Спящая красавица - Майкл Джудит. Страница 61

– Анна, – хмурился Миллер. – Все это негативные стороны, ты знаешь. Он никому не возражал, проще было не спорить... не думаю, что ты хочешь назвать их фактами.

– Я называю их фактами, Фриц, и ты тоже. В течение ряда лет создавалась атмосфера, в которой мисс Четем имела все основания предполагать, что ее чувства были взаимными, а ее мысли разделяли. У нее не было причин предполагать, что мистер Дюран не представляет себе будущее так же ясно и таким же образом, как она.

Миллер поджал губы. Кто-то может увидеть это и в таком свете. Кто-то мог бы сказать, что это хороший парень, который не любит обижать людей или создавать неприятные ситуации, поэтому когда женщина высказывает абсурдные утверждения, он не открывает рта, потому что не хочет ставить ее в неудобное положение, чтобы она не предстала перед миром такой глупой, какой является. Если только у вас нет доказательств, что Джош делал прямое предложение, давал обещания, высказывал предположения или что-то в этом роде, то я не вижу, как вы чего-нибудь добьетесь.

Анна кивнула.

– Мистер Дюран, три месяца спустя после того, как вы начали жить вместе, на день рождения Доры вы подарили ей ожерелье, египетский царский скарабей на золотой цепочке. Вместе с ожерельем вы дали ей записку. – Она развернула лист тонкой бумаги ручной выработки и прочла. —«Моя дорогая, скарабей – символ бессмертной человеческой души и ежедневного возрождения солнца, а значит и символ жизни. Этот скарабей, на котором вырезано имя фараона Эхнатона, одного из немногих, о котором мы знаем достаточно, чтобы сказать, что он искренне любил свою жену, будет нашим символом в жизни, которую мы разделим вместе».

Лицо Миллера вытянулось в глубокой печали.

– Я хочу видеть эту записку.

– я тоже, – сказал Джош, – если можно...? – Он протянул руку. Когда Анна отдала ему записку, он долго читал ее. – Всего лишь три года тому назад, – прошептал он. – Я уже не был настолько молод, чтобы написать это.

– Это не смешно! – выкрикнула Дора.

– Я вполне серьезен, – он посмотрел на Анну задумчивыми глазами. – Это не записка, написанная зеленым юнцом, который считает, что он не только видит будущее, но и может контролировать его. Три года тому назад я уже был слишком стар для этого. Не потому, что мне было тридцать девять, а потому что я слишком много знал. Я знал, как бесформенно будущее, как оно может треснуть и уверенность поколеблется; знал, как одно событие – небольшое, огромной ли важности – может направить жизнь в новое русло и придать ей новую форму, когда ничего нельзя вернуть назад. Тогда я знал это также хорошо, как сейчас. Археолог, по сравнению со всеми остальными, первым узнает об изменениях и знает о них больше, чем прочие. Если бы я попытался понять, почему написал...

– Джош, дай мне разобраться с этим, – сказал Миллер. – Я хотел бы задать несколько вопросов мисс Четем.

Дора удивленно посмотрела на него.

– О чем? Он же со всем согласился.

– Этого недостаточно, – заявил Миллер. – Мисс Четем, просил ли вас когда-нибудь мистер Дюран выйти за него замуж?

– Вы слышали, что он написал! Он сказал, что хочет разделить свою жизнь со мной!

– Я слышал это. Снова спрашиваю вас. Просил он вас когда-нибудь выйти за него замуж?

Губы Доры задрожали.

– Нет.

– Говорил ли он когда-нибудь, что хотел бы жениться на вас?

– Нет.

– Говорил ли он, что хочет жениться на вас, но существуют какие-то препятствия?

– Нет.

– Фактически, мисс Четем, мистер Дюран никогда не упоминал о женитьбе на вас?

– Нет.

– За три года совместной жизни он никогда не выдвигал идею о женитьбе. Как вы думаете, почему он не сделал этого?

На глазах Доры показались слезы.

– Я думаю, ...он не хотел. Думаю, он просто недостаточно любил меня. Он никогда этого не говорил, правда. Он продолжал втягивать меня в свою жизнь и заставлять меня чувствовать себя частью семьи... и что через некоторое время, когда захочет, женится на мне. Он заставил меня думать, что любит меня и в ближайшее время мы поженимся, потому что именно так люди поступают, неправда ли, когда любят друг друга и уже живут, как в семье?

Джош посмотрел на Анну. Она внимательно наблюдала за Дорой.

«Как тренер, – подумал Джош, – или режиссер». Чрезвычайно красивая женщина, но самая холодная, какую он когда-либо встречал. Она была похожа на скульптуру богини в одной из больших царских гробниц Египта: гладкая, ледяная, далекая от человеческих драм, в которых сама играла решающую роль. Ему стало интересно, что же заморозило Анну Гарнетт до такой степени, что она лишь частично была женщиной, а ее красота казалась почти насмешкой, предполагаемая страсть лишь маскировала ледяную пустоту. Пустая, если не считать этого внезапного проблеска боли в ее глазах. Что же крылось за этим. Интересно, что еще, кроме боли, могло бы разбудить ее.

– Ну что ж, это очень грустно, мисс Четем, – говорил Миллер, – но мы не обнаружили никакого явного доказательства того, что мистер Дюран подводил вас к женитьбе. Вы могли подводить его к этому, убеждая его, будто не заинтересованы в браке, хотя, фактически, хотя всем своим существом стремились к этому.

– Стремилась, Фриц? – спросила Анна. Он кивнул.

– Так я назвал бы это. Повсюду, где бы она ни оказывалась, она вставляла в разговор замечания о женитьбе, желая подловить его, когда он мог расслабиться – на вечеринках и в других подходящих ситуациях—чтобы заставить его сказать: «Конечно, милая, мы это сделаем, только назначь день». Он этого не говорил, потому что не хотел и никогда не притворялся, что хочет. Мисс Четем, когда мистер Дюран не возражал вам, каждый раз, как вы подпускали свои маленькие намеки всем подряд в широком диапазоне, от Кейп-Кода до своей портнихи, так вот, когда он не возражал вам, вы продолжали наступление? Вы сказали: «Хорошо, котик, давай наметим дату; моя портниха уже наготове с шелками и сатинами; наша подруга в Кейп-Коде будет вне себя от радости; гости на новогодней вечеринке устроят нам проводы с океаном шампанского». Вы сказали это?

– Конечно, нет.

– Говорили ли вы что-нибудь в этом роде? Хотя бы близкое к этому?

– Нет, я...

– Почему нет? Если вы действительно, считали, что он хочет жениться на вас, почему вы не подталкивали его к этому и не привязали к себе окончательно?

– Потому что никто не может подтолкнуть Джоша! – вспыхнула Дора. – Он становится жестким, когда на него давят. И потом я боялась его.

– Боялась? Чего вы боялись? Что он вас побьет?

– Ну... может быть.

– Он когда-нибудь бил вас?

– Нет, но...

– Он когда-нибудь угрожал вам?

– Нет, но...

– Фактически, дотрагивался ли он до вас когда-либо не иначе, как с любовью?

– Нет, но все может быть, верно? Когда мужчины сердятся, откуда знаешь, что может случиться?

– Вы когда-нибудь видели мужчину, который бил женщину, мисс Четем?

– Нет, но мой... Я видела мужчин, которые плохо относились к женщинам, а это первый шаг. Вы этого не скажете, потому что вы мужчина, но это правда.

– Мой... кто? Что вы хотели сказать, мисс Четем? Мой любовник? Это так? У вас был любовник, или даже не один, кто плохо обращался с вами?

Анна подняла руку.

– Фриц, это к делу не относится.

– Это относится к делу также, как ваши разговоры о других женщинах, которых мог знать Джош, – сказал Миллер. – Ваш любовник плохо обращался вами, мисс Четем?

– Нет, – ответила она.

– Не любовник? Тогда кто? Никого не было или был? Вы хотели заставить нас поверить, будто боялись Джоша Дюрана, но у вас не было для этого причин, не так ли? Поэтому вы придумали вымышленного мужчину, с которым можно было бы его сравнить, но никакого мужчины, никого, кто настолько плохо обходился бы с вами, чтобы вы боялись...

– Мой отец! – крикнула Дора. – Черт побери, я не придумывала! Я видела, каким он может стать холодным и жестким и обидеть, ударить кого-нибудь.

– Вашу мать? – спросил Миллер. – Он ударил вашу мать?