Последняя битва - Льюис Клайв Стейплз. Страница 16

— Я бы отдал свою бороду, — прошептал Поджин, — чтобы узнать, притворство ли это, или что-то действительно так его испугало.

— Тише, друг, — сказал Тириан, потому что капитан и Хитр зашептались, и он хотел услышать, о чем они говорят.

Но это ему не удалось. Единственное, что он услышал, как Обезьян захныкал: «Моя голова, моя голова», и решил, что они так же удивлены поведением кота, как и он сам.

— Ну, Рыжий, — сказал капитан, — хватит шуметь. Скажи нам, что ты там видел.

— Ау-ау-у, — завыл кот.

— Разве тебя не называют говорящим зверем? — сказал капитан. — Прекрати этот дьявольский шум и расскажи нам.

То, что последовало за этим было страшнее всего. Тириан и все остальные совершенно ясно почувствовали, что кот пытается сказать что-то, но из его рта не вылетало ничего, кроме обычных пронзительных кошачьих криков, которые можно услышать от любого сердитого или испуганного кота на каком-нибудь заднем дворе в Англии. И чем дольше он кричал, тем меньше был похож на говорящее животное.

Жалобный вой и пронзительный визг раздались среди зверей.

— Смотрите, смотрите! — это был голос кабана. — Он не может говорить. Он забыл, как разговаривают! Он снова превратился в немого зверя. Посмотрите на его морду.

И все увидели, что это правда. Несказанный ужас охватил нарнийцев, ибо каждый, еще щенком или птенцом, выучил, как Аслан в начале мира обратил зверей Нарнии в говорящих и предупредил их, что если они не будут добры, то могут однажды снова стать бедными бессловесными тварями, которые встречаются в других странах. «И теперь это случится с нами», — застонали все.

— Милосердия! Милосердия! — завыли звери. — Пощади нас, лорд Хитр, стань между нами и Асланом. Всегда говори с ним вместо нас. Мы не осмеливаемся. Мы не осмеливаемся.

Рыжий скрылся за деревом, и никто его больше не видел.

Тириан стоял, положив руку на рукоять меча и опустив голову. Он был изумлен кошмарами этой ночи. Временами он думал, что самое лучшее было бы вытащить меч и напасть на тархистанцев, а потом он думал, что лучше подождать и посмотреть, как дальше повернутся события. И поворот действительно произошел.

— Мой отец, — раздался ясный певучий голос слева. Тириан знал, что говорит тархистанец, ибо в армии Тисрока солдаты называли офицеров «мой господин», а офицеры обращались к старшим — «мой отец». Джил и Юстэс этого не знали, но вглядевшись, увидели говорившего, потому что пламя костра не загораживало тех, кто стоял по краям толпы. Он был молод и высок, строен и прекрасен в ярком, наглом тархистанском стиле.

— Мой отец, — сказал он капитану, — я прошу разрешения войти.

— Замолчи, Эмет, — ответил капитан. — Кто позвал тебя на совет? С каких пор мальчишки разговаривают?

— Мой отец, — возразил Эмет, — я действительно моложе, чем ты, но во мне, как и в тебе, течет кровь тарханов, и я тоже слуга Таш. Поэтому…

— Молчи, — приказал тархан Ришда, — разве я не твой капитан? Нет для тебя ничего в этом Хлеву. Это только для нарнийцев.

— Но, мой отец, — удивился Эмет, — разве, не ты сказал, что их Аслан и наша Таш — одно и то же? И если это правда, разве там не сама Таш? И почему ты говоришь, что мне там нечего делать, ведь я буду счастлив умереть тысячью смертей, если смогу взглянуть в лицо Таш?

— Ты глупец и ничего не понимаешь, — сказал тархан Ришда, — это высшие материи.

Но лицо Эмета выражало упрямство:

— Разве неправда, что Таш и Аслан — одно и то же? — спросил он. — Разве Обезьян лгал нам?

— Конечно, одно и то же, — подтвердил Хитр.

— Поклянись в этом, Обезьян, — сказал Эмет.

— О-о-о, — захныкал Хитр, — я хочу, чтобы все это кончилось, все, что раздражает меня. У меня болит голова. Да, да, я клянусь.

— Но, мой отец, — повторил Эмет, — я действительно хочу войти.

— Глупец… — начал тархан Ришда, но тут гномы закричали:

— Позволь ему. Темнолицый. Почему ты не позволяешь ему войти? Почему ты пускаешь иарнийцев и задерживаешь своих людей? Разве внутри что-то такое, с чем твои люди не должны встречаться?

Тириан и его друзья видели только спину тархана, поэтому они никогда не узнали, что было на его лице, когда он пожал плечами и сказал:

— Свидетельствую перед всеми, что я не виновен в крови этого молодого глупца. Входи, нетерпеливый мальчишка, и соверши опрометчивый поступок.

И Эмет, как и Рыжий, подошел к открытой полоске травы между костром и Хлевом. Глаза его сверкали, лицо было торжественно, руку он держал на рукояти ятагана, голова была высоко поднята. Джил чуть не расплакалась, когда увидела его лицо. А Алмаз прошептал королю на ухо: «Клянусь Львиной Гривой, мне нравится этот молодой воин, хоть он и тархистанец. Он заслуживает лучшего бога, чем Таш».

— Я бы хотел знать, что на самом деле там внутри, — сказал Юстэс.

Эмет открыл дверь, вошел в темную пасть Хлева и закрыл за собой дверь. Через несколько мгновений (показалось, что прошло очень много времени) дверь открылась снова. Кто-то в тархистанской одежде вылетел оттуда, упал на спину и остался лежать. Дверь закрылась. Капитан бросился вперед и наклонился, всматриваясь в лицо лежащего.

— Он удивился, но не подал вида, повернулся к толпе и крикнул: — Упрямый мальчишка исполнил свое желание. Он взглянул на Таш и умер. Это урок для всех вас.

— Да, да, — отозвались бедные звери. Тириан и его друзья взглянули на мертвого тархистанца, а затем друг на друга: они были близко, и увидели то, чего не видела толпа, бывшая далеко за костром: мертвый человек был не Эмет. Он был совсем другим: старше, толще, не такой высокий, и у него была большая борода.

— Хо-хо-хо, — захихикал Обезьян. — Кто еще? Кто-нибудь еще желает войти? Ну, если вы такие робкие, я сам выберу следующего. Ты, ты, кабан! Войди. Тащите его, тархистанцы, он увидит Ташлана лицом к лицу.

— Подходите, — захрюкал кабан, тяжело поднимаясь на ноги, — испытайте мои клыки.

Когда Тириан увидел, что храбрый зверь готов биться за свою жизнь, а тархистанские солдаты приближаются к нему с кривыми ятаганами, и никто не идет на помощь, все в нем перевернулось. Он больше не Думал, самый ли это удобный момент для того, чтобы вмешаться, или нет.

— Мечи наголо, — прошептал он остальным. — Стрелы на тетиву. За мной! Остолбеневшие нарнийцы увидели, как семь фигур выскочили из-за стены Хлева, четверо из них в сверкающих кольчугах. Меч короля блеснул в свете костра, когда он взмахнул им над головой и закричал громким голосом:

— Здесь стою я, Тириан Нарнийский, во имя Аслана, чтобы доказать своей кровью, что Таш — это отвратительный демон. Обезьян — предатель, а тархистанцы заслуживают смерти. За мной, все истинные нарнийцы! Или будете ждать, пока ваши новые хозяева убьют вас одного за другим?

Глава 11. ТЕМП СОБЫТИЙ УСКОРЯЕТСЯ

Тархан Ришда с быстротой молнии увернулся от королевского меча. Он был не трус, и мог бы бороться голыми руками против Тириана и гнома, будь в этом нужда, но он не мог сражаться с орлом и единорогом. Он знал, что орлы налетают на человека, выклевывают глаза и ослепляют крыльями. И он слышал от своего отца (который встречался с нарнийцами в битвах), что с единорогом может сражаться лишь тот, у кого есть стрелы или длинное копье. Единорог становится на задние ноги, когда нападает, и приходится иметь дело одновременно с копытами, рогом и зубами. Поэтому Ришда отпрянул в толпу и закричал:

— Ко мне, ко мне, воины Тисрока, да живет он вечно! Ко мне, все верные нарнийцы, а не то гнев Ташлана падет на вас.

Тут одновременно случились два события. Обезьян не мог справиться со своим ужасом так быстро, как тархан. Секунду или две он еще сидел, скрючившись позади огня и уставившись на новоприбывших. Тириан ринулся на жалкое создание, схватил его за загривок и потащил назад к Хлеву с криком: «Откройте дверь!» Поджин распахнул дверь. «Войди и выпей свое собственное зелье, Хитр», — воскликнул Тириан и швырнул Обезьяна в темноту. Но как только гном одним ударом захлопнул дверь, слепящая зеленовато-голубая молния сверкнула из Хлева, земля покачнулась, раздался странный шум, клекот и резкий крик, как будто кричала какая-то огромная охрипшая птица. Звери застонали, заревели и закричали: «Ташлан! Спрячьте нас от него».