Жарче, чем тропики - Лэнгтон Джоанна. Страница 27
— Какая мерзость! — воскликнула Мари, возмущенная тем, что мать — какая бы она ни была — могла отказаться признать своего сына. Особенно сына, который, несмотря на то, что она бросила его, продолжал питать к ней добрые чувства.
— Мари, ты говоришь об этом так, словно тебя это волнует.
Она окаменела, столкнувшись взглядом с неотразимыми темными глазами, и быстро отвернулась, оберегая свое сердце.
— Разумеется, волнует. Такого я не пожелала бы и моему злейшему врагу!
— Не очень-то я и переживал, — сухо возразил Джамал. — У меня был любящий отец, а к трем годам появилась и мачеха, которая воспитывала меня как собственного сына. И у меня есть две младшие сестренки, с которыми ты непременно познакомилась бы, если бы не наше поспешное бракосочетание. Они обе вышли замуж и живут за границей.
— И ты единственный сын?
— Поэтому, как ты понимаешь, отец и оберегает меня так старательно. Намири не шутила. Стоит мне чихнуть в его присутствии, как он бледнеет, — не без раздражения пояснил Джамал. — Я так жалею, что боги не одарили его другими сыновьями.
«Его любимый сын», вспомнила Мари слова Намири. Ей и в голову не приходило, что у короля Бутасу только один сын. Шесть девочек и один мальчик, который с рождения стал для отца дороже всего золота в недрах Королевства Нботу. Но это же обстоятельство возлагало на плечи Джамала тяжелый груз ответственности — он обязан быть идеальным сыном и оправдывать связанные с ним надежды. Ее смутное представление о тесте изменилось: оказывается, король — любящий и заботливый отец.
— После неудачного брака отец и обрел недоверие к западному миру. Он сильно ожесточился. Поэтому предпочел, чтобы я воспитывался в Королевстве Нботу.
— Ив тот единственный раз, когда он отпустил тебя на Запад…
— Я встретил тебя, — продолжил Джамал и горько усмехнулся. — А когда пойдут дожди и ты уедешь, он скажет… Нет, не хочу даже и думать о том, что он скажет.
Тогда, подумала она, в старом дворце начнется веселое празднество и продлится не менее недели, а между отцом и сыном восстановятся самые добрые отношения.
— Ясно. Он не хотел, чтобы ты женился на мне. — Мари с трудом заставила себя произнести это вслух.
— Да, не хотел. — Джамал и не пытался увильнуть от ответа.
— Так почему ты пошел на это? — беспомощно прошептала Мари, понимая теперь, что Джамалу потребовалось немалое мужество, чтобы бросить вызов королю. В этой стране дети весьма чтят отцов, желания родителей для младших — высший закон, который подлежит неукоснительному исполнению.
— Я уже говорил тебе почему. — И снова Джамал как бы отдалился от нее.
— Ты так сильно хотел меня? — продолжала настаивать Мари.
— Неужели ты думаешь, что для такого человека, как я, привычное дело — похищать женщин и навязывать им неожиданное бракосочетание? — На его красивых губах промелькнула улыбка. — Я слышал, ты побывала на конюшне… Умеешь ездить верхом?
Внезапная смена темы застала Мари врасплох.
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Я совершаю верховую прогулку каждый день на рассвете, пока еще прохладно. Если хочешь, завтра возьму тебя с собой. В этот час саванна удивительно красива. Готов поделиться ее красотой с тобой.
— Нам нет особого смысла делиться чем-либо, а? — проворчала Мари, внезапно испытав новую душевную муку.
— Из-за того, что ты уедешь? — Джамал поднялся на ноги. — Готова смириться с поражением, дорогая? Но почему мы должны терять оставшееся время? Я хочу золото, а не позолоту. И не стану девальвировать, как ты, то, что у нас может быть. Мы будем делить с тобой не только постель, до тех пор, пока ты не вернешься в свой мир.
Мари глубоко вздохнула и откинулась назад, чтобы охватить взглядом всю его высокую фигуру, освещаемую ярким солнцем.
— Десять дней назад, что бы ни говорила и ни делала, я так и не смогла убедить тебя оставить меня в покое, — напомнила она Джамалу.
— Десять дней, даже неделю назад я имел глупость верить, что твое отношение ко мне — как бы это точнее сказать — теплеет, смягчается, становится сердечнее. Но когда я навестил тебя в больнице, то осознал свою ошибку. О чем мы говорили между собой? Мы обсуждали погоду, хотя тут нечего обсуждать — разве не каждый день встает жаркое солнце? Обсуждали и твое чтение, и твои научные исследования, и мировую политику… Только не…
— Я тебе наскучила? — От его саркастических замечаний о погоде, чтения и прочем Мари покраснела как рак.
— Ты слишком умна и образованна, чтобы наскучить, и меня интересуют твои замечания и мнения, — мягко возразил Джамал. — Но пока ты избегаешь всякого разговора на личные темы и старательно проявляешь ко мне не больше интереса, чем к прохожему на улице, у меня сохраняется ощущение, что я нахожусь еще на стадии ухаживания за тобой…
— Ухаживания? — Мари наконец решила сесть прямо — она уже не могла терпеть, что он смотрит на нее сверху вниз — и физически, и морально.
— Ты не видишь во мне ни любовника, ни мужа. Отказываешь мне в какой-либо близости. Ну разве что порой взглянешь на меня. — Его темные глаза смотрели на нее с горькой насмешкой. Но было у него во взгляде и некое сексуальное понимание этой женщины, и это обжигало ее с головы до ног. — Но если мне пришлось выучить французский, чтобы иметь возможность общаться с тобой, то ты должна выучить язык, на котором я желаю слушать тебя.
— Ты хочешь все сразу, а? — бросила Мари, думая об отмщении. А про себя решила: хватит слушать заверения в том, что я — его мечта! Он же знает: дотронься он только до меня, и я буду принадлежать ему, принадлежать так, как если бы он поставил свое клеймо на мой зад, раздраженно думала она. Но этого мало, чтобы удовлетворить его — куда там! Он хочет проникнуть и в мой мозг и овладеть всеми моими тайнами, чтобы полностью контролировать меня.
— Можешь не сомневаться в этом — да, мне нужно все, — заявил он.
— Ладно, что ты хочешь знать? — спросила она, презрительно приподняв одну бровь. Потом объявила: — Мне нечего скрывать.
— В самом деле, любовь моя? — В его глазах светилась приводящая ее в ярость насмешка. — Неужели ты так отчаянно хочешь меня, что ради этого готова ошеломить меня таким неожиданным предложением?
Она увидела его неотразимую улыбку и почувствовала себя идиоткой.
— Умеешь же ты приводить меня в бешенство, — признала Мари.
— Я бы устоял перед искушением, но ты уж очень серьезно относишься к своей персоне. Ты обвинила меня чуть ли не во всех смертных грехах. Сейчас я со смехом вспоминаю измышления о двух сотнях моих наложниц, о какой-то другой моей жене. А не ты ли составила себе мнение обо мне как о потенциальном насильнике? Не ты ли явно опасалась, что я превращусь в чудовище через пару часов после нашей свадьбы?.. Если бы я не смеялся, то не миновать бы мне сумасшедшего дома.
Мари растерялась. Он одним духом разбил все ее обвинения, и ее сбила с толку его терпимость.
— Извини, но… Ну, мои подозрения кое в чем оправданы. — Мари гордо задрала подбородок. — Моя тетя была замужем за суданским негром, и это была какая-то жуть. Но ты ведь должен знать об этом, раз ты собирал обо мне всякие сведения.
Джамал сдвинул брови.
— Этого я не знал. Расследование ограничивалось только твоей жизнью в прошлом году, — спокойно сообщил он. — Я сознавал, что покушаюсь на твою частную жизнь, и стремился лишь узнать, не связана ли ты с другим мужчиной.
— О! — Наступила очередь Мари смутиться.
— А что за история с твоей теткой? — напомнил Джамал, когда они шагали вдоль террасы в тени деревьев.
Тетка Мари была лишь на семь лет старше племянницы. Она часто бывала в доме старшей сестры.
Когда Мари исполнилось девятнадцать, Женевьева познакомилась на вечеринке с инженером из Судана. Это был очень высокий, очень черный мужчина по имени Рауль. Его отличали хорошие манеры, веселый нрав, и он казался не менее влюбленным в Женевьеву, чем она в него. Их ураганный роман закончился браком… Закончился во многих смыслах.