Тамерлан. Правитель и полководец - Лэмб Гарольд. Страница 12

Возникла выгодная боевая ситуация, и Тимур послал к Хусейну адъютанта с предложением перестроить ряды войск на правом фланге и немедленно атаковать.

– Я не трус, – закричал Хусейн, – чтобы мне приказывали в присутствии моих людей! – Он ударил курьера Тимура кулаком в лицо и не дал никакого ответа на предложение.

Время шло. Тимур, сдерживая гнев, послал к Хусейну двух командиров, родственников эмира, чтобы разъяснить ему, что Ильяс собирается отступать и необходимо немедленно начать атаку.

– Разве я бежал с поля боя? – грубо спросил Хусейн посланцев Тимура. – Почему он требует от меня наступления? Дайте мне время собрать своих людей.

– Государь, – сказали посланцы, – Тимур сейчас сражается с резервом монголов. Гляди!

Сыграли ли роль зависть или какие-то другие соображения, но Хусейн не стал атаковать. В конце концов Тимур перед наступлением темноты прекратил бой. Он расположился лагерем в поле и под влиянием мрачного настроения не пожелал ни навестить Хусейна, ни выслушать его посланцев. Тимур решил, что больше никогда не будет проводить с Хусейном совместные боевые операции.

На следующий день дождь пошел сильнее. Тимур, все еще обозленный, атаковал Ильяса самостоятельно. Однако его встретили отборные тысячи монголов и вынудили отступить. Войско Тимура должно было возвращаться в лагерь во время бури, бушевавшей над болотами, в которых лежали груды трупов как напоминание о поражении двух эмиров. Озябший и убитый горем, Тимур ехал в полном молчании. За ним на расстоянии следовали его воины-барласы. Тимура крепко побили, и он не простил Хусейну отказа от поддержки. Тот слал к нему курьеров с предложением различных планов отступления в Индию, но Тимур в своем дурном расположении духа отвергал их.

– Иди хоть в Индию, хоть к самому шайтану, – повторял он. – Что мне до этого?

Тимур отступил к Самарканду и убедился, что город готовится к осаде. Затем он отправился в свою долину набирать новое войско, пока монголы будут заняты осадой Самарканда.

В долине он узнал, что Алджай, внезапно умершая от неизвестной болезни, была похоронена в белом саване в саду его дома.

Два эмира

Кончина Алджай оборвала нить, связывавшую Тимура и Хусейна последние пять лет. Хусейн не раз грубо обращался с сестрой, и Тимур помнил это. Он всегда тяжело переживал семейные несчастья, а теперь на него обрушилась смерть жены. Захватив с собой сына Джехангира, Тимур отправился с соплеменниками на юг, за реку, туда, где провел последнее лето с Алджай.

«Все мы принадлежим Аллаху, – писал ему благочестивый Зайнеддин, – и к нему должны вернуться. Каждому из нас предопределено время и место смерти».

Тимур, однако, не был фаталистом. Религиозное рвение мулл и имамов не находило отклика в его душе. Внешне его спокойствие казалось умиротворенностью истинно верующего человека, убежденного в том, что его судьба предопределена, а спасение состоит в соблюдении законов, установленных пророком Мухаммедом. Внутренне же Тимура мучили вопросы, на которые он не находил ответов, а также страсти, унаследованные от предков.

Молился он в строго предписанное время, занимал свое место во время богослужения в мечети и внимательно слушал чтецов Корана. Часами он просиживал по ночам за шахматной доской, передвигая по клеткам миниатюрных слонов, коней и тур из слоновой кости с той же частотой, с какой бы делал это, если бы играл с напарником. Когда же он играл с партнером, то почти всегда выигрывал, не оставляя последнему никакого шанса. Тимур был действительно сильным шахматистом.

Увлекаясь шахматами, он соорудил необычную доску с числом клеток, нанесенных на ней, вдвое большим, чем на обычной. Число шахматных фигур было тоже удвоено. Он разрабатывал на такой доске новые комбинации. Между тем пятилетний Джехангир сидел рядом с ним на ковре, наблюдая черными глазками за ходами, которые делал глянцевитыми фигурками поглощенный игрой отец.

За этим занятием Тимура застали муллы – глаза и уши исламской веры, – прибывшие в спешке из Самарканда с вестью.

– Аллах снял хомут угнетения с шеи верующего! – воскликнули они. – Из Бухары в Самарканд прибыл почтенный и смелый богослов. Он призвал горожан выступить с оружием в руках против угнетателей мусульман и сражаться с ними до тех пор, пока наши предводители и эмиры не соберут достаточно сил для отпора неверным. Хотя ненавистный враг подошел к стенам города, жители Самарканда смогли защитить его даже в отсутствие двух своих эмиров. Врага отбросили от стен города.

Затем по воле Аллаха среди коней монголов распространился мор. Три четверти из них пали. Монголам не хватало лошадей даже для курьерской службы. Они ушли с нашей территории. Многие из них тащили свои колчаны и мешки с пожитками за спиной, а мечи на плечах. Без сомнения, мир еще никогда не видел пешей армии монголов.

За муллами пришли воины Тимура – очевидцы событий в Самарканде. Они подтвердили тот факт, что жители Самарканда отстояли город от монголов, добавив, что из-за мора среди их лошадей конные отряды тюркских племен объезжали зараженные места.

Такой неожиданный подарок судьбы снова привлек на эту территорию эмира Хусейна. Он совершил триумфальный въезд в Самарканд под ликование городских жителей, радовавшихся своей победе над монголами. На балконах и ограждениях крыш вывешивались ковры, мечети были переполнены, в каждом саду эмира приветствовали музыкой.

Хусейн и Тимур стали теперь номинальными правителями территории от Индии до Аральского моря. Фактически Тимур имел равные права с Хусейном на правление. Он командовал армией и имел внушительный послужной список. Но Хусейн был внуком Созидателя Эмиров и сыном правящего хана. Он поставил на управление Самаркандом марионеточного хана, подставное лицо, единственным достоинством которого являлась его принадлежность к тюра, потомкам Чингисхана. Со всеми сопутствующими церемониями тот занял дворец, а Хусейн принялся править так, как это делал его дед.

В силу обстоятельств Тимур занимал менее значительное положение, чем Хусейн, собиравший в свою казну налоги, выносивший судебные решения и наделявший земельными владениями. Тимур настоял на одном: он должен владеть своей долиной и районом Шахрисабза, прилегавшим к реке.

– До реки – все мое, – решительно заявил он.

Тимур держался достойно. Он великодушно терпел поборы. Когда Хусейн ввел тяжелый подушный налог на барласов, он протестовал, напоминая, что его соплеменники потеряли в последней битве большую часть своего имущества, но сам выплатил Хусейну полную сумму налогов. На это ушли даже драгоценности Алджай – серьги и ожерелье, которые она носила в их первую брачную ночь. Хусейн узнал драгоценности, но принял их без всяких замечаний.

Окончательный разрыв между эмирами произошел из-за их беспокойных вассалов. Посадив на трон марионеточного хана, Хусейн дал повод для нового вторжения монголов и, сокращая число предводителей племен, нажил себе новых врагов.

Когда его сотрудничество с Тимуром прекратилось – неизвестно по чьей инициативе, – вспыхнула междоусобная война, длившаяся в течение шести лет; начались интриги, повлекшие за собой периодические набеги монголов.

В это время Тимур напоминал бесплотного духа войны. Его спокойная решимость, абсолютное безразличие к собственной безопасности и безмерное великодушие были очевидны. По ночам, устроившись вокруг костров, караванщики рассказывали истории о повелителе Тимуре.

– Он достоин своего имени, – говорили они, – в нем действительно железная воля, железная непреклонность.

Возможно, самой популярной историей, рассказывавшейся на базарах и в военных лагерях, была история о взятии Карши – города в Хорасане, известного как город Пророка под маской, уже давно погребенного в могиле. Речь идет о глубоко религиозном человеке, поражавшем массы людей умением творить чудеса. Он показывал на дне своего колодца восход луны, когда ее не было на небе. Его называли Творцом Луны. Согласно историческим преданиям, он доставлял много неприятностей людям.