Спящая красавица - Майкл Джудит. Страница 90
– Конечно, это большая находка, великолепная находка, даже если гробница пуста, – заговорил Хосни. – Но у нас остаются еще надписи и роспись на стенах. Все это мы узнаем, когда попадем в гробницу. Так что давайте копать.
Джош кивнул. У него был его великий момент, теперь осталось лишь копать. И ждать. Он сфотографировал ступеньки и остановился в стороне с фотоаппаратом в руках. Кэрол была рядом с ним. Теперь рабочие действовали осторожнее, лопатами сгребали щебень, потом обметали ступеньки щетками. Джош и Хосни осматривали крупные обломки скал, чтобы убедиться, что они не откололись от ступенек, ненужные камни рабочие выбрасывали из ямы руками.
Джош фотографировал рабочих в клубах пыли, которая превратила их согнутые фигуры в призрачные видения, колышущиеся в солнечном свете. Фотографировал Хосни в его удивительно белых брюках. Фотографировал длинное ущелье, в котором они работали, и высоко над ними – дюны и заостренные скалистые гребни, окружавшие их. Никогда раньше он не делал столько фотографий, не относящихся к работе. «Для Анны, – сказал он про себя. – Чтобы она могла увидеть все это».
В своем воображении Джош видел, как ее рука ложится на древние камни лестницы. Раз в жизни, подумал он, один из величайших моментов жизни. Она должна была принять в этом участие; это ее пальцы должны были коснуться его руки, когда он дотрагивался до камня. И хотел, чтобы она разделила все, что он делал, его триумфы – как малые, так и большие – и разочарования тоже.
Джош покачал головой и уложил фотоаппарат обратно в футляр. Слишком рано говорить об этом, даже думать рано. Он о ней ничего не знает.
Но знал, что она будет появляться в его мыслях.
Джош долго стоял, прикованный к месту жарой и ритмичными движениями поднимающихся и опускающихся рук, и гулом голосов в застывшем воздухе. Потом все остановилось. Рабочие направились вниз по ущелью к машинам.
– Обед и пиво, – сказал Хосни Джошу. – Поедешь в отель?
– Да.
Джош повернулся к Кэрол, чувствуя себя виноватым, что не обращал на нее внимание.
– Ты, наверное, хочешь есть.
– И слегка перегрелась, – весело откликнулась она. – Но мне это нравится. Я погуляла вокруг. Ты был слишком занят фотографированием и записями. Самое потрясающее: в пятидесяти футах от этого места не видно ничего, кроме песка и неба, как будто мир опустел. Это самое изумительное, что я видела когда-либо; чувствуешь себя таким маленьким. Мы едем обедать?
– Да, прямо сейчас. Хосни, ты с нами?
– Да, спасибо. – Они пошли к машинам. – Джош, мы могли бы использовать здесь больше рабочих.
– Чтобы ускорить работу? Для них не хватит места на лестнице.
– Они могли бы расчищать раскоп, когда мы углубимся. Похоже, если мы будем продолжать, раскопки займут чертовски много времени.
– У нас не хватит денег, – сказал Джош.
Они помолчали. Хосни пожал плечами.
– Ну, тогда пусть будет, как есть.
«Вот египетский образ действий, – подумал Джош. – Пусть будет, как есть». Многие ли американцы восприняли бы препятствие так покорно, словно это судьба?
– Мы получим деньги, – твердо заявил он. – Я поеду в Каир завтра, а не на следующей неделе, как собирался. В правительстве есть люди, с которыми я могу поговорить.
– Правительство сейчас скупится, – заметил Хосни. – Тяжелые времена, – он сел в свою машину. – Увидимся на пароме.
– Что ты будешь делать, если правительство не даст тебе денег? – спросила Кэрол, когда они ехали обратно к берегу реки.
– Поговорю с частными инвесторами. В Египте есть деньги, только они невидимы. Мы их найдем. Хочешь завтра поехать в Каир?
– Думаю, я бы осталась здесь еще на некоторое время. Когда ты вернешься?
– Сейчас возвращаться не буду, имеет смысл поехать сразу домой. Здесь действительно пока нечего делать; они должны расчистить лестницу и коридор. Если я сейчас не вернусь, твои планы изменятся?
– Нет, если Хосни позволит мне понаблюдать за раскопками и сделать снимки.
– Нет проблем. Ему нравится публика.
Джош припарковал машину рядом с доком и они прошли на паром. Он поговорит с официальными лицами в правительстве послезавтра, если они не смогут дать необходимую сумму, то он увидится с частными инвесторами на следующий день. А потом улетит домой.
Этот план еще не созрел у него в голове, когда он говорил Хосни, что поедет в Каир; он имел в виду, что едет на несколько дней и вернется в Луксор. Но разваривая с Кэрол, уже знал, что передумает. Потому что больше всего хотел быть дома.
Чарльз сел на поезд, идущий из Чикаго в Вашингтон. Он думал, что это будет мирная передышка, возможность спокойно подумать о прошедшем годе, о том, как спасти самого себя. Вместо этого путешествие превратилось в сплошное мучение.
Ему было плохо. Он не привык жаловаться своим родным или друзьям, поэтому молча переносил изматывающую нервозность и жгучую боль в желудке, которая началась с того времени, как умер Итан и становилась все сильнее. У него были также проблемы с аппетитом и со сном, и он надеялся, что поезд подействует на него успокаивающе; можно будет с удовольствием поесть и заснуть под ритмичное постукивание колес.
Но когда он сидел в вагон-салоне перед ужином, потягивая виски с содовой, то стал вспоминать, что Анна сказала ему об угрозах Винса, что Рей Белуа предложил слишком низкую цену за Тамарак, а сроки уплаты процентов по его закладным приближаются; мысли потекли все быстрее, все громче и настойчивее звучали в его мозгу, а стук колес подчинял их ритму, который показался Чарльзу насмешливым, как веселая дробь барабана. Когда он пошел на ужин, то оказался один за столом, ел в одиночестве, а мысли бились у него в голове, словно отчаявшиеся узники, которые колотят в запертую дверь тюрьмы. Поезд был тюрьмой Чарльза. Он не притронулся к ужину и стал прохаживаться по вагону, потом вернулся к своему столу. Тарелку уже убрали, но стол был еще никем не занят, поэтому Чарльз сел и попросил принести кофе. Болела голова, и он выпил бренди. Болел желудок, он проглотил горсть таблеток. И начал безостановочно зевать, а когда лег в своем купе, не мог заснуть.
В офис Винса Чарльз шел с таким чувством, как будто выдержал сражение.
– Я решил пообедать пораньше, присоединяйся, если хочешь, – сказал Винс. Он подписывал письма и не поднял головы. – У меня встреча в час.
Чарльз сел и зевнул.
– Я попью с тобой кофе, есть не хочется. Винс, мне нужно поговорить с тобой.
Винс подписал последние два письма.
– Хорошо. Рей сказал тебе, что покупает Тамарак?
– Да, но он сошел с ума. Откуда, черт побери, берутся эти цифры? Любой дурак знает, что компания стоит вдвое больше того, что он предлагает, а может быть и того больше.
– Спроси его. Я об этом ничего не знаю. Думаешь, что где-то найдешь предложение получше?
– Черт возьми, я знаю, дело плохо! Ты ведь не говорил ему, что я беспокоюсь о продаже?
– Конечно, нет. Это совсем не обязательно знать всем. – Он отложил подписанные письма. – Я об этом думал. Других предложений у тебя все-таки нет. Я беспокоюсь о тебе, Чарльз; нам нужно что-то предпринять, чтобы выручить тебя из беды.
Голова Чарльза откинулась назад в мощном зевке, в мозгу эхом отозвалось услышанное им слово. Мы. Винс беспокоился о нем, Винс поможет ему.
– Как? – спросил он.
– Ну, об этом мы и должны поговорить. Но я могу работать на благо своих родных только при одном условии. Ты ничего не сможешь сделать, пока не получишь согласия большинства из них на продажу компании «по доброй воле»; может быть, Белуа не поднимает цену, потому что не уверен, что ты серьезно относишься к делу.
– Ему ничего не известно о семье. Откуда он мог бы узнать?
Винс нахмурился.
– Ты ему не говорил?
– Ты что, Винс, побойся Христа!
– Ну, похоже он что-то об этом слышал. Многое можно узнать, болтаясь по округе и не выдавая себя, и Бог знает, что ему стало известно о семье. Ты ни с кем не делился? – Чарльз покачал головой. – Тогда лучше посмотреть, как будут развиваться события. – Он побарабанил пальцем по столу. – Единственное, что я могу сделать, это поговорить здесь кое с кем, в Управлении по охране окружающей среды. В последнее время они очень заняты, наверное, им нравится называть это чисткой, особенно, если мы находим другие города в таком же плохом состоянии. Если у меня это получится, то по-моему, мы могли бы получить несколько благодарных голосов в семье; есть много способов получить желаемое.