В смертельном круге - Льювеллин Сэм. Страница 27

— Хелен! — закричал он, притягивая ее к своей груди татуированной рукой. Прижатая к его рубашке, она выглядела такой хрупкой! Хихикая, она все же высвободилась из его объятий, пошутив:

— Черт побери. Деке, опасно с вами здороваться. Полон рот волос с вашей груди, даже застревают между зубами!

Что-то случилось с ее выговором. Культурная речь восточного побережья Англии испарилась, а вместо нее появился ужасный акцент Нижнего Ист-Сайда, что, кстати, больше подходило к ее слишком высоким каблукам и слишком обтягивающей юбке.

— Вы что, — удивился Деке, глядя на меня, — приехали вместе?

— Она выручила меня. — Я глазом не моргнул, рассказав ему о собаках.

Он смеялся так, что мне казалось, с ним случится припадок удушья. Он все время повторял: "О Боже мой, о Боже... "

— А как насчет немного выпить? — спросила Хелен.

— Ну да, конечно, — ответил Деке.

Он схватил со стола бутылку шампанского, два бокала и наполнил их.

— Вот чертовы собаки, они отучат гулять кого попало.

Он снова рассмеялся. Его глаза блестели в сети веселых морщинок.

— Надеюсь, собаки в порядке?

— У нас их хватает. Мы получаем их партиями по двадцать штук.

— Тогда понятно. Чего их жалеть! — сказал я.

Хелен хихикала из-под его локтя, глядя на меня большими серо-зелеными глазами. Когда я встретил ее в прошлый раз, они были твердыми и ироничными, эти глаза. А теперь это были два глупых, пустых омута. Я решил разыграть из себя наивного школьника.

— Зачем вам нужны все эти меры безопасности, позвольте вас спросить?

— Невозможно не быть слишком осторожным, — ответил Деке с отработанной улыбкой. — Странные места здесь вокруг. Полно подонков. Нельзя надеяться на защиту полиции.

Он снова рассмеялся. Я решил, что он успел хорошо выпить.

— Так, значит, вы и молодой Поул собираетесь идти в этой гонке?

Его глаза внимательно наблюдали за мной.

— Так и есть.

— Слышал, будто вы на гонках загубили свою яхту. Было в газетах.

Я улыбнулся, потому что мне надо было что-то делать со своим лицом.

— Подождите и увидите сами. Вы следите за матчевыми гонками, не так ли?

— Нет, — ответил Деке, — но кое-кто из наших вложил деньги в Кубок Марбеллы.

Он снова засмеялся своим механическим лающим смехом.

— А что вы собираетесь делать с «Альдебараном»?

— Починю немного. Хорошая лодка. Очень хорошая.

Я кивнул. Если Деке считает «Альдебарана» хорошей яхтой, то он понимает в судах столько же, сколько его доберманы. Наверное, Поул немало поработал, прежде чем продать ему эту яхту. Я решил сменить тему разговора.

— Вы давно здесь живете?

Его глаза немного утратили свой блеск и сразу стали очень внимательными.

— Довольно давно, — ответил он, — несколько лет.

Я кивнул на многочисленных гостей.

— У вас много знакомых.

— Ну да, — согласился он.

— А чем вы занимаетесь?

Глаза Хелен уже не были пустыми и глупыми. В них явно появилось предупреждение.

— Да так, то одним, то другим. Имею клуб. Разные дела. Бизнес.

Этот ответ прозвучал так же, как если бы он поднял плакат: «НИКАКИХ КОММЕНТАРИЕВ!»

— Вот как! — сказал я. — Ну тогда выпьем за «Альдебарана» и его нового хозяина.

Деке поднял свой бокал. Хелен хихикнула и подняла свой. Я скрестил пальцы у себя в кармане, и мы выпили. Деке сказал:

— Слушай, мне надо пойти посмотреть, как там все. И тебя представить. Он провел меня по залу, быстро назвав с полдюжины имен. Это были в основном англичане, особый сорт загорелых, воспитанных людей, которых можно встретить в дорогих гольф-клубах или катающимися на добротных пластиковых крейсерских яхтах вокруг Пул-Харбора. У этих людей были излишне крепкие рукопожатия и шелковые галстуки. Их женщины со множеством золотых украшений отличались тем, что от долгого пребывания на солнце и применения дорогих мазей их кожа становилась похожей на кожу пресмыкающихся.

Мы говорили о Кубке Марбеллы. Они все не слишком интересовались гонками, но были очень чувствительны к размерам призов. И пили, не отхлебывая, большими глотками, смешивая шампанское с бренди в бокалах размером с ванночку для купания птиц.

Опьянев, начали говорить о собственности. Так и казалось, что здесь продают друг другу участки земли. Низенький кареглазый датчанин взялся объяснить мне кое-что.

— То, что вы можете здесь приобрести, — это фантастика. Это самое фантастическое место на земле. Красота. Бриз. Море.

— Да, — подтвердил коричневый англичанин, — море просто фантастика. Каждый, кто приезжает сюда, хочет снова вернуться в это изумительное место, в Хозе-Баньос. Плюс к тому они строят автостраду. Стоимость земли подскочит на миллион фунтов.

Теперь все начали приглашать меня выпить с ними. Я кивал и улыбался, но старался не пить столько, сколько они. Хонитон, этот барон собственности, был здесь в центре внимания.

Прием шел своим чередом. Появились бифштексы. Начали подавать красное вино, и снова пошло в ход шампанское. Кто-то сел за пианино и начались танцы с громким топаньем, как принято в Юго-восточном Лондоне. Мужчина с мягкой оливковой кожей, длинными черными волосами и бриллиантовым кольцом на мизинце стал рядом с пианистом и пьяным слащавым голосом запел песню «Туман твоих глаз».

— Это Джек Шварц, — сказала хорошенькая блондинка, стоящая рядом со мной. — Он часто поет в клубе. У него приятный голос.

— В каком клубе?

— "Ред Хауз", — ответила она.

— А... — неопределенно протянул я.

— Он никогда не слышал о клубе, разве это не удивительно?

Она засмеялась жеманным смехом, похожим на звяканье бутылок.

— Это клуб Деке, — добавила она. — Он привез Джека из Англии.

— А... — снова протянул я.

— Он был знаменит в начале семидесятых, я имею в виду Джека. А клуб просто фантастический.

— Надо как-нибудь зайти туда.

— Конечно, — сказала она. — У старины Джека чудесный голос. Особенно когда он поет старые песни.

Она замолчала, глядя на меня туманно-хищным взором. Я следил за Хелен, которая сидела, подперев подбородок длинными загорелыми руками и с обожанием глядя на Шварца. Есть вещи, которые я не могу переваривать, и одна из них — это люди, которые поют, как этот Шварц. Я вышел из зала, где стояло пианино, под трезвым и деланно безразличным взглядом Джима Громилы.

За лестничной площадкой позади зала было нечто вроде галереи, где висели картины в рамах, купленных в универсальных магазинах. Да и большая часть самих картин казалась приобретенной там же, кроме одной, на которой была изображена старая женщина. Это явно был портрет, написанный с фотографии.

Но даже искажения, допущенные художником, не могли скрыть значительность этого лица, грубого и уродливого, глядящего в этот мир, где женщина, конечно, занималась не пустяками. Это было лицо призового бойца, лицо самого Деке в женском варианте.

Я было собрался вернуться в зал. И тут услышал голоса на лестничной площадке. Один из них принадлежал Деке Келльнеру. Другой — Поулу. Я замер, затаив дыхание.

— Но ведь был шторм! Я ничего не мог поделать. Честно. Я сделал все, что мог...

— Но это ничего не дало, — возразил Деке. Голос у него был спокойный и рассудительный. — Поул, вы доставили мне много дополнительных трудностей. Это очень неприятно.

Он возвысил голос и позвал:

— Джим!

Дверь из зала отворилась. Я еле успел отступить за большую бронзовую вазу с засушенным папирусом. В проход ввалился Джим Громила. Его толстые руки разминали массивные плечи.

— Все, что я мог сделать, — начал было Поул, — все...

Я никогда не слышал у него такого испуганного тона.

— Немного поздновато, — сказал Келльнер, и его голос стал походить на грозное мурлыканье. Я представил себе его улыбку на красно-коричневом лице.

— Джим, мистер Уэлш собирается спуститься по этой лестнице.

Поул хотел что-то сказать, но не успел. Раздался странный звук, нечто среднее между ворчанием и стоном. Потом послышалось падение тела и громкий смех, смех Деке Келльнера. Я выскочил на лестничную площадку.