Восточное наследство - Анисимов Андрей Юрьевич. Страница 46

— Муха, организуй нам чаю, — попросил Ерожин. — Человека от дела оторвали, нужно уважение оказать.

Мухобад ушла, а водитель еще раз зыркнул на Ерожина. Злости в его глазах поубавилось.

— Давай знакомиться, — обратился Ерожин к парню, когда они остались вдвоем.

— Османов Умид, — буркнул водитель.

— Умид Османович, я приехал из Москвы. У меня исчез друг, узбек. Я хочу помочь его найти живым или мертвым. Вы мне должны подсобить, — доверительно сообщил Ерожин.

Водитель удивленно уставился на начальника, решив, что он шутит. Но, встретившись с серьезным взглядом Петра Григорьевич, глаза отвел:

— Моя при чем? Моя твой другие убивал.

Моя знать ничего не знает.

— А я и не говорю, что ты убивал. Ты вез его дочку. Это было десятого февраля. Постарайся вспомнить, когда она села к тебе в автобус. Вот ее билет. На вид девушке лет двадцать.

Худенькая, высокая. Ты молодой парень, как не запомнить девушку-красавицу? Мне скоро пятьдесят, я и то любую хорошенькую девочку обязательно замечу.

Мухобад принесла чайник, пиалы и, поставив перед мужчинами на стол, исчезла.

— За три месяца столько девушек-бабушек перевезешь, как запомнишь? — покачал головой Умид, отхлебывая из пиалы.

— А ты не спеши. Сперва вспомни, что за день десятое февраля? Тяжелый? Удачный?

Может, автобус где сломался. Может, еще чего случилось?

— А какой был день?

— Четверг.

— Четверг — день базарный. Дехкане на рынок едут. Норовят барана в автобус втащить.

Овощи, мешки туда-сюда. Плохой для водителя день, прости меня Аллах. Для всех мусульман четверг праздник, а шоферу Умиду плохой. Дай, еще билет посмотрю.

Ерожин подлил водителю чаю и ждал, пока тот, наморщив лоб, разглядывал билет.

— Эта серия к концу шел. Я из Ферганы ехал, опаздывал. Колесо у бензоколонки проколол. Пока туда, сюда… Немного опаздывал.

Девушка сел на остановка «Девятый стан».

Народу совсем мало. Девушка сел в автобус.

Красивый девушка, но не узбекский девушка.

Ты говоришь, твой друг узбек?

— Да. Ибрагимов, звать Вахид.

— Нет, эта девушка не мог его дочь быть.

Светлый девушка, русский девушка.

— А где она сошла? — спросил Ерожин, чувствуя сильное волнение.

— Сошла в конце маршрута, у микрорайона.

Козлов открыл дверь и замер у порога.

— Заходи, Степан Павлович. Очень кстати.

Я ваших мест не знаю. Умид Османович помог.

Вспомнил, где мой пассажир к нему в автобус сел. Давай разберемся.

Козлов быстро заговорил с водителем по-узбекски. Тот облегченно вздохнул, перейдя на родной язык, и долго что-то говорил Козлову, который быстро делал пометки на листке.

— Спасибо тебе, Умид, большое. Ката рахмат, — козырнул Ерожин знанием узбекских слов, прощаясь с водителем. Умид улыбнулся и, прижав ладонь к сердцу, ответил узбекским прощанием.

Оставшись с Козловым, Ерожин потер руки:

— Теперь порадуй ботаникой.

— Ничего особенного, сухолист растет обычно возле арыков. Трава прошлогодняя.

Колючка сорвана этой весной. У нее почки уже пошли. Дня три — и зелень. Могу точнее. В этом году весна ранняя. Колючку сорвали в середине февраля. Неделя назад — неделя вперед.

Отлом без среза. Скорее всего, прихватили случайно, зацепом. На ней частицы кожзаменителя. Вот и все по ботанике.

Петр Григорьевич остался сообщением доволен. Он что-то вписал к себе в блокнот.

— Скажи, ты с дочкой Вахида хорошо знаком?

— Ее все отделение знает. Шпана, — ухмыльнулся Козлов. — Вахид через нее много терпел. И насмешек, и разного.

— Почему?

— Да она на узбечку похожа, как я на енота. Рыжая блондинка. Глазищи наглые, зеленые. Вот папашу и доставали. От кого, мол, дочурка? Особенно Хакимов доставал, он на язык острый.

— А Вахид?

— Терпел и злился. Ходил слух, что у него один сыскник гостил. Дружок из России. Дочка и народилась.

— Я у него гостил, — отрезал Ерожин.

— Вот оно что… — Козлов стал разглядывать Ерожина, словно только что увидал. — Нет, на тебя не похожа. Ты белобрысый, как лунь, а она бестия рыжая.

«Больно много вокруг меня рыжих скапливается, — подумал Ерожин, припомнив семейство своего шефа и будущего тестя Аксенова. — К чему бы это?»

В кабинет вошел Калиджон и стал приглашать Ерожина:

— Сегодня вечером будешь моим гостем.

Жена плов сделала. Все тебя ждут.

Петр Григорьевич вежливо отказался, сославшись на необходимость еще поработать.

— Праздновать пока нечего. Закончим расследование, отметим, — и попросил показать карту района.

Карта висела в кабинете начальника, куда и был любезно приглашен московский гость.

— Мой кабинет — твой, Петр-ака, кабинет.

Что нужно — все бери. Помощников бери. Мухобад я к тебе прикомандировал. Все к твоим услугам.

На карте остановка «Девятый стан» по Ферганскому шоссе обозначалась на одиннадцатом километре от города. Никаких заметных населенных пунктов рядом не указывалось.

— Остановку в чистом поле поставили? — удивился Ерожин.

— Раньше тут хлопковые поля были. И совхозный форпост агронома. Сюда хлопок свозили. Техника стояла и все такое. Теперь хлопка нет, ничего нет, но остановка сохранилась. Вот здесь, рядом с остановкой, домик сторожа. Сторожить теперь тоже некого, но живут. Старики живут, коровок держат. Лошаденку. Куда им на старости лет деваться? Дед рыбак, бахчу имеет. Мы с ним друзья.

— А где дед рыбу ловит? — поинтересовался Ерожин, разглядывая карту. — Реки не видно.

— Там большой арык проходит. В нем сазан. Хочешь, махнем сегодня в ночь?

Ерожин никогда заядлым рыбаком себя не считал, но, случалось, ездил за компанию, особенно когда работал в родном городе на озере Ильмень.

«Провести ночь одному в гостинице — перспектива не веселая, — подумал Ерожин. — Почему нет? Заодно и место, где дочурка Вахида отметилась, поглядим».

— Чудно, — обрадовался Козлов, предвкушая добротную беседу с москвичом. — Сейчас ко мне домой. Удочки, все такое, и своих предупрежу.

Ерожин домой к Козлову не поехал, вышел возле гостиницы. Из номера позвонил в Ташкент Насырову, сказал, что докладывать рано, но кое-что узнать удалось. Петр Григорьевич понимал, что звонок выдал формальный, но этику и коллегиальность «соблюл». Затем позвонил в Москву Аксеновым. Трубку не сняли.

«Сидят в Нахабино», — удовлетворенно отметил он и набрал номер дачи. Он надеялся, что услышит голос Нади. И не ошибся. Девушка сидела у телефона и ждала его звонка.

— Петя, какое счастье, что ты позвонил.

Я места себе не нахожу! — взволнованно крикнула Надя. — Как твои дела? Ты здоров? Под пули не лез?

— Все в порядке. Работаю. Как у вас?

— Вчера Фоню похоронили. Наши на похороны, как ты велел, не поехали. Сева Фониных родителей к нам привез. Они очень хорошие.

Мне их жалко.

— Веселого мало, — согласился Ерожин.

— Милый, Люба мне рассказала о том, о чем с тобой говорила. И еще просила тебе передать, что перед отъездом поругалась с Фоней. Ну, когда он в Лондон собирался. Ты меня слышишь?

— Очень внимательно слушаю, — подтвердил Ерожин.

— Фоне показалось, что он видел, как Рера с чужим мужиком в машине целуется. Люба обозвала Фоню вруном. Они поссорились, и Фоня уехал не попрощавшись. Ты меня понял?

— Понял, милая. Все понял. Я тебя очень люблю.

— Приедешь, подадим заявление? Люба просит.

— Обязательно.

Ерожин положил трубку и задумался. «Снова таинственное передвижение сестер во времени и пространстве», — подумал он и улегся, не раздеваясь, поверх покрывала, на гостиничную койку. Ерожин лежал и улыбался. В словах, голосе, в интонациях Нади было столько неподдельной любви и обожания, столько беспокойства за него, что у Петра Григорьевича на сердце стало тепло и радостно. Он не заметил, как задремал.

Через час Козлов разбудил стуком в дверь.

В спортивных брюках, свитере и коротких кирзовых сапогах Ерожин едва его признал.