На крестины в Палестины - Лютый Алексей. Страница 21

Да и не потребовалось мне этой ночью никого охранять, поскольку объединенное турецко-европейское сборище ходячих суеверий назад возвращаться явно не собиралось, а, кроме них, окрест никого не было. Даже живности никакой не наблюдалось, если не считать, конечно, всяких там землероек, цикад да пьяного филина, который после дня рождения у совы напрочь перепутал лес с полем и всю ночь с гуканьем носился в воздухе, удивляясь, отчего никак не получается отыскать собственное гнездо. Ну а возмущался я тяжкой долей и расписывал вам особенности своей физиологии только для того, чтобы меня похвалили. От Рабиновича поощрения в последнее время не дождешься, так что на вас одна надежда осталась. Вот только по чистой шерсти меня гладить не советую. Если у вас, конечно, лишних пальцев нет…

Но я опять отвлекся. Извините. У нас уже, между прочим, утро наступило. Не скажу точно, на какой параллели мы находились, но думаю, что в субтропиках. Видели, наверное, по телевизору, как тут быстро солнце садится и встает. Те, кто думает, что это ускоренная съемка, ошибаются. По сравнению со средней полосой России солнце тут не всходит, а просто выпрыгивает на небо. Я вскочил вместе с ним и огляделся по сторонам, пытаясь понять, что же меня разбудило?

Спросонья я принял отдаленный непонятный грохот за шум проезжающей мимо электрички и, лишь когда смог продрать глаза и оглядеться по сторонам, понял, что поездам и прочим индустриальным монстрам урбанистической цивилизации тут взяться неоткуда. Не изобрели еще. Но грохот был! И я забрался на Андрюшину телегу посмотреть, что именно так шумит.

Сами знаете, я малость близорук, поэтому рассмотреть источник грохота так и не смог. Единственным, что мне удалось различить, было облако пыли на горизонте. Раз в тысячу примерно больше, чем поднимают в детской песочнице дерущиеся коты. Честно говоря, водятся ли здесь слоны или какая другая крупнотоннажная живность, я с уверенностью сказать не мог, поэтому предпочел разбудить хозяина. Ну а поскольку Сеня жутко не любил рано просыпаться, я поднял абсолютно всех. Пусть уж лучше друг с другом ругаются, чем на меня ворчат за то, что я на рассвете лай поднял. Мои менты вскочили, как блохой укушенные, и дисциплинированный Абдулла поднялся вместе с ними. Посмотрев из-под ладони в сторону облака пыли на горизонте, сарацин уверенно заявил:

– Это сарацинское войско. Я вижу знамена Илхана и еще нескольких прославленных полководцев, да благословит Аллах их тупые головы! Однако бунчуков Кылыч-Арслана там нет. Значит, основная масса войск по-прежнему стоит у Никеи…

Ну и что, что у него зрение лучше? Зато у меня слух и нюх…

– Мурзик, тихо ты! – рявкнул на меня Сеня. Спасибо, что в этот раз без альфа-лидерских замашек. – Абдулла, ты о чем говоришь?

– Во-во, – поддержал его омоновец. – Пусть по-русски изъясняется. Если, конечно, зубы у него в жевательно-глотательной дыре не жмут!

Абдулла покосился на доброхота Ваню, но выяснять, что значит любить… то есть говорить по-русски, не стал. Вместо этого он, через слово прося Аллаха что-нибудь у кого-нибудь благословить, поведал нам о сути своего высказывания. Нет, конечно, то, что часть сарацинской армии меняет место дислокации, я и без этих объяснений знал. Однако откуда еще я получил бы информацию о том, что Кылыч-Арслан работает иконийским султаном, а Илхан – его правая рука?

Вам эти имена говорят о чем-нибудь?.. Мне тоже. Смею вас заверить, мои менты в истории крестовых походов разбирались не лучше. Пожалуй, только Попов мог припомнить имена нескольких полководцев, среди которых, кстати, ни одного вышеупомянутого не было. А мой Сеня с омоновцем знали по этой теме только то, откуда рыцари вышли и куда в итоге пришли. Стыдно, господин Рабинович. Фильм мы с вами, между прочим, вместе смотрели!..

Впрочем, на эту мою реплику Сеня никак не прореагировал, продолжая расспрашивать Абдуллу. Тот никаких фактов к своей первой фразе добавить не смог. Оставались только предположения. А они сводились к тому, что если Кылыч-Арслан, да благословит Аллах его заворот кишок – гав ты, блин! ну что за заразная манера разговора? – разделил свои войска, то это, вероятно, означало, что войско Петра Пустынника уже разбито.

– Нам-то что это дает? – устав от перечисления ветвей генеалогического древа Кылыч-Арслана и озвучивания Абдуллой послужного списка вышеуказанного султана, поинтересовался проголодавшийся Попов. За сарацина ответил мой хозяин.

– Если Абдулла прав, то дорога на Никею свободна, – хмыкнув, проговорил он. – Хрен его знает, этого султана, куда он свои войска послал, но теперь в город нам войти никто не помешает…

– Ты, Сеня, так спокойно об этом говоришь, что можно подумать, будто тебе по фигу, что какие-то там арабы наших разгромили! – возмутился сердобольный Попов.

– Ну, если всякие там франки, кельты, готы, бритты и саксы для тебя своими считаются, – с ехидной ухмылкой перечислил мой хозяин основной состав футболь… то есть войска Петра Пустынника, – то можешь горько поплакать.

– Я не о том хотел сказать, – смутился Андрюша. – Они же христиане все-таки.

– Так вы христиане? – удивился сарацин.

– Местами, – отмахнулся от него Рабинович.

– А святой Попов, да благословит Аллах его бездонное чрево? – не унимался Абдулла.

Во настырный! Все ему расскажи. Может быть, еще Сенину нательную религиозную атрибутику продемонстрировать?..

– Ну, этот даже в церковь иногда ходит, – осклабился Иван, вспомнив египетские откровения криминалиста.

– Ну я и попал, иблис меня задери, – оторопел сарацин. – Теперь, блин, креститься придется.

– Не обязательно, – покачал головой Рабинович. – У нас свобода вероисповедания.

– Это у вас, да благословит Аллах вашего мягкосердечного президента, – вздохнул Абдулла. – А у нас не положено, чтобы мюрид с оруженосцем различных богов почитали. – Он завертелся, как юла. – Так, уважаемые, да не прилипнет никогда жвачка к подошве ваших башмаков, дайте вспомнить, где тут ближайшая христианская функционирующая церковь?! В Эдессе, по-моему. Значит, разворачиваемся в обратную сторону…

– А хрен тебе не огородное растение? – ласково поинтересовался самозваный ботаник-садовод Жомов. – Мы, блин, в Палестину идем. Там и окрестишься.

– Действительно, – поддержал мой хозяин, никак не желавший ни менять маршрут, ни терять толкового проводника. – Прямо в той же реке, в которой крестили Христа, и поменяешь веру. – И хлопнул сарацина по плечу. – Между прочим, многие христиане об этом только мечтать могут!

– Ну, раз это так почетно… И вы мне окажете такую честь… – смутился польщенный Абдулла. – Тогда будем считать, что ваш нижайший слуга, недостойный пылесосить ваши фуфайки, будет проходить в пути испытание на знание основ христианства.

– Во-во, на том и порешим, – усмехнулся омоновец и тоже хлопнул сарацина по плечу, причем так, что Попов едва не потерял новообращенного в истинную веру оруженосца. – Чего ждем, в натуре? Дорога свободна. Вперед, к пиву и бабам.

– К кому? – оторопел мой Сеня.

– Да это присказка такая, – смутился Иван.

– Ленке своей расскажешь!

Сене только дай повод кого-нибудь поддеть. Вы не думайте, Рабинович друзей не закладывает. Хотя, наверное, и следовало бы иногда это делать! Естественно, жомовской жене он ничего о «левых» стремлениях ее супруга не расскажет. Но кто сказал, что этим омоновца при случае шантажировать нельзя? Вы говорите?.. Значит, не было у вас друга-омоновца! Они же простые, как кошачий туалетный наполнитель, и всему запросто верят. Ну, грех не поиздеваться!

Впрочем, Сеня недолго терроризировал Жомова. В путь мы тронулись довольно быстро. Только позволили Попову с сарацином собрать остатки припасов, брошенных побратавшейся сарацинско-крестоносной ордой, и отправились в Никею. Это вчера, по холодку, двигаться вперед легко было. А сегодня солнце так быстро напекло буйные головушки российских милиционеров, что даже у Сени не то что издеваться, просто разговаривать сил не осталось. Попов же и вовсе через пару часов бросил вожжи, свалившись на солому, устилавшую дно телеги. Хорошо, что с ним хладнокровный Горыныч путешествовал. Наш жаростойкий огнемет тут же взял управление повозкой на себя. Наверное, смешно было смотреть со стороны, как он зубами крайних голов вожжи держит, а средней – на лошадь орет, побуждая ее веселей передвигать ноги, вот только мне было не до смеха. Во рту пересохло, язык едва дорогу не подметал, и вообще хотелось в телегу забраться, да гордость не позволяла. Все-таки я штатный милицейский пес, а не эксперт-криминалист какой-нибудь.