Карл Ругер. Боец - Мах Макс. Страница 59

Карл выпрямился и сосредоточил свой взгляд на женщине, чувствуя, что главная опасность исходит именно от нее, хотя и не понимал еще, что именно происходит. Внезапно губы женщины дрогнули, двинулись, и она заговорила, но при этом Карл не услышал ни единого звука, хотя отчетливо слышал дыхание мужчин, стоящих за ее спиной. А между тем она говорила, отчетливо артикулируя каждый звук. Карл видел, как она говорит, но не только ничего не слышал, но и не мог понять, что она говорит, потому что это были артикуляции какого-то неизвестного ему языка. Зрелище казалось странным и страшным, но оно неожиданно напомнило Карлу что-то уже виденное им когда-то давно при совершенно иных обстоятельствах.

«На что это похоже?» – спросил он себя, сосредоточиваясь на медленно шевелящихся губах женщины. Воздух дрогнул, поплыло, как растопленный воск, лунное серебро, и стены домов, образующих улицу, как будто раздвинулись, отступив от Карла и его врагов. Мгновенная вспышка воспоминаний ударила, как сигнал боевой трубы, заставляя собраться и действовать со всей скоростью, на какую он был способен.

То, что вспомнил Карл, произошло во время кампании в Высоких Горах. Он увидел тогда, как шаман племени хейков разрушал словами ворота крепости Гавот. Старик добился немногого. По-видимому, он обладал не слишком большим Даром, но то, как лопнула одна из железных полос, скреплявших толстые дубовые доски, произвело на всех присутствовавших при этом очень сильное впечатление. В словах заключена великая сила, понял тогда Карл, и это не поэтическое преувеличение, а истинная правда. Надо только уметь воспользоваться этой силой, и тогда ты сможешь творить страшные и прекрасные чудеса, если, конечно, у тебя есть соответствующий Дар.

Беззвучные артикуляции старой женщины, несомненно, выражали магию слов, но Даниил Филолог не мог знать…

«Даниил? – удивился Карл. – Кто это?»

И он вспомнил. Не постепенно, медленно всплывая со дна беспамятства к солнцу полной памяти – на это у него просто уже не было времени, – а сразу, вдруг. Мгновенно и бесповоротно Карл перешел из одного, как видно, воображаемого мира, где пьяный Карл Ругер бесцельно бродил по Цейру, каким Цейр был тридцать или сорок лет назад, в другой, реальный мир. Мир залитого Новым Серебром Сдома, по которому шел навстречу Судьбе едва живой после добровольного отравления ядом негоды Карл. И в этом мире он уже бежал навстречу своим врагам, вложив в свой бег все, что у него было, все, чем был он сам. И это был отнюдь не простой бег, и не обычная схватка с тремя вооруженными кавалерами ожидала его в конце. Карл рвался сквозь сгустившийся, плотный, как морская вода, воздух, стремясь как можно быстрее приблизиться к колдунье из клана Филологов на дистанцию удара, а навстречу ему медленно плыли «стеклянные» наконечники копий и стрел, иглы, похожие на вязальные спицы, и иглы, похожие на ледяные сосульки, ножи и длинные клинки, – злые слова древнего и давно забытого языка, воплощенные волей этой старой женщины. Карл двигался на пределе сил или уже за их пределом, не глядя парируя ударами Убивца нацеленные в него инструменты смерти, и неотрывно смотрел в глаза женщины, черпая в их равнодушной жестокости силу для того, чтобы протискивать свое измученное тело сквозь застывший во мгновении между двумя ударами сердца воздух.

В этот момент он уже ни о чем не думал и ничего не желал, кроме того чтобы дотянуться до колдуньи и всадить в нее свой клинок. Все остальное, если случится, случится потом, и тогда уже он будет, если будет, желать иного и стремиться к нему. Удар в левое плечо не остановил Карла, лишь пронзила сердце мгновенная боль и начала растекаться по руке и груди холодная немощь. Но она едва успела добраться до локтя и охватила только левую сторону груди и бок, когда он увидел, как расширяются от ужаса глаза женщины, и в следующее мгновение, вписанное в длящееся длинное мгновение его броска, Карл нанес удар. Убивец «закричал» и вонзился в грудь колдуньи, «урча» от удовольствия и содрогаясь от отвращения. И увлекаемый неумолимой инерцией бега, Карл налетел на Говорящую злом, сбил ее, уже мертвую, с ног, споткнулся, потерял равновесие и вместе с убитой рухнул на землю. В то же мгновение два клинка, нацеленные в него с двух сторон, ударили в воздух, из которого только что выпал Карл.

Колдунья умерла молча. Карл упал на нее с непроизвольно вырвавшимся гневным криком, похожим на звериное рычание или на неразборчивое проклятие на нечеловеческом языке, с которым вошел в грудь колдуньи Убивец. И мечи гвардейцев Даниила ударили над его головой, унося с собой гортанные выдохи двух бойцов. Но в звуковой рисунок схватки неожиданно вплелись еще несколько звуков, которые не ожидало услышать ухо Карла: вскрик и предсмертный стон, которые могли означать…

Карл выпустил рукоять меча, перелетел через упавшую женщину, поворачиваясь в полете на бок, упал, прокатился по мостовой, уже едва ощущая онемевшую левую руку, и вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы оказаться лицом к лицу с обернувшимися к нему гвардейцами. Они с трудом, но все-таки успевали за ним, однако Карл опять опередил врагов, стремительно нырнув под их поднимающиеся мечи, чтобы снова оказаться за их спинами, но уже с Убивцем в руке. Вырванный из тела колдуньи меч описал дугу вместе со стремительно разворачивающимся Карлом, и, хотя зажат был сейчас, как нож, обратным хватом, нанес рубящий удар под мышку одного из гвардейцев. Вообще-то Карл намеревался ударить в бок, над бедром, но его левая нога сломалась в колене, и, поворачиваясь, он начал заваливаться влево, непроизвольно вздернув правую руку вверх. Удар вышел даже более удачным, чем он предполагал, а падение уберегло его от метнувшегося к нему чужого меча. Но все это Карл осознал уже на земле, как и то, что второй гвардеец его не атаковал, потому что схватился с кем-то другим. Третий противник уже был убит, и сделал это Казимир, которого Карл наконец рассмотрел и узнал. Но на удивление по поводу так вовремя возникшего за спинами гвардейцев Казимира не было уже ни времени, ни сил. Левая часть тела отяжелела и была холодной, как зима. Ледяные пальцы сжимали и сердце Карла, как будто хотели его раздавить в своей мертвой хватке. Стучало в висках, а перед глазами встала туманная завеса, через которую он с трудом мог видеть, как рубится сейчас Казимир с последним оставшимся в живых врагом. Однако смотреть – это все, на что был способен Карл, бессильный помочь солдату Марка, не способный вмешаться и, кажется, уже не способный жить.

Бойцы были примерно равны по силам, и поединок их мог затянуться надолго, а исход его зависел от множества случайностей. Но случай сейчас, как кажется, маршировал в колонне Карла, потому что еще один человек, тот, который все это время оставался за его спиной, решил, по-видимому, что настало время вмешаться, и бросил на весы девы Удачи свою тяжелую, как гиря, руку. Стремительно и почти бесшумно, что было неожиданно, если иметь в виду такого крупного мужчину, Март приблизился сзади к гвардейцу Дома Филологов и уложил его на месте одним коротким – почти без замаха – ударом кулака. Боец рухнул как подкошенный, и наступила тишина, пришедшая на смену звону мечей и ожесточенным выкрикам дерущихся людей. Карл смотрел еще секунду на лежащие перед ним тела и на повернувшихся к нему спасителей, но сил удерживать голову вдруг не стало, и он бессильно опустился на холодные камни мостовой.

Было похоже, что Судьба изменила свои планы и решила остановить его на полпути. Но, может быть, это и была его судьба?

«Жаль, – устало подумал Карл. – Я почти успел».

– Вы кто? – подозрительно спросил над его головой тяжело дышавший Казимир.

– Я… – Март, по-видимому, не знал, что сказать. – Я… я друг господина Карла. А вы?

Хорошее время для знакомства. Сердце Карла дало сбой, ему все труднее было противостоять ледяной хватке магической отравы.

– Телохранитель, – мрачно ответил Казимир, опускаясь рядом с Карлом на колени и пробуя пальцами его пульс. – Да он совсем холодный!