Жарче, чем тропики - Лэнгтон Джоанна. Страница 33

— Никаких проблем, — наконец ответила она.

— В твоих глазах я заметил нечто большее, — сказал Джамал. — Ты испытываешь ностальгию по дому?

По дому? У нее нет дома, с отвращением решила она. У нее есть только кошечка в кошачьем приюте и три деревца бонсай, за которыми с любовью ухаживает соседка. И нигде она не почувствует себя дома без Джамала. Поэтому она ответила:

— Нет!

— Думаю, ты говоришь неправду…

Мари заметила сердитую напряженность его красивого лица и испугалась. Ей было невыносимо даже говорить о том, что когда-нибудь потеряет его, и она просто трусила, когда речь заходила об этом. Словно такой разговор сократит время и убьет их счастье. Сейчас, реагируя на внезапную бурю своих чувств, Мари потянулась к нему и провела дрожащими пальцами по его высоким скулам, прижалась страстно и отчаянно к его губам, а слезы все еще увлажняли и жгли ее щеки.

Какое-то мгновение Джамал оставался напряженным и безответным, но потом со стоном привлек ее к себе сильными руками и стал пожирать ее мягкий рот с горячечной настойчивостью, а она с радостью почувствовала, как дикое сексуальное желание наполняет ее сладостью, которая лишает ее способности мыслить.

Но появилось нечто беспокоящее в их занятии любовью, смутно ощутила она после. Определенно, собственные чувства Мари придали пусть несколько мучительную, но гораздо большую глубину ее реакции, и, пытаясь разобраться, что именно отличало их любовный экстаз на этот раз, она вдруг сообразила, что случится потом. Джамал, видимо, почувствовал ее настроение, отстранил от себя, вскочил с постели и начал одеваться.

Мари покрылась холодным потом. Его молчание невероятно подавляло. Сев в постели, она потянула к себе недавно сброшенную одежду, внезапно охваченная мучительной неуверенностью в себе.

— Джамал, — позвала она жалобно.

— Так ты будешь прощаться со мной? Ты все еще думаешь о конце лета, не правда ли? — спросил он.

В замешательстве Мари сосредоточилась на рельефных мышцах, игравших на его спине, пока он натягивал рубашку.

— Что ты пытаешься сказать? — прошептала она.

Он резко обернулся, его лицо окаменело, от каждой линии его стройного и мощного тела исходило напряжение.

— Ты все еще думаешь об отъезде… Я читаю это в твоих глазах! — сердито бросил он.

— Как же я могу не думать об этом? — Мари опять оказалась погруженной в водоворот той боли, которую она пыталась держать в узде на протяжении недель. Женщина опустила голову, чтобы скрыть свое страдание.

— Я не могу дольше жить под этим дамокловым мечом. Это невыносимо. Ты стала каким-то проклятием для меня! — выпалил он с горечью. — Я больше не потерплю это проклятие. Я оставляю тебя.

От постигшего ее удара она еле расслышала его жестокие слова. Я — его проклятие? Он оставляет меня? Но еще не время, хотелось ей закричать, я еще не готова, не способна еще пойти на разрыв.

— Ты оставляешь меня?

— Мне следовало засунуть тебя в тот вертолет! — прорычал в ответ Джамал. — Было бы разумнее покончить с этим еще тогда, а не сейчас.

— И ты сбегаешь домой к своему папочке, — беспомощно пробормотала Мари.

На его сильном, темном лице появилось выражение такого обнаженного и невероятного возмущения, что оно ошеломило ее.

— Ты не годишься мне в жены, — произнес он холодным голосом, с полным самообладанием, словно в насмешку над ней, полностью растерянной и убитой.

Джамал ушел, а она продолжала сидеть, уставившись в пространство, пронзенная нестерпимой болью, вся во власти этой боли.

Глава 11

Мари соскочила с постели, испытывая тошноту, и проковыляла как пьяная в ванную комнату как раз вовремя. После того как ее вывернуло наизнанку, она расслабленно опустилась на пол и разрыдалась.

Джамала не было уже целую неделю — самую жуткую неделю в ее жизни, и она не представляла себе, что ей делать дальше. Домой возвращаться не хотелось. Не хотелось и оставаться. Иногда приходила мысль, что лучше бы умереть. Да и как могла она уехать без какой-то особой визы в трех экземплярах, о которой говорил Джамал? Она даже не могла покинуть Королевство Нботу без его разрешения. Мари заскрипела зубами от ярости.

В течение семи несчастных дней она то ненавидела его, то вновь любила, ибо чрезвычайно трудно ненавидеть того, по ком скучаешь все больше с каждым часом.

Да, она забеременела. Ее желание исполнилось, и теперь в ее мозгу постоянно вертелась старая французская поговорка: «Не накличь беду своим желанием». У нее болели груди, ее тошнило, и мало было радости в открытии, что она ждет ребенка от мужчины, который отверг ее с такой жестокостью. Она полагала, что уже достаточно знает его, но в какие-то несколько минут была вынуждена признать тот факт, что не знает его вообще!

Джамал сильно увлекся ею, но теперь увлечение кончилось. Как только пропала ее загадочность, не осталось сил бросить вызов, их приятная короткая связь прекратилась. После всех благовидных разговоров о том, как он ею дорожит, как ее любит, Джамал отверг несчастную женщину и вернулся домой к этому ненавистному, злобному и отвратительному старику, а она теперь ясно увидела сходство сына с его омерзительным отцом. Она позволила попользоваться собой, и вот оно вознаграждение. И поделом мне! — решила Мари. Но, как это ни удивительно, понимание происшедшего лишь углубляло ее горе, делало несчастнее, чем когда-либо.

Пару часов спустя к ней пришла Макана и сообщила, что принцесса Намири ждет ее внизу.

— Скажи ей, что я плохо себя чувствую, — ответила Мари и тут же спохватилась — ведь ей нужен врач. — Нет, извинись и скажи, что я не могу принимать кого-либо в данный момент.

Служанка не скрывала своей тревоги.

— Это очень обидит ее, госпожа.

Мари вспомнила доброту Намири, пока она находилась в больнице. Сестра не виновна в том, что ее брат — такой гад и что Мари непонятно почему, но продолжает безумно любить этого самого гада. Да и может же она затронуть в разговоре с Намири проблему с визой и использовать влиятельную знакомую, если не сказать родственницу, в качестве посредницы.

Намири поднялась при появлении Мари.

— Тебя, наверное, удивляет, почему я здесь?

— Да, пожалуй…

— Ты выглядишь несчастной. — Намири заметила ее бледность и темные круги под глазами.

— Сейчас я хочу только одного — вернуться домой, — объявила Мари.

— Но если ты беременна, ты просто не можешь отправиться домой, — сухо возразила Намири.

Уверенность, с которой эта женщина сделала свое заявление, убийственно подействовала на Мари. Она смотрела на гостью широко распахнутыми в смятении глазами. Как Намири могла узнать об этой тайне, даже заподозрить что-то?

Сестра Джамала весело рассмеялась.

— Мари, нельзя зайти в аптеку в центре Пататы и купить все необходимое для определения беременности, ожидая, что это останется в тайне. Тебя, естественно, узнали, и такая интересная покупка не осталась незамеченной и необсужденной…

— Кому это интересно обсуждать? — поразилась Мари.

— Королевская семья не страдает от непрошеных визитов телевизионщиков и газетчиков, но наш народ не нуждается в их услугах, чтобы знать, что мы поделываем. Королевство Нботу — маленькая страна, и наше общество пользуется самым эффективным телеграфом — устным. Аптекарь наверняка сообщил о твоем визите по телефону своей жене, как только за тобой закрылась дверь аптеки, а она уже обзвонила всех своих подруг, пока он обзванивал своих друзей, чтобы поделиться пикантной новостью, и через несколько дней вся столица уже знает о твоей интересной покупке. Если бы ты хотела сохранить тайну, тебе следовало связаться со мной.

Ноги отказывались держать Мари. Не произнеся ни слова, она опустилась в ближайшее кресло.

— Я так понимаю, что проба оказалась положительной, — вздохнула Намири. — Нужно сказать Джамалу.

— Нет! — в ужасе воскликнула Мари.

— Ну, если ты сама не скажешь ему об этом, тогда скажу я, — сообщила Намири с явным нетерпением. — Мне нет дела до того, что ты прогнала моего брата. Это мне не нравится, но тот факт, что ты можешь носить под сердцем следующего наследника трона в нашей стране, перевешивает все остальное, и если ты не осознаешь этого, то ты в самом деле глупая женщина!