Наследство - Майкл Джудит. Страница 61
Он усмехнулся:
— Я запомню это и приеду в сентябре.
Она кивнула и сразу сменила тему разговора:
— Вы хотите узнать что-нибудь еще о «Дарнтоне» или о конференции?
— А вы будете на ней?
— Не знаю. Хотелось бы. Я постараюсь.
— Могу ли я сделать это условием своего появления здесь?
— Нет. — Она слабо улыбнулась. — Я действительно постараюсь.
Когда пришло его такси, она подождала, пока он уедет, и снова подумала, что ей должно быть стыдно, что она не смогла даже пофлиртовать по-человечески: «Впрочем, какая разница? — подумала она. — У меня есть более важные вещи, о которых нужно думать: суд, присяжные, что говорить о своем прошлом, когда буду давать свидетельские показания, и что мне придется делать в будущем, если я проиграю».
А Уэс Карриер не имел ко всему этому никакого отношения.
Кондиционер работал на полную мощь, пытаясь справиться с июльской жарой в Бостоне, когда Лора с Клэем приехали в суд и поднялись наверх.
На лестничной клетке стоял маленький юркий человек, с блокнотом в руках.
— Я, Янк Босворс, из «Глоба», мисс Фэрчайлд. Можно вас на секундочку? — быстро проговорил он, заметив, что она изменилась в лице. — У меня отсутствуют наклонности убийцы; я хочу только написать статью. Если бы вы могли ответить на несколько вопросов…
— Идите к черту, — сердито огрызнулся Клэй. — У нас сейчас дела поважнее.
— Клэй! — Лора взяла его за руку. — Подожди меня внутри. — Она видела, что лицо его приняло унылое выражение. — Я догоню тебя через минуту.
Когда он ушел, она слегка вздохнула.
Босворс услышал ее вздох.
— Если у вас есть вопросы, я отвечу на них, хотя было бы лучше дождаться, чем все это кончится.
— Гм… Но мне нужны некоторые факты для статьи еще до того, как будет вынесено решение.
Он скороговоркой стал спрашивать ее, где она провела выходные, что она чувствовала относительно Сэлинджеров, каким ожидала решение суда.
— Остальное я услышу в суде, — сказал он, кладя карандаш в блокнот. — Еще одна деталь: что бы там ни было, думаю, что идет нечестная игра. Это дело плохо пахнет, как мне кажется. Конечно, это между нами.
Лора внимательно взглянула на него и убедилась, что он говорит серьезно.
— Я уж точно не буду публиковать ваши слова, — сказала она с мрачной улыбкой. — Спасибо. Приятно знать, что в зале суда есть сочувствующие люди.
Она протянула ему руку и немного успокоилась, почувствовав его твердое рукопожатие.
— Увидимся позже, — бросил он вдогонку, когда Лора прошла в высокие двери и, остановившись, заботливо похлопала Клэя по плечу, а затем направилась к столу, где уже сидел Роллинз.
В зале суда еще не улеглась суматоха, а Роллинз вызвал на трибуну для свидетелей Элвина Паркинсона. Он пробормотал присягу ровным гнусавым голосом и сел, сложив на коленях руки.
Он выглядел безупречно, лишь едва заметное подергивание около носа выдавало его волнение.
Роллинз, спокойный и уверенный, расспросил Паркинсона о его длительном знакомстве с Оуэном Сэлинджером и его семьей, включая тот факт, что именно он составил первое завещание Оуэна Сэлинджера пять лет назад, а позднее выполнил требование Оуэна сделать в нем поправку. Роллинз отступил на шаг и облокотился на стол.
— Знал ли мистер Сэлинджер, что именно он хочет в этой поправке?
— Да, знал.
— Он конкретно указал вам, что в ней должно говориться?
— Правильно.
— И вы записали все так, как он продиктовал вам?
— Да, именно.
— А на другой день вы приготовили поправку у себя в конторе для того, чтобы он подписал ее?
— Да, но я глубоко сожалею об этом. Я не выполнил свой долг перед клиентом. Сейчас я понимаю, что он был некомпетентен, находился под огромным давлением и я не должен был…
— Ваша честь! Я хочу, чтобы эти слова не заносились в протокол, — прокричал Роллинз. Он мгновенно напрягся всем телом.
— Но это ваш свидетель, мистер Роллинз, — мрачно заметил судья.
— Враждебно настроенный свидетель. Мистер Паркинсон давал совершенно иные показания на предварительном слушании. Я требую, чтобы именно те показания были внесены в протокол.
— Это будет сделано, мистер Роллинз.
— Вы свободны, — сказал Роллинз Паркинсону.
— Перекрестный допрос, — раздался голос Карвера Чейна.
— Ваша честь, — сердито начал Роллинз, — у нас не было времени подготовиться к изменению в показаниях. Я прошу перерыва.
Наступила короткая пауза.
— Я думаю, что мы должны выслушать показания Паркинсона, — сказал судья. — Мистер Чейн, приступайте к перекрестному допросу.
— Заявляю отвод.
— Принято к сведению, — ответил судья.
Губы Чейна скривились в язвительной улыбке, когда Роллинз вернулся на свое место рядом с Лорой. Его плечи были опущены.
— Этот сукин сын продал нас.
Лицо Лоры было бледным, глаза встревожены.
— Он не говорил этого раньше. Он говорил, что Оуэн был вполне уверен в себе.
— Мы подадим апелляцию. Сукин сын… интересно, сколько денег он получил.
— Денег? Его подкупили? Он передернул плечами:
— Я не посмел бы выступить с публичным обвинением.
— Мистер Паркинсон, — мягко начал Чейн. Он встал в ту же позу, в которой раньше стоял Роллинз, а именно облокотившись о стол. — Я уверен, что вам сейчас трудно, но не объясните ли вы суду более полно, почему вы сожалеете о том, что сделали?
Паркинсон дотронулся рукой до того места около носа, где у него подергивалось лицо:
— Я узнал, что мистер Сэлинджер был серьезно болен, и мне казалось естественным, что он не контролировал свои эмоции, я также боялся, что могу ухудшить его состояние, если бы начал с ним спорить, поэтому я согласился с его желаниями. Это совершенно выпало у меня из головы, когда я давал показания на предварительном слушании, но после я стал размышлять, беспокоясь о последствиях того, что случилось и как это повлияло на мое чувство долга перед мистером Сэлинджером как человеком, как клиентом и как другом. Я консультировался со многими известными докторами, которых я знаю и которым всецело доверяю. Я описал им поведение мистера Сэлинджера в своей комнате и даже раньше; я рылся в памяти и вспомнил его странное поведение, на которое тогда не обратил должного внимания — поступки, которые по прошествии времени показались мне продиктованными… страхом, я думаю, и какой-то беспомощностью, как будто он делал то, что ему говорил кто-то…
— Возражаю! — проревел Роллинз. Его лицо пылало. — Это…
— Господин адвокат, в показаниях свидетеля слишком много предположений, — обратился судья к Чейну. — Мистер Паркинсон должен говорить только то, что он видел собственными глазами.
Чейн наклонил голову:
— Вы обращались к нескольким докторам, мистер Паркинсон. И что они сказали?
— Конечно, они не лечили мистера Сэлинджера, поэтому не могли поставить диагноз, но по тому, как я описал им его довольно странное поведение, они предположили, что оно соответствует поведению человека, не полностью сознающего, что он делает, чувствующего себя в ловушке, умирающего, и в полной зависимости от других, более сильных людей.
Нет! Черт возьми! Все это ложь! И вы сами это знаете!
Лоре стало холодно, очень холодно, именно так она чувствовала себя, когда Феликс напал на нее.
— Короче, он был подавлен и возбужден, как выразились врачи. Я понял, что совершил ужасную ошибку — не осознал того, что видели мои глаза, — и не выполнил свой долг перед клиентом.
— Мистер Паркинсон, делая признание такого рода, сознаете ли вы, что тем самым ставите под угрозу свою репутацию адвоката?
— Да, сознаю. Но истина важнее. Я ошибся в своих суждениях и должен в интересах его семьи и в память об Оуэне Сэлинджере сделать все возможное в моих силах, чтобы восстановить справедливость. Поскольку теперь я знаю, что моего клиента, старого, парализованного, не понимающего, что происходит, заставили изменить завещание…