Кошка, которая умела плакать… - Аникина Наталия. Страница 95

Но приглядевшись повнимательнее, Амиалис изменила своё мнение – она заметила, что среди притаившихся за основаниями колонн существ не было ни единого алая: оружие, доспехи и другие вещи на них были алайскими, но – ни ушей, ни хвостов… Тут Амиалис всё стало ясно – камень с души свалился, конечно, это бывшие рабы, неизвестно как расправившиеся со своими хозяевами, попрятали их тела, а своих погибших, видимо, от какой-то не оставляющей следов магии товарищей, переодев их в алайскую одежду, оставили на виду, чтобы отвлечь внимание и перестрелять прибывшее подкрепление.

– Восстание?! – со смесью отвращения и любопытства воскликнула наместница. О том, что рабы могут восстать против своих хозяев, на родине алайки забыли и думать, но, видимо, здесь дело обстояло иначе. Что ж, чем-менее талантливым был предшественник, тем в более выигрышном свете будет смотреться она, Амиалис, которая знает, как управлять народом. На лице женщины заиграла хищная, самодовольная усмешка. О, да! Она покажет, как мудро умеет распоряжаться властью и что ещё большей власти достойна! Волна возбуждения, вызванная этими мыслями, приятным холодком пробежала по спине.

У бывших рабов были отличные командиры – они не дали разъярённой толпе сразу же наброситься на новую наместницу, решив атаковать её и её охранников на расстоянии. Засвистели стрелы. За некоторыми из них в воздухе оставались видимые в магическом, а иногда и в обыкновенном спектре следы. Такие стрелы несли на себе разрушительные заклятья. Один из первых таких снарядов угодил в телохранителя Амиалис, и он, не успев произнести контрзаклинание, вспыхнул ярким синим пламенем и с тихим, отвратительным шелестом повалился на землю у ног своей властительницы.

Амиалис лишь презрительно посмотрела на его обугленный труп, рассвирепев ещё больше при мысли, что ей дали в телохранители такую жалкую тварь. И тут же забыла о нём. Товарищи убитого тоже не выказали никаких чувств по поводу его смерти. Они были истинными алаями, достойными своих предков, захвативших этот мир.

Наместница и её охрана окружили себя защитными полями. Теперь им не нужно было отбивать стрелы клинками или уворачиваться от них. Ещё некоторое время стрелы продолжали лететь, но потом, осознав тщетность своих атак, рабы остановились. Амиалис видела, как мечутся их силуэты – видимо, они обдумывали, что делать дальше.

Что-то слишком быстро приняли они решение! Или, быть может, никакого приказа тем, кто с воплями вылетел из укрытия и помчался к наместнице, отдано и не было? Рабы обступили царицу и её ошалевших телохранителей плотным кольцом. По тому, как они держали оружие, можно было судить, что не только работой по дому занимались они всю свою жизнь. Некоторые из них, несомненно, были сведущи в магии, а это, вместе со снятыми с убитых алаев амулетами и оружием, превращало их в более или менее опасных врагов… Ха! – Амиалис резко выставила перед собой руки – рабов разметало в стороны. Сила удара была таковой, что некоторые из колонн пошатнулись, а одна и вовсе рухнула на головы нашедших за ней убежище восставших.

Глядя на искалеченные тела, Амиалис злорадно расхохоталась и, расслабленно откинув голову назад, продемонстрировала разъярённой толпе незащищённое горло. Она запустила пальцы в волосы и провела ими по голове – там, где прежде были алайские ушки. Жестом, таким похожим на дурную привычку собственного сына. Сегодня она могла позволить себе немного лишнего. Амиалис не знала, что подмога не придёт, что некому противостоять толпе и защищать её, кроме трёх телохранителей. Но их лица были отчаянно-сосредоточенными – они уже почувствовали, что остались одни посреди врагов…

Никто не заметил, чья рука отвела в сторону одну из занавесей в окне, прорубленном в толстой стене второго этажа.

– А она всё ещё хороша! – усмехнулся рослый алай-руа-лец, наблюдающий за сражением, насмешливо прищурив ярко-зелёные, как у Амиалис, глаза. Стоящая рядом с ним молодая женщина никак не отреагировала на реплику Когтестраха, а остальные алаи, находящиеся в комнате, и вовсе не расслышали её. Только патриарх Селорн поднялся с сундука, на котором восседал, и подошёл к окну взглянуть на битву.

– Да, силы ей не занимать, – согласился Селорн, – но против целого мира ей не выстоять… хотя… – он замолчал, видя, как волна пламени, пущенная царицей, хлынула к поваленной колонне, за которой спрятались восставшие, перетекла через неё и испепелила их, прежде чем бывшие рабы успели хоть что-то сообразить, – может быть, мы… – с затаённой надеждой в голосе обратился он к алайке.

Она села, задумавшись. В её лице, белоснежном, как у алаек из дома ан Камиан, угадывались общие с Аниаллу черты, но Элеа выглядела более величественно. Она тоже была сианай, но сила Аласаис сияла в ней намного ярче. Если Аниаллу была Тенью богини, то Элеа – её отражением в чистом зеркале. Она была одной из первых, самых могущественных сианай.

– …пока Амиалис не успела спасти свою бесхвостую… – продолжил было скрежещущий зубами от нетерпения растерзать Амиалис Селорн.

Но сианай одним прикосновением изящной руки заставила патриарха успокоиться.

– Нет, – твёрдо сказала она, покачав головой, и убрала тонкие, длинные пальцы с чёрного запястья эала. – Довольно они были рабами. Теперь они вправе сами выбирать свой путь: затаиться им, сбежать, погибнуть в пламени магии, сражаясь с врагом, или вернуться в рабство. Довольно смертей, Селорн, – она посмотрела снизу вверх на патриарха своими удивительными синими глазами, – я устала от них. Пусть идёт. Она сама покарала себя…

За её спиной прогремел взрыв, но алайка даже не оглянулась. За многие тысячи лет своей жизни она слышала эти звуки достаточно часто, чтобы они перестали привлекать её внимание.

– Она более не алайка, – даже не изменив тона, без запинки, проговорила сианай, – Амиалис стала обычной, в ней нет ничего, что принадлежало бы ей, что делало бы её особенной и поэтому более опасной для нас, чем другие. Всё, что у нее есть сейчас, – дано ей её новым хозяином, и таких он может сделать сколько угодно… одной больше, одной меньше… – задумчиво пробормотала Элеа. Некоторое время сидела она так, недвижная, прекрасная, а потом мысленно подозвала Гвелиарин. Верховная жрица читала огромную книгу, занимавшую почти всю стоящую в комнате кровать. Она дочитала строчку и подошла к Элеа. Сианай и жрица беседовали без слов, и долгое время все собравшиеся в комнате могли лишь догадываться о предмете их разговора, наблюдая череду эмоций на их выразительных лицах: радость и надежда сменились сомнениями, за ними пришла ярость. Под конец взгляд Элеа стал ледяным, и она наконец заговорила вслух:

– Никто не смеет творить именем Аласаис то, что не было благословлено ею, – грозно блеснув глазами, заявила она. И потом уже мягче добавила: – Я не знала, что с ними произойдёт. Мне было всё равно, надо было только забрать у них то, что делало их частью нашего народа, делало нас, нашу богиню в ответе за них. Частицу Аласаис, что есть в каждом из нас… оказалось, что без этой частицы они жить не могут… – тихо закончила она и, казалось, ушла в себя. Помедлив немного, Гвелиарин вернулась к своей книге, а сианай сидела всё так же, глубоко задумавшись…

Когда могущественная сианай Элеа, призванная патриархом Селорном, чей голос, многократно усиленный магией обряда д'ал, достиг самых отдаленных пределов, прибыла на его зов, вместо эала она обнаружила мир полный алаев-предателей. Оказавшись среди них, Элеа сразу же поняла, что за существа перед ней, каковы их цели… и цели того, кому они служат. Она постигла и суть ритуала, что творили они в храме, обряда, магическую энергию которого патриарх Селорн смог повернуть на цель, прямо противоположную интересам этих тварей: чтобы дозваться до неё, Элеа, странствующей в отдалённых мирах.