Кровавый апельсин - Льювеллин Сэм. Страница 6

— Есть, — подтвердил я и после небольшой паузы спросил: — А якорь вы нашли? — На другом конце линии тоже помолчали.

— Нет. Зачем он нам нужен?

— Посмотреть, что произошло с тросом.

— Этим занимаются парни из страховой компании.

— Им тоже не удалось ничего обнаружить? — допытывался я.

— Водолаз сказал, что после шторма вода так взбаламучена, что ничего не видно. Надо подождать пару дней.

Я поблагодарил собеседника, встал и двинулся в холл. Проходя мимо лестницы, я поднял голову и громко попрощался с Мэй. Она не откликнулась.

Солнце клонилось к закату. Было довольно тепло. Однако дул свежий западный ветер, и, сев в машину, я почувствовал, что продрог.

«Ягуар» завелся с третьего раза. Пожалуй, пора менять свечи. Без особой необходимости я погонял движок на холостом ходу, потом со скрежетом врубил скорость и газанул, чиркнув колпаком по бордюрному камню. В зеркальце, стремительно уменьшаясь, мелькнули аккуратно подстриженный газон, высокие деревья, серая, с желтыми пятнами лишайника стена дома. На фоне зелени живой изгороди яркими каплями крови виднелись гроздья калины. Все это при полном безлюдье представляло прямо-таки идиллическую картину.

Я пересек основное шоссе, проскочил под щитом с надписью «Гавань Нового Пултни» и покатил по бетонке туда, где виднелся частокол мачт. Автостоянка была полупустой, сезон только начинался. В июле она будет забита; на пристани начнется толчея тележек со снаряжением, появятся крутые парни, которые собираются гоняться в Канале [9], и парни поспокойнее, чья цель — хлестать джин с тоником на борту своих дорогих игрушек.

Но в дальнем конце причала, где никогда не бывает толпы, стояли уже не игрушки. Здесь мачты были гораздо выше; даже при четырех парах ромбовант [10], растянутых краспицами [11], они казались пугающе тонкими из-за своей высоты. Я ускорил шаг, настроение почему-то испортилось.

Кусок гавани, где торчали самые высокие мачты, был известен под названием «загон». Давным-давно Невилл Спирмен установил, что с владельцев крупных гоночных судов будет взиматься меньшая плата за стоянку, если они будут швартоваться в специально отведенном месте, своеобразном гетто у выхода из гавани. Это, по его мнению, должно было привлечь множество зевак — постоянных клиентов разбросанных вдоль набережной ларьков с мороженым и спиртными напитками, а с другой стороны — отвлечь любителей поковыряться с отвертками от остальной территории, где располагались дорогие круизные суда.

То, ради чего я появился в гавани, находилось в самом дальнем конце причала — просто потому, что больше нигде этому не нашлось бы места. Я шел по узкому пирсу между двумя рядами остроносых яхт с четкими отводами и многочисленными барабанами лебедок на палубах — прекрасно знакомые мне однотонники [12]. В вантах пел ветер. Тоже знакомый звук — ведь именно в этом классе яхт я сделал себе имя. Их конструкторы наизусть выучили все правила обмера судов, сутками напролет заставляя работать свои компьютеры ради усовершенствования корпусов и оснастки; владельцы выбрасывали сотни тысяч фунтов на новые углепластиковые материалы, используемые в аэрокосмической промышленности; экипажи гоняли их по марафонским дистанциям, испытывая яхты в экстремальных условиях, — все ради того, чтобы сделать их самыми быстроходными...

Но то, что создали мы с Чарли Эгаттером и Скотто Скоттом, то, что дожидалось меня в самом дальнем конце причала, вдали от любопытных глаз, с высокой, мощной, загнутой назад мачтой, могло ходить под парусами в два раза быстрее любой яхты из тех, что стояли в этой гавани.

Чарли увидел меня и помахал рукой. Я подошел к острому серебристому носу, вдоль которого черной краской было выведено: «Секретное оружие», и перекинул сумку через леер. Затем поднялся на борт.

Глава 4

«Секретное оружие» — наш новый катамаран. Обычно катамараны строятся либо с узкими, предназначенными исключительно для гонок, либо с крупными, чуть ли не бочкообразными корпусами для дальних безопасных круизов. Катамаран «Секретное оружие» не был похож ни на один из них. Он представлял собой два кевларовых корпуса длиной шестьдесят и шириной четыре фута каждый, соединенных тремя поперечными углепластиковыми балками аэродинамического профиля длиной по сорок футов. Он был оснащен профилированной поворачивающейся мачтой-крылом, которая работала как одно целое с гротом. Мачта была установлена в передней части центральной гондолы, на которой крепились фока-штаг, мачтовый погон, все лебедки для поднятия парусов; здесь же мы расположили управление штурвалом и даже два спальных места. Все остальное свободное пространство между корпусами было затянуто прочной капроновой сеткой — трамполином.

Одним словом, у нас получилось мощное гоночное судно, способное делать свыше тридцати узлов — для длинных дистанций это мировой рекорд скорости под парусами. Общая площадь катамарана равнялась трем четвертям теннисного корта — при том что весил он как минимум в два раза меньше самых легких сорокафутовых однокорпусных яхт. Но постройка его обошлась нам в два раза дороже. Конструкторы однокорпусных судов идут на всяческие ухищрения, чтобы урвать преимущества, полагающиеся по правилам гандикапа [13]; для конструкторов многокорпусников существует единственное правило — построить судно, которое способно идти под парусами быстрее всех.

— Все готово, — произнес Чарли, худощавый черноволосый скуластый парень с прической «ежиком» и темными мешками под глазами.

— Заводи, — откликнулся я.

Пока он возился со стартером нашего тридцатисильного «Эвинруда» [14], подвешенного на кронштейне по правому корпусу, я отдал швартовы, крепившие с четырех точек катамаран к пирсу. Рокот двигателя заглушил плеск волн и свист ветра в снастях. Я собрал концы в бухты и спрятал их в специальные мешки на трамполине. Катамаран отошел от причала и развернулся носом к бетонному волнорезу, прикрывающему вход в гавань. Я прошел на корму и встал рядом с Чарли.

— Скверно получилось в Ирландии? — начал разговор Чарли. Прищурившись, он старался точно вписаться нашими сорока футами в пятидесятифутовый проход между краями волнореза.

— Да уж, — без энтузиазма ответил я.

— А этого парня еще не нашли?

— Нет.

— Странно.

— Есть немного.

Дело в том, что тело, как правило, выбрасывает на берег максимум через сутки, но все южное побережье Ирландии заставлено сетями на лосося. И большинство из них — браконьерские. Если труп Алана попал именно в такую, то можно считать большой удачей, если его вообще когда-нибудь найдут.

— Где Эд его подцепил?

— Не знаю. Он сказал, что это друг его приятеля, больше ничего. А я не спрашивал.

— Бедняга, — посочувствовал Чарли. — Ну а как лодка?

— "Стрит Экспресс"? Была замечательная. Быстроходная. Прекрасно шла в лавировку.

Эд пригласил меня помочь настроить тримаран. Он, так же как мы, собирался принять участие в гонках. Для настоящего яхтсмена в порядке вещей, пока ты не в гонке, помочь товарищу. Но с выстрелом стартовой пушки каждый начинает сражаться за себя.

— Ужасная судьба, — покачал головой Чарли. — Хотя для нас в этом есть свой плюс. Меньше конкурентов. — Он искоса взглянул на меня и улыбнулся. — Наверняка кто-нибудь может решить, что ты нарочно перерубил канат.

Я только усмехнулся в ответ. Такая мысль мне уже приходила в голову.

Парусные гонки — жестокая игра, и твоя репутация во многом зависит от тона последней газетной статьи. Это особенно важно учитывать, когда ты ищешь спонсора.

Ради «Секретного оружия» я заложил свой дом и изъял деньги из бизнеса. Чарли принадлежала четвертая часть всех расходов, которую он внес своими конструкторскими разработками. Наш катамаран требовал огромного количества разных необходимых мелочей; поэтому, чтобы удовлетворить его ненасытный аппетит, нам был необходим кто-то еще с большими деньгами.