истории России произошел не в начале, а в середине XIX века. Это несколько портит загадочность картины развития страны, связанного с началом столетий, но из песни слова не выкинешь. О событиях именно этого периода мы и намерены начать разговор. Вернее, не только и не столько о событиях, сколько о людях, которые силой обстоятельств или волей Судьбы оказались в 1850-1880-х годах во главе Российской империи.

То, что человек сам по себе интересен и даже, можно сказать, является высшей ценностью, давно стало общим местом для философов, писателей, историков и вообще всех, кто интересуется изучением роли людей в совершившихся или совершающихся событиях и процессах. Может быть, это и справедливо, но на бытовом уровне это прежде всего так, когда дело касается родных, друзей, соседей, сослуживцев или героев сугубо литературных, то есть выдуманных авторами произведений. Однако, когда речь заходит о документальны биографиях властителей, полководцев, ученых, деятелей искусства или лидеров общественных движений, выясняется одно немаловажное обстоятельство.

Оказывается, что человек сам по себе (то есть переживания и движения его души, раздумья, семейная жизнь и т.п.) не так уж и интересны читателям. Он значим для них тем, что открыл, преобразовал, завоевал, написал и, может быть самое главное тем, чем он расплатился с Судьбой за свои великие дела или чем Судьба наградила его за них. Говоря иначе, он интересен, с одной стороны, благодаря конкретным обстоятельствам места и времени, в которых жил, при условии, что эти обстоятельства важны и значимы для других поколений, с другой стороны, он вызывает интерес у читателя своими личными потерями или приобретениями, являющимися обязательными спутницами человека, отмеченного Историей.

С этой точки зрения, короли, императоры, султаны и президенты находятся вне конкуренции: что может быть интереснее, значимее судьбы человека, вознесенного волей Провидения или выбором сограждан на вершину власти? От его действий зависит благополучие миллионов подданных, к его голосу прислушиваются на международной арене, помня о прошлом, он работает в настоящем, зная, что его деяния с тем или иным знаком, будут позже занесены в анналы истории. Если же правитель является еще и неординарной личностью, то долгая память поколении ему безусловно обеспечена. Только как различить — перед нами ординарная или неординарная личность, каковы критерии ее обычности или исключительности? А коли существуют сомнения и неясности в определении основного положения, то все ли полностью справедливо в тщательно охраняемых традицией и ее защитниками анналах истории?

Пьедестал власти высок, а потому успешно скрывает многое из того, что могло бы разочаровать подданных во властителе. Однако именно высота этого пьедестала зачастую помогает увидеть то, что делает властителей обычными людьми, порой безутешно несчастными, порой неимоверно счастливыми, а оттого еще более интересными для современников и потомков. Конечно, когда речь заходит о главах государств, мы невольно обращаемся не только к их личностным качествам, но и к конкретным обстоятельствам их правлений. Реформы и войны, отношения с обществом и ближайшим окружением, народная молва и литературные анекдоты характеризуют властителя не меньше, чем добрые и бесчеловечные поступки, совершенные им в качестве обычного частного лица. Магия власти, вознесенность над людьми и обстоятельствами, изначальная, автоматическая принадлежность истории... Есть между тем еще одна характеристика, резко отличающая руководителей государств, особенно государств монархических, от иных смертных.

В разговоре о жизни самодержцев Запада или Востока, далеких или недавних времен, мотив одиночества звучит с упрямым постоянством и особой силой. Сама исключительность, единичность монаршего поста делает, видимо, неизбежным обращение к этой теме. Говоря о конкретных фигурах на тронах и их конкретных судьбах, мы не найдем, что совершенно естественно, ни одной полностью одинаковой личности, сходной с другими. Но тем не менее от заунывного мотива одиночества монарха уйти вряд ли удастся. Если попытаться дать определение этому одиночеству, то получится, что это состояние человека, в силу обстоятельств давшего суровый обет постоянно заниматься важнейшими проблемами, стоящими перед государством, и в рамках этой несвободы свободного, насколько это вообще возможно, в своих действиях. Упомянутым обетом является монарший долг, жестко диктующий правила поведения властелина; ответственность за принятие решений, лежащая на царе, постоянно оставляет его один на один с важнейшими вопросами жизни страны; наконец, истинная свобода возможна только как одиночество (именно поэтому многие и многие люди опасаются свободы, лишающей их не столько подсказки со стороны, сколько коллективной ответственности за принятие решения).

Вам никогда не приходилось задумываться о том, почему в сказках (причем всех народов мира без исключения) счастливыми победителями гораздо чаще становятся не монархи, а царевичи, королевичи, принцы, то есть наследники престолов, а не коронованные носители власти? Именно они, будущие правители, жизнерадостны, исполнены жажды приключений, именно с ними, бурлящими энергией, происходят волшебные превращения, ведущие, в конце концов, к победе. Когда же они восходят на престол, сказка заканчивается, обрывается. Бывшие наследники престола, с удовольствием или без оного, взваливают на свои плечи тяжелую ношу ответственности за судьбу страны, династии, и приходят долгие тягучие будни правления. Их жизнь наполняется постоянной борьбой с массой внешних и внутренних обстоятельств, связанных с существованием государства, всегда весьма важных и требующих срочного решения, отнюдь не волшебных, хотя часто и превышающих человеческие возможности. Теперь бы и появиться всемогущему магу, Коньку-Горбунку или доброй фее, но возврата к сказке, к поэзии ее приключений почему-то не происходит...

Несмотря на сказанное выше, можно, конечно, задаться целью и попытаться найти среди реальных королей, императоров, султанов и других венценосных особ тех, кто наиболее пострадал от «надмирности» своего положения, от семейных неурядиц или политического противостояния одного — всему остальному свету. В этом невеселом соревновании трудно найти единственного абсолютного чемпиона — слишком много претендентов на звание наиболее вознесенного над подданными, совершенно непонятого, неоцененного по заслугам и сверходинокого монарха. Однако в ряду самых несчастных самодержцев для россиян одним из реальнейших претендентов на это звание будет император Александр II.

Когда автор известной триады: православие, самодержавие, народность, давшей начало теории «официальной народности» или «казенного патриотизма», С. С. Уваров писал: «Трудно родиться на троне и быть оного достойным», — он отнюдь не имел в виду, что достойные трона люди должны рождаться не в царских семьях. Умный консерватор подразумевал, что рождение «на троне» ставит ребенка в тяжелейшие условия, вызванные исключительностью положения наследника, званием будущего вождя нации, традиционным обожанием окружающих, ролью непогрешимого судьи, которая свойственна Провидению, но непереносима для нормального человека. Ожидания подданных настолько велики, что соответствовать им простому смертному вряд ли дано даже в теории. Впрочем, это касается всех монархов без исключения, что же до нашего будущего героя, Александра II...