В балканских ущельях - Май Карл Фридрих. Страница 59

— Со вчерашнего дня у меня вообще не было постояльцев. Вы первые.

— Хм. Но те, кого мы имеем в виду, наверняка уехали в Дабину.

— Они вполне могли проскакать без остановки это местечко.

— Может быть. Нам надо их обязательно догнать. Есть о чем поговорить.

— Это ваши знакомые?

— Хорошие друзья.

— Тогда вам надо немедленно отправляться за ними.

— Увы. А как хотелось побыть у тебя еще и насладиться твоим гостеприимством! Надеемся настичь этих четверых еще в Остромдже.

— Их было четверо, говорите?

— Да.

— И у одного был превосходный жеребец?

— Да, да! Ты видел их?

— Точно, видел. У другого было два ружья.

— Совпадает!

— А еще среди них был такой низкорослый паренек, у которого вместо бороды висело десять-одиннадцать редких волосинок.

— Верно! Ты видел именно их. Но где же, как не у тебя, они могли останавливаться?

— За воротами. Я как раз стоял там с соседом, когда они подъехали. Они хотели переночевать у меня. Когда я ответил, что я хозяин, бородач на породистом скакуне спросил, не проезжали ли здесь трое на светлых лошадях.

— Шайтан! Что же ты ответил?

— Сказал правду.

— О Боже!

— А что?

— Ничего. Я просто так спросил. Рассказывай дальше.

— Бородач спросил, когда эти трое прибыли, сколько пробыли и куда затем поскакали.

— Ах, так… И что же ты?

— Я ответил, что знал. Что они поехали в Дойран. А что, я не должен был этого делать?

— Нет, что ты, ты правильно поступил. А они что?

— Всадник сказал, что им надо срочно ехать, и спросил о дороге на Дойран.

— И он поскакал по ней?

— Да, я проводил их до околицы и все объяснил самым подробным образом. Они пустились в галоп. Ну и понеслись же они!

— Таким образом, ты точно знаешь, что они поехали на юг?

— Так же точно, как то, что передо мной — вы, а не кто-нибудь другой.

— А не на запад, не в Остромджу?

— Да нет же. Я еще долго стоял и смотрел им вслед, пока те не исчезли за горой. Вороной так мне приглянулся, что я буквально не спускал с него глаз.

— Да, лошадка знатная.

— А теперь вам надо ехать туда же, чтобы поговорить с ними?

— Скорее всего. Но торопиться теперь нет нужды. Мы знаем, где они, и они нас подождут.

— Ну, тогда я рад за вас — вы обязательно увидитесь и поговорите, иначе бы я места себе не нашел. Однако мне пора. Думаю, вас мой отъезд не особенно огорчит.

В отличие от встречи прощание было довольно трогательным. Когда хозяин вышел, тот, кто был с пращой, стукнул кулаком по столу и закричал:

— Хорошо-то как! Теперь хоть этой заботы не будет. Они поехали не в Остромджу.

— Да, этому можно только порадоваться. Как мудро со стороны Баруда эль-Амасата и Манаха эль-Барши, что они провели этого парня и назвали Дойран. Теперь эти собаки, что нас подслушивали, устремились тоже туда. Пусть едут. Пусть ищут.

— Я ни разу не был в Дойране и не знаю даже, сколько туда ехать.

— Уж никак не меньше семи часов. Парни прибудут туда к вечеру. Завтра они догадаются, что их провели. Так что до послезавтрашнего полудня в Остромдже их можно не ждать. Мы можем здесь пить и есть, сколько влезет. Это меня так радует, как будто у меня у самого день рождения.

— А хозяин-то сегодня вернется?

— Вряд ли.

— Надо было его спросить.

— Зачем?

— Если бы я знал, что он вернется только завтра, я бы остался здесь на весь день. Мы ведь гости и вольны получить здесь, что захотим, без единого пара.

— Думаю, хозяин до завтра останется там.

— В самом деле?

— Обычно празднество длится до позднего времени.

— Это верно.

— А там и полночь наступит. Неужели ты думаешь, что он сядет на лошадь, чтобы провести в седле четыре часа, да еще глубокой ночью?

— Да, наверняка ему этого не захочется.

— И не только этого. Ведь на дне рождения много пьют и едят, а питье в этот день — зло. Можно напиться до бесчувствия и проспать весь день.

Это звучало так, как если бы я был в любимом немецком государстве, где царят такие же взгляды.

— Ты прав, — согласился другой, отхлебывая из кувшина. — Хозяин выпьет утром и будет долго спать. В полдень он не вернется домой. Мы можем тут похозяйничать и остаться на ночь. Четырех парней нечего бояться, они не поскачут в Остромджу.

— Значит, остаемся. Когда я вспоминаю прошлую ночь, меня охватывает гнев на себя самого. Этот человек, что на жеребце, к тому же еще и христианская собака, неверный, он мог бы быть в наших руках, а мы его упустили!

— Да, досадно. Один удар ножом, и его бы не стало.

— Все произошло так неожиданно. Даже сразу и не сообразили. Они ведь были в наших руках и ускользнули!

— Но как они забрались на голубятню?

— Наверняка через чердак с соломой.

— А откуда они знали, что оттуда можно подслушать? Кто сообщил им, что у нас собрание и что мы встречаемся именно там?

— Черт им рассказал. Эти гяуры все узнают от чертей, которые водят с ними дружбу. Больше никто не мог нас выдать. Ну, хватит о них, пусть идут в ад, все четверо.

— Нас вообще это не касается, мы лишь гонцы, и нам платят за это.

— Кто мне платит, тому я и друг и тому служу.

— И убить можешь?

— Почему бы и нет, если платят? Разве это большой грех — убить гяура?

— Напротив, весьма полезное и нужное дело. Тот, кто убьет христианина, поднимется на ступеньку ближе к седьмому небу. Это старая истина, которую сегодня, к сожалению, мало кто вспоминает. У меня руки чешутся пустить пулю в этого чужеземца.

— У меня тоже.

— Подумай только, сколько мы на этом заработаем. Во-первых, нам заплатят, а во-вторых, отдадут его имущество. Один конь чего стоит! Конюший падишаха, если ему предложить, отвалит кругленькую сумму.

— Или ничего.

— Почему же?

— Он спросит, откуда она у нас.

— Получена в наследство.

— А где родословная, обязательная в таких случаях?

— Она наверняка у него на руках, мы завладеем ею вместе с остальным имуществом. Я вот только подозреваю, что не только мы разеваем пасти на этого коня.

— А кто еще?

— Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат.

— Это верно. Но их легко обмануть.

— Как же?

— Мы не скажем, что чужаки поехали в Дойран. Они просто уехали в… в… в… в какое-то место, название забыли. А сами поскачем в Дойран и отловим этих четверых парней.

— Хорошая идея. Но Манах и Баруд тоже не будут терять времени даром.

— Значит, мы плохо придумали?

— Кто знает, сколько мы их будем искать!

— Найдем в мгновение ока.

— А я не уверен. Мы знаем лишь, что они в развалинах, но там можно прорыскать сколь угодно долго.

— Ты забыл, что мы должны обратиться к старому Мюбареку?

— Нет, помню. Но сообщили ли они ему точное место своего обитания? Это во-первых. А во-вторых, мы же не знаем старика, что это за тип?

— У него тоже копча, знак нашего братства.

— Это еще не основание выдавать нам все тайны.

— Но у нас есть еще и пароль, который Баруд эль-Амасат одновременно дал и Мюбареку. Этим знаком он даст нам знать о том месте. Так что мы его отыщем, не бойся. Но, может статься, нам поставят еще какую-то задачу.

— Мы этого не допустим. Нам надо скакать за четверкой.

— Как это не допустим? Надо слушаться. Ты что, не знаешь, что того, кто не повинуется, ждет смерть?

— Если это доказано! А если я больной?

— Но как мы одновременно заболеем?

— А вот как. Мы повстречались на дороге с четверкой, и произошла стычка.

— Хм. Ранение?

— Да. Я забинтую голову, а ты, скажем, руку. И понадобится отпуск на лечение. Смотри, хозяин поехал к воротам. Пей, посмотрим, принесет ли хозяин еще один кувшин.

Они все пили и пили, и опустошили-таки сосуд, к моему удивлению, даже, я бы сказал, к ужасу. Один из них подошел к окну, крикнул слугу, и тот безропотно исполнил его приказ, как и велел ему хозяин. Гости узнали от него, что он обязан исполнить любой их приказ, и не замедлили с таковым — велели принести еще один кувшин.