Воздушные замки - Лэнгтон Джоанна. Страница 17
Карстен молчал. Произошло невероятное! Чем дольше он вглядывался в девушку, тем яснее понимал, что перед ним самое очаровательное создание, которое, пожалуй, действительно сможет сделать его счастливым. Ему показалось, что Присцилла вполне гармонично связана с необыкновенным островом, наследуя его суровую, неброскую красоту.
В зеленых глазах Присциллы ему мерещились глубины вод Хиркефьорда, ее веснушки напоминали ему о первоцветах после ледяной стужи зимних месяцев, а голос – насмешливый голос говорил о том, что счастье… может и не состояться.
Карстен вдруг почувствовал себя никчемным искателем приключений рядом с милой и спокойной девушкой, во взгляде которой, кроме любопытства, проглядывала настоящая боль. Что он может сказать ей, что поведать, да и какими словами? Да уж, то, что он свалился с неба, вовсе не было преувеличением. И как расценивать ее слова, что она не готова к приему женихов? Карстен машинально попятился к вертолету.
И тут Присцилла подошла, взяла его за руку и повела к дому.
– Если честно, я ждала вас. И мне надо теперь о многом вас расспросить. Не беспокойтесь, речь пойдет не о глубоких чувствах. Расскажете мне, как лучше спланировать рабочее время? Сфера интересов Харальда достаточно обширна. Смею вас заверить, отец вселил в мое сердце отвагу, я верю в свои силы, и все же… В бизнесе и делах собственности столько подводных рифов. Я очень надеюсь на ваше соучастие в решении моих проблем. Юристы и технические консультанты введут вас в курс дела. Предполагаю, вы будете довольны, узнав, какое приданое дает за мной господин Люксхольм. Если, конечно, вы решили на мне жениться. Но, я смотрю, вы приуныли? Будьте веселее, Карстен! Документы, деловые встречи и переговоры отложим на завтра, а сейчас Гертруда позовет нас обедать. Будьте с ней повежливее, если собираетесь стать ее родственником.
Карстен не знал, что ответить на столь странный монолог. Ведь он еще и рта не успел раскрыть, чтобы предложить этой шустрой леди выйти за него замуж. А она рассуждала так, словно они уже не первый день были помолвлены. Для других красоток такая бесцеремонность, несмотря на все финансовые выгоды предстоящего брака, просто бы окончилась крахом. Он бы, мягко говоря, откланялся, и только его и видели! Ведь Трольстинген-сын, так же как и Трольстинген-отец, терпеть не мог, когда за него принимали решения. Но в данной ситуации он не мог так поступить еще и потому, что девушка просила его о вполне конкретной помощи. Помочь то он, безусловно, поможет…
Наконец, подходя к крыльцу дома, он произнес:
– Спасибо за доверие, хотя мне нелегко давать советы по планированию вашего времени. Вам одной без должной подготовки все равно не охватить всех областей, на слаженной работе которых держится империя Люксхольмов. Думаю, Харальд давно подобрал себе штат достойных и опытных помощников, вот к мнению этих людей и стоит прислушиваться, во всяком случае, на первом этапе. А что касается остального, то не знаю, что вам и сказать… Кроме того, я уже обедал сегодня.
Девушка расхохоталась.
– Зовите меня Присциллой, Карстен. Скажу вам честно, ровно год тому назад видела вас, бегающим без штанов по аллеям наперегонки с моими лайками. Тогда у вас был более живой вид, чем сейчас. Я сама смущена ситуацией, но не настолько, чтобы отказаться от замечательного обеда.
Гертруда вздыхала, пряча улыбку, в то время как поглядывала на Карстена, давая понять, что примирилась с его присутствием в доме в качестве жениха. Обед был славным. «Предложения, от которых невозможно отказаться» – так Карстен охарактеризовал каждое блюдо. А вообще же на столе среди прочего разнообразия блюд господствовала рыба, конкретно – селедка. Завершали обед плюшки, кренделя и бергенское печенье. Только изысканные вина и редкие сорта водок, украшавшие стол, говорили о том, что сегодня особенный день. Для кого – особенный, а для кого – самый обыкновенный, даже хуже, чем обыкновенный, было написано на лице Гертруды.
Накормив гостя, она вышла из гостиной и, вопреки своим правилам, больше не попадалась на глаза Присцилле.
После обеда девушка провела гостя в библиотеку Харальда. Карстена удивило огромное количество книг по истории Норвегии, в частности – редчайшее по полноте собрание мировых изданий сочинений Кнута Гамсуна. Но, что странно, книг о нефтедобыче не было вообще.
– Голова Харальда – вот главный справочник по этой дисциплине, – пояснила Присцилла.
– Ты прочитала все эти книги? – спросил Карстен, любуясь прекрасными переплетами за стеклом книжных шкафов из красного и вишневого дерева. – Неужели любишь читать Гамсуна? Признаться, я равнодушен к такого рода литературе. Своих проблем хватает.
– Хорошая литература – часть жизни любого человека, которого волнует что-то еще, кроме сытого желудка и туго набитого кошелька, – рассердилась на замечание молодого человека Присцилла. – У меня была далеко не щедрая на яркие события жизнь. Благодаря этой библиотеке я только разохотилась читать, а других книг на острове почти не было! От скуки пришлось выучить языки, чтобы читать то, что привозят с собой механики и матросы. Зато я сейчас покажу собрание морских лоций!
Отдельно стоящий книжный шкаф грандиозных размеров был заперт на замок, ключ от которого лежал в кармашке платья Присциллы. Легким движением девичьи руки распахнули тяжелые створки, инкрустированные перламутром и другими породами дерева. Воображение Карстена в одинаковой степени поразили как мерцающие золотом и серебром кожаные переплеты одних фолиантов, так и потрепанные корешки других книг. Что и говорить! Перед его глазами предстала настоящая сокровищница лоцманской и штурманской мудрости. Королевский яхт-клуб позавидовал бы даже малой толике подобного собрания.
– Ужас, – сказала спокойным голосом Присцилла, – все эти книги я знаю наизусть.
– Все? – переспросил Карстен.
– Почти все.
Карстен сделал пару шагов и застыл у окна библиотеки, выходящего на здание конюшни, рассеянно глядя на то, как Гертруда беседует с конюхом, прогуливающим лошадей. Он чувствовал, что за спиной у него стоит Присцилла и тоже смотрит на идиллическую сценку. Карстен ощущал дыхание девушки, запах ее волос, но почему-то робел повернуться к ней и сказать, что ему все это очень нравится.
– Мама проектировала библиотеку так, чтобы вид из ее окна побуждал к чтению серьезных книг, – тихо произнесла Присцилла.
Молодой человек в знак согласия кивнул, продолжая любоваться лошадьми. Когда он решил наконец обернуться и сказать девушке, что он о ней думает, никого за его спиной уже не оказалось.
– Поднимайтесь наверх! – раздался вскоре звонкий голос Присциллы. – Я покажу вам свою комнату!
И вновь, как и при первой встрече у лодочного сарая, Карстена поразил вид девушки, стоящей в темно-синем платье посреди спальни. Никакая она не простушка, а подлинная красавица, подумал он.
– Смелее проходите, – улыбнулась Присцилла. – Что толку торчать на пороге!
Карстен оглядел стены, увешанные изображениями парусников, кафельную печь, распространяющую божественное тепло. И робко подошел к столу, стоявшему рядом с узкой деревянной кроватью, аккуратно застланной покрывалом с замысловатым рисунком. Было непонятно, то ли волк гонится за охотником, то ли охотник преследует волка, – так сплетались узоры на старинной вышивке.
Внимание Карстена привлекли бронзовые ручки на ящиках стола.
– Великолепная работа, – с уважением пробормотал гость и присел на корточки, стараясь получше разглядеть старинное литье.
Нечаянно коснувшись потайной планки, Карстен вздрогнул от внезапно раздавшегося щелчка. Сработала пружина, и с музыкальным звоном выдвинулся ящик стола, предназначенный для хранения секретов.
– Простите меня, я не хотел…
– Ничего! – рассмеялась Присцилла. – Универсальное библейское правило: все тайное становится явным! Сюда я прячу свои письма. Лучше сказать – дневники. В них нет ничего особо секретного, впрочем, как и во всех других девичьих тайнах. И поскольку вы имеете намерение стать моим мужем, вам я признаюсь – это письма к Салли Вудхаус, моей сестре. Но на самом деле – никакой сестры нет. Я ее придумала. Вам понятно? Тяжело жить на свете одной, я почти всю жизнь одна, не считая Люксхольмов. Но они никогда не располагали к доверительным беседам, даже Ингрид, моя мачеха.