Классная штучка - Льюис Сьюзен. Страница 40

Режиссер и ассистентка поздоровались с ней так приветливо, что Дженнин тут же, как часто случалось в последнее время, охватила паника. Почему они так добры к ней?

Неужели узнали что-то? Может, Мэттью проболтался? Где утренняя газета? Однако Брайан, режиссер, принялся обсуждать предстоящую съемку, а Пэтси отправилась за кофе.

Все как всегда. Постепенно Дженнин успокоилась.

Дженнин пришлось сделать целых восемь дублей перед камерой, прежде чем удалось произнести свой текст так, как следовало. Брайан не скрывал удивления: обычно Дженнин делала все с первой или в крайнем случае со второй попытки.

Когда настало время обеда, она решила прогуляться.

Она слишком нервничала, чтобы спокойно обсуждать текущие дела с коллегами. Да и материнское письмо все-таки вывело ее из душевного равновесия.

Дженнин вспомнила, как Мэттью в последний раз едва ли не силой вломился к ней. Она была на грани нервного срыва и, плача от отчаяния, попыталась рассказать ему о Кейт, надеялась услышать хоть какие-то слова поддержки.

Однако Мэттью только поднял ее на смех. Сказал, что ей поделом и что нечего быть такой самовлюбленной эгоисткой. Что она докатилась до того, что предала лучшую подругу. Что в глубине души она просто ревновала Кейт и мечтала соблазнить ее сама.

Тщетно Дженнин просила его замолчать, выслушать ее и попытаться понять, посоветовать хоть что-нибудь — Мэттью был неумолим. Наконец она отдала ему деньги, за которыми он пришел, и он отбыл восвояси.

И вот теперь Дженнин шла куда глаза глядят и снова размышляла о судьбе Кейт. Больше всего на свете она хотела сейчас быть с ней рядом. Обнять ее, попросить прощения. Ей казалось, что, если Кейт простит ее, жизнь снова станет прекрасной и безоблачной. Однако Кейт сейчас было не до Дженнин.

Подняв голову, Дженнин увидела, что находится буквально в двух шагах от больницы Кромвеля. Разглядывая голубые занавески на больничных окнах, она попыталась угадать, за какой из них находится палата Кейт. Ее так и подмывало зайти туда, но она понимала, что этого делать нельзя. Каждый вечер Дженнин звонила Эшли или Элламарии, чтобы узнать, как себя чувствует Кейт, но ни разу не осмелилась навестить ее сама. Впрочем, вчера Эшли сказала, что еще немного — и Кейт выпишут домой. Выздоровление продвигалось не слишком быстро, но перемены к лучшему были налицо. Дженнин даже не пыталась узнать, спрашивала ли Кейт о ней — ответ она и без того знала.

Дженнин повернула обратно. Прохожие бросали на нее странные взгляды. Дженнин и не замечала, что по ее щекам катятся слезы.

Вскоре она остановилась и невидяще огляделась по сторонам. Сердце колотилось, перед глазами роились неясные видения. Вдруг из круговорота теней выплыла физиономия Мэттью — он скалился и хохотал, издеваясь над ней. Потом ей представилось измученное лицо Кейт.

Затем перед ней возникли лица родителей, безмерно опечаленные и озабоченные. И вот уже все они окружили ее, глядя в ожидании. Люди, жизни которых она разрушила, и люди, жизни которых ей еще предстояло разрушить. Причем поправить или изменить что-либо она была не в силах.

Мимо с ревом проносились машины, порывы ветра раздували полы ее пальто. Дженнин зажмурилась, но лица не исчезли; все они по-прежнему терпеливо выжидали и разглядывали ее. Дженнин медленно открыла глаза, а ее сердце вдруг заколотилось с такой силой, что ум прояснился; она больше не боялась. Она нашла выход. Боже, как все, оказывается, просто.

Словно во сне, она шагнула с тротуара наперерез автомобильному потоку. Какое-то неведомое чувство влекло ее вперед, а кто-то невидимый нашептывал, что все будет в порядке. Всего один шаг, и все образуется…

Вдруг послышался бешеный визг тормозов и душераздирающий рев сирены. Ее грудь сдавило так, что стало трудно дышать. Она перекатилась на спину и увидела небо, голубое небо, по которому ползли облака. Вокруг стояла мертвая тишина.

И тут Дженнин впервые заметила склонившиеся над ней лица, взволнованные и встревоженные, к ней тянулись чьи-то руки, слышались голоса.

Дженнин недоуменно заморгала, пытаясь понять, чего хотят все эти люди, но их лица почему-то расплывались, ускользали, а затем вновь возникали из небытия. Она ощутила чье-то мягкое прикосновение, в ушах зазвучал приятный успокаивающий голос.

Повернув голову, Дженнин увидела какую-то женщину, которая стояла на коленях рядом с ней. Дженнин понимала, что знает эту женщину, но мысли тут же уносились прочь.

— Вызовите «скорую помощь», — потребовал кто-то.

И тут туман в ее мозгу рассеялся.

Дженнин попыталась привстать.

— Нет, — еле слышно прошептала она. — Нет, не надо.

Женщина снова обняла ее, и Дженнин прижалась к ней. Кто это, неужели Кейт?

— Дженнин, — промолвила женщина. — Дженнин!

Дженнин вгляделась в нее. Да, она ее знала. Но кто же она?

— Я спешу на работу, — с трудом выговорила она. — Меня ждут. Мне нельзя опаздывать.

— Не надо разговаривать! Мы вызвали «скорую».

— Нет! — вскричала Дженнин. — Не надо, прошу вас.

Со мной все в порядке. Я не ушиблась. — И попыталась встать.

Ее ноги подгибались, но с помощью этой доброй женщины, которую она знала, но никак не могла вспомнить, Дженнин удалось проковылять к тротуару.

Голова кружилась, перед глазами стояла пелена, и Дженнин показалось, что она вот-вот лишится чувств. Нет, нельзя! Нужно во что бы то ни стало держаться.

— Отвезите меня домой, — попросила она. — Пожалуйста.

Женщина повернулась и обратилась к какому-то мужчине. Дженнин тоже посмотрела на него. Его лицо было белым как полотно, а глаза расширились от страха. Наконец он кивнул и ушел. Дженнин хотела окликнуть его и извиниться, но слова застряли у нее в горле.

Спасительница обняла ее за талию и медленно, с величайшей осторожностью повела по тротуару. Завернув за угол, они остановились. Женщина отомкнула своим ключом какую-то дверь и провела Дженнин в дом.

Прошло несколько часов, прежде чем Дженнин проснулась. Снаружи уже сгустились сумерки, а за приоткрытыми шторами серебрилась луна. Оглянувшись по сторонам, Дженнин увидела незнакомую комнату и попыталась вспомнить, каким образом она сюда попала. Однако мысли разбегались, и она снова закрыла глаза. В постели было мягко и хорошо.

Дженнин лежала, прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. На улице заливалась лаем собака, где-то поблизости стучал молоток. Слышались голоса прохожих, шум моторов автомобилей.

Автомобили! Глаза Дженнин раскрылись — она все вспомнила. Перевернувшись на спину, она уставилась в потолок. Господи, неужто она пыталась покончить с собой? Свести счеты с жизнью? Самоубийство. Самый эгоистичный поступок, на который способен человек. Боже, как же ей удалось так бесповоротно исковеркать свою жизнь? И с чего это все началось?

Дженнин села на постели. Она вспомнила женщину, которая помогла ей подняться, а потом привела сюда. Кто же она?

Вдруг дверь открылась и вошла ее спасительница. При виде сидящей Дженнин в се глазах мелькнуло удивление.

Однако она улыбнулась. Кто же она? Дженнин пыталась вспомнить, но мысли предательски разбегались.

— Как вы себя чувствуете?

Дженнин кивнула и слабо улыбнулась:

— Кажется, нормально. — Вы очень бледны. Может быть, все-таки отвезти вас в больницу?

Дженнин покачала головой:

— Нет, не надо, прошу вас. Все обойдется.

Женщина приблизилась к ней и остановилась возле кровати.

Дженнин внимательно посмотрела на нее:

— Мне кажется, что я вас знаю.

Женщина рассмеялась. Звонко, как девочка, и внезапно преобразилась — теперь перед Дженнин и вправду стояла совсем молоденькая девушка. Почти подросток.

— Мы познакомились на вечеринке у Роберта Блэкуэлла, — напомнила она. — Меня представил вам Пол, мой кузен. Помните? Меня зовут Виктория. Вики Дин.

— Ах да, конечно, — кивнула Дженнин. — Извините, просто у меня с головой неладно.

— Ничего страшного, — улыбнулась Виктория. — Вы лучше прилягте, а я принесу вам чай. Он уже готов.