Рабин, он и в Африке Гут - Лютый Алексей. Страница 21

Я, конечно, не берусь утверждать, что в органах внутренних дел служат исключительно евреи – я ведь пес, если вы помните, – но изменять прошлое даже такому существу, как российский мент, законами не позволяется. К чести Сени, стоит сказать, к уговорам Моисея он поначалу отнесся стоически, но, увидя его непреклонность, два старца развели жуткую бодягу: «Помогите нам. Вы чужестранцы. Вы много повидали. Расскажите фараону о свободе религии и вероисповедания!» Тьфу, гав, блин, даже до сих пор вспоминать противно то, о чем они Рабиновичу говорили.

Поначалу Сеня держался геройски, не поддаваясь уговорам старцев. Он категорически отказывался влезать в их дела, предлагая Моисею с Аароном решать религиозные проблемы самостоятельно, но те не хотели отступать. Милейшие дедушки уверяли Рабиновича, что ему на аудиенции даже рта раскрывать не придется. От моего хозяина требовалось простое присутствие да подтверждение всего, что будет говорить фараону Аарон. Они так горько плакали и стенали, что мне от их воплей захотелось взвыть, а Сене, судя по всему, – посыпать голову пеплом, надеть грубый балахон, выкопать землянку на берегу Нила и объявить себя отшельником, предварительно выставив у входа пулемет как предостережение для излишне назойливых Моисеев.

Вот тогда я первый раз пожалел, что Сеня воспитан не под забором и дать по зубам немощным старцам не может. Два брата-супостата тоже это поняли и мгновенно докатились до шантажа. Кряхтя и стеная, они заявили, что встанут на колени перед входом в кабак и не уйдут до тех пор, пока Рабинович не удовлетворит их просьбы. После этого Сеня выкинул белый флаг, и теперь я совершенно не представляю, чем несчастной Истории может грозить его поход к фараону. Впрочем, утешает одно – по крайней мере, хорошего от этой затеи ждать точно не приходится!

Похоже, Рабинович и сам был точно такого же мнения. Я прямо-таки видел, как в его голове вертятся несмазанные алкоголем шестеренки, пытаясь найти стопудовую причину его отказа от похода во дворец. По-моему, он докатился даже до того, что решил симулировать сыпной тиф и перепугать половину Мемфиса, разогнав его жителей по пустыне, но потом одумался. Кто знает, как в Египте поставлена борьба с эпидемиями? Может быть, получив известия о заразном больном, местные люди в белых халатах не станут церемониться и тратиться на вакцины, а просто подопрут двери трактира бревнами и сожгут его к кошачьей матери?! Оказаться в роли жаркого Рабинович явно не хотел, а умнее тифа ничего не придумал. Поэтому Сеня встал с кровати и, почесывая голый живот, в одних трусах поплелся в комнату Попова. Я, естественно, пошел следом. Все-таки я биограф, а не кот из подворотни. Мне в центре событий находиться положено!

Попов спал, свернувшись калачиком, словно щенок в коробке. При этом он так жадно почмокивал губами, что, честное слово, будь я суч… скажем, самкой, то не удержался бы и засунул ему титьку в пасть. Сеню ни отцовские, ни материнские чувства не одолевали, поэтому он просто отвесил Андрюше подзатыльник, а когда тот подскочил на кровати и ошалело уставился на непрошеных гостей (то бишь, на нас с Рабиновичем), мой хозяин поинтересовался:

– И какого хрена ты спишь до сих пор, свинья ленивая? Эликсир за тебя Мурзик будет делать?

В первую секунду Андрюша совершенно не понимал, что происходит вокруг, кто к нему пришел и чего, собственно говоря, от него хотят получить еще до завтрака? Впрочем, соображал он быстро, да и просыпался легко. Поэтому уже через секунду смог трезво (ой ли?!) оценить обстановку и быстро покрылся от злости красными пятнами.

– Ты охренел, Рабин! – констатировал эксперт и запустил в Сеню тяжелым берцом. С правой ноги, между прочим!

Не знаю, то ли Сеня увернулся, то ли Попов в него не попал, а может быть, милицейскому ботинку просто перспектива стыковки с полупьяной и небритой мордой Рабиновича не понравилась, но пролетел он мимо головы моего хозяина, ударился о стену и свалился вниз, едва не придавив мне хвост. Я, естественно, обругал Попова за такую встречу.

– А ты, Мурзик, лучше вообще заткнись! Подхалим несчастный, – от такого необоснованного обвинения я даже дар речи потерял. А то такого бы фитиля в Андрюшину гортань вставил, что тот целый месяц ощущал бы себя бракованным куском динамита.

– Идите отсюда, гады, и до завтрака чтобы я вас не видел! – продолжал орать Попов, даже не заметив, чем для него оскорбления в мой адрес могли обернуться. – Иначе, Сеня, честное слово, сбегу к кузькиной матери. Посмотрим тогда, как вы отсюда выбираться будете!

– Ну так жри быстрей, – буркнул мой Рабинович, стараясь не терять лица, но апартаменты Попова все же покинул.

Несколько секунд я сверлил Андрюшу укоризненным взглядом. Однако после ухода моего хозяина меня лично он и замечать не хотел. Естественно, я на такое пренебрежение обиделся и дал себе слово, что открою как-нибудь Жомову с Сеней, как эксперт у них водку ворует, когда те на мои вопли отвлекаются. Двумя ударами задних лап я собрал в кучу половик у порога (это один из мягких собачьих способов выказать людям пренебрежение их умственными способностями), а затем поспешил следом за хозяином. Все-таки, помимо описания его жизни, я еще обязан и охранять Рабиновича от разных непредвиденных случайностей!..

Потоптавшись в коридоре, Сеня решил заглянуть в комнату к Жомову и страшно удивился, не застав его там. Видимо, решив, что Ваня с раннего утра убежал в кабак и сейчас опохмеляется в одну харю, мой Рабинович помчался вниз, даже забыв о том, что из форменной одежды на нем только милицейская фуражка… И куда помчался, интересно? Мог бы и у меня спросить, где Жомов находится. Ведь меня, в отличие от Сени, ни слух, ни нюх не подводили.

Влетев в кабак и не найдя там ни Жомова, ни кого-либо еще, Рабинович в нерешительности остановился, совершенно не предполагая, где еще можно найти омоновца. Могу поспорить, что в первую очередь мой хозяин подумал о винном погребе, но я решил его не томить и с радостным лаем (дескать, потерянного сто лет назад друга наконец-то нашел!) бросился к выходу из трактира. Сеня сразу забыл о погребе и поспешил следом за мной.

Зрелище, каковое мы увидели во дворе мемфисской гостиницы, было еще то! Ваня Жомов, по пояс голый, приседал напротив двери с огромным бревном на плечах. Местная оборванная детвора облепила все щели в заборах, чтобы вдоволь насладиться зрелищем странных забав чужеземцев, впитать их в кровь и, если гены позволят, передать затем потомству. Ну а рядом с огромным омоновцем, в точности повторяя его движения, но не с бревном, а двумя поленьями на плечах, занимался приседаниями не кто иной, как Иисус Навин. Рабинович от неожиданности поперхнулся слюной и застыл в дверях.

– И ты, Брут?! – только через несколько секунд смог выдавить из себя фразу мой хозяин. – Я же предупреждал всех, чтобы с местными никто из вас не связывался.

– И тебе доброе утро, Сеня, – обиженно буркнул Жомов, не прекращая упражнений. – Согласен, ты предупреждал. Но пока ты шляешься там по всяким базарам и фараонам, нужно же мне чем-то заняться? Вот и научу парня уму-разуму, чтобы он от всяких чурок по углам не шарахался, – Жомов подкинул бревно вверх под восторженные вопли мальчишек и тут же поймал его. – Может, присоединишься к нам?

– Был бы ум, помер бы от дум, – буркнул Рабинович. – Ну а Ване зашибись. Нет мозгов и в рот… – в этот момент Сеня наконец-то рассмотрел множество молодых умов вокруг, еще не совращенных с пути истинного ментовским матом, и, махнув рукой, не закончил фразу. Затем сплюнул на песок двора и, круто развернувшись, скрылся внутри таверны. Да-а, похоже, утро у нас не сложилось!..

Несколько секунд я раздумывал, идти мне следом за Рабиновичем или нет, а затем решил махнуть на него хвостом. Все-таки я ему друг и соратник, а не нянька какая-нибудь! Сейчас их сиятельство начнет по постоялому двору бегать и тумаки всем отвешивать, а мне на таком «развлечении» присутствовать не хотелось. Потому как знаю, что, когда моему Сене уже некого будет в трактире гонять – кто умнее, разбегутся, а остальные впадут в коматозное состояние, – хозяин сразу за меня примется. Начнутся истерики с выкриками всяких гадостей, вроде «сидеть», «лежать», «место» и тому подобное. А оно мне надо?