Кошка, которая умела плакать… - Аникина Наталия. Страница 97

Никто, кроме членов Совета и горстки избранных, не знал о том, что в войне, о возможном начале которой ходило столько страшных слухов, уже погибло несколько тысяч алаев. Тем более никто ничего не слышал о предательстве Амиалис. Даже в Совете Бриаэллара не знали, что стало с ней. Она сгинула во тьме, ради которой оставила Аласаис. И хорошо ещё, что канула она туда одна, не прихватив, с собой мужа Криана ни живым, ни мёртвым…

Но всё же одну рану отцу Анара Амиалис нанесла, сама не зная об этом. В тот день, когда бывшая царица Руала утратила свою кошачесть, глубокая царапина, по свадебному обряду оставленная её когтем на запястье Криана и зажившая еще во время брачной церемонии, как знак того, что Путь дракона связан воедино с Путём Амиалис, открылась. Увидев кровь на руке, Криан, в голове которого не укладывалась сама возможность такого явления, долго, зачарованный их мрачным колдовством, смотрел на стекающие на пол алые капли. Будто прозрев, он внезапно увидел истинную картину своей жизни: детей, которых он потерял, хотя они и были живы, Амиалис…

Амиалис… Кто-то насильно сплёл воедино их судьбы, какой-то невероятной силой склеив нити их Путей в одну. Но вязкий состав чьей-то воли вдруг ослабел, и вот Криан Сай – одинокое существо, бредущее по своему Пути в полной пустоте. Он явственно чувствовал теперь, насколько чуждой его сердцу была жестокая царица Руала, как безвольно он шёл по жизни, влекомый вперед к чьей-то неведомой ему цели. Как собака на поводке. Он чувствовал, что судьба поиграла им и выбросила на пустой берег – берег Исчезновенья, где есть только серый песок, свинцовое небо и холодное море, гладкое, как зеркало, потому что ни один порыв ветра никогда не залетает сюда. Нет более страшного места для дракона Повелителя Ветров. И Криану казалось, что он уже там.

Он не мог представить себе тогда, что не пройдёт и двух недель, как жизнь его вновь в корне изменится. Вновь обретя сына, дракон Повелителя Ветров обрёл и новый смысл в жизни. Лишь взглянув на своего, казалось, вернувшегося из небытия отпрыска, Криан сразу увидел в нём близкую своей душу, не отравленную, подобно душам остальных своих детей, ядом, что был не то в крови, не то в речах Амиалис…

В последующие века историки будут спорить о том, была ли любовь между Крианом Саем и Амиалис Руалской истинным чувством, идущим от их сердец, или лишь предначертанием судьбы, её неотвратимым приказом. Что он сам думал об этом? Вряд ли кто-нибудь узнает это от него самого, Анара или сианай Аниаллу…

* * *

Много дней прошло с той памятной для Анара встречи. Но даже сейчас, когда они с Аниаллу шагали по роскошному лесу среди неведомых Анару деревьев, перед мысленным взором алая стояла эта сцена: растерянный мужчина, с лицом, так похожим на его собственное, и глазами, такими добрыми и печальными, что начинало щемить сердце. Он сидел на резном парапете грандиозной башни и накладывал повязку на запястье…

– Мы прыгали с ветки на ветку, едва касаясь их лапами, и охотились на птиц. Они были яркие, словно огоньки среди листвы… Птицы поют, а её больше нет… – прошептала Аниаллу, прерывая поток его радостных мыслей. Анар заглянул ей в глаза – в них была странная смесь грусти и светлой радости от воспоминаний о былом счастье. – Я не могу представить себе, как такое могло произойти… Зачем? – спросила у ласково шепчущего что-то леса девушка. Она опустилась на травяной ковёр подле могучего дерева с узловатым золотистым стволом. Анар присел рядом. Они долго молчали. Над их головами шелестела алая крона, ветер приносил нежные ароматы цветов, молодой травы и листьев. Стояла тишина. Казалось, Анар и Аниаллу совершенно одни в этом волшебном лесу.

Печаль… она не могла длиться долго. Алаи погружались в страдания целиком, без остатка, словно с головой ныряли в морскую пучину, но только на краткое время: как любые кошки, они не любили воды, а уж про то, чтобы долго находиться без воздуха в её холодных объятиях, и говорить нечего… Вот и Аниаллу быстро оправилась от страшной новости, которую сообщила ей Верховная жрица Гвелиарин. Хотя… хотя холодок ужаса прочно угнездился в сердце Алу. Лоэдаарский кинжал… Оружия, страшнее его и измыслить невозможно! Смерть от него даже хуже судьбы Агира. Он разлучает душу с телом, как и любой другой кинжал, но на этом его сходство с обычным оружием и заканчивается. Лоэдаарский кинжал вмешивается в сам Путь существа и, словно чудовищное металлическое перо, делает в Книге Судеб запись о том, что его душе уже никогда не стать единым с телом – ни с тем, из которого её исторгли, и ни с каким другим.

Душа, бессмертная, обречённая на бессмертие, будет скитаться в пустоте, сознавая своё бытие… живая, но лишённая связи с реальным миром, оторванная от него навеки… одинокая…

Аниаллу старалась отмахнуться от этих мыслей. Эталианны больше не было, но была возможность отомстить за неё, и об этой мести должна сейчас думать Алу.

Протяжный низкий звук донесся откуда-то со стороны Садов. Сианай вздохнула и посмотрела на Анара. «Пойдем? – спросил он, поднимаясь и протягивая ей руку. – Нас уже ждут». Она кивнула. Действительно, раздумья раздумьями, но когда тебя ждёт весь Совет Бриаэллара и ещё с десяток высокопоставленных алаев, торопиться так или иначе придётся. Следом за Анаром сианай поднялась из уютной ложбинки между корней, и они быстро зашагали через лес, туда, где таился источник диковинного звука.

Вскоре алаи почувствовали лёгкое касание волшебства – они миновали магическую завесу, отделяющую Сады Аласаис от граничащего с ними леса. Обычно этот незримый барьер был неощутим, но сегодня войти в Сады можно было, лишь имея особое разрешение. Анар и Алу были приглашены и беспрепятственно продолжили свой путь…

В отличие от самих Садов, за исключением некоторых дней в году всегда открытых для посещения, Зал Пробуждения – круглый павильон, что стоял на скальном возвышении среди них в окружении золотых, алых и изумрудных деревьев, – был местом, испокон веков запретным для многих и открытым единицам избранных. Стены и купол этого небольшого круглого зала из резного камня густо оплетали вьюны с тёмными зелёными листьями.

Анар, щурясь, наблюдал, как в просветах между ними сверкали яркие лучи солнца, стоящего в зените. Золотистые пятна света плясали на множестве невысоких каменных постаментов, образующих круг и обращенных своей узкой частью к его центру. С другой стороны каждого, ближе к стене были установлены статуи, но пробивающегося сквозь листву света было недостаточно, чтобы толком разглядеть лица изваяний. Аниал-лу и Анар сидели рядом на одном из каменных лож. Алайка задумчиво водила пальцами по изящной резьбе, украшающей холодный камень.

Остальные алаи, мрачные, ушедшие в себя, сидели на постаментах или стояли рядом с ними. В одежде их не было обычной праздничной яркости. Верховная жрица Гвелиарин, облачённая в длинную чёрную мантию с капюшоном, стояла у центральной плиты. Около неё статуи не было, но Гвелиарин сама казалась изваянием – выпрямившаяся, неподвижная, с застывшим от скорби лицом. Лишь глаза выдавали в ней живое существо. В них светилась холодная, недобрая решимость, словно отблеск стали обнажённого перед боем клинка.

– Это священное для всех нас место, – прорезал торжественную и тяжёлую тишину зычный голос Верховной жрицы. – Здесь тысячи лет назад пробудились первые из алаев. Они, счастливейшие из нас, первыми узрели лик Аласаис. Их глаза видели начальные дни Энхиарга, видели его во всей первозданной чистоте. Мне не довелось быть здесь в те дни – дни великой радости, когда наш народ не знал ни печали, ни забот, – некоторое время Гвелиарин молчала, и только золотые блики солнца плясали на её тёмном лице. Подобно им, на лицах некоторых из алаев мелькнули отблески воспоминаний о тех счастливых днях изначальных времён, о которых только что упомянула жрица.

– Здесь же, – наконец вновь заговорила она, – в знак особого признания и благодарности за их дела возвращали к жизни тех из нас, кто расстался с нею, совершая что-нибудь значительное для всего нашего народа. Так было всегда. Но сегодня с великой скорбью мы сознаём, – Гвелиарин почти перешла на крик, – что впервые не в наших силах вернуть дочь нашего народа в мир живых.