Золотой мираж - Майкл Джудит. Страница 58

— Но что-то, должно быть, случилось.

Алекс наклонился вперед и наполнил их чашки кофе из термоса:

— Вы как раз говорили о потере контроля. Это случается с нами со всеми.

У него умерла жена. Он-потерял семью и дом. Пять лет назад? Наверное.

— Но вы говорили о контроле над событиями — так, чтобы суметь организовать свою жизнь, — сказал Алекс прежде, чем она успела бы заинтересоваться его прошлым. — А что не подчиняется вашему контролю?

— О, много чего. Слишком много, мне кажется. По крайней мере, так иногда кажется. — Она протянула руку и отломила маленькую кисточку винограда, подержала ее в руке. Упругие шарики были холодные и гладкие, пышущие зрелостью, сочные и прекрасные. Она никогда не покупала меньше, чем теперь. Но она не могла контролировать то, что происходит с Эммой, и она уже начинала волноваться, как бы удержать под контролем происходящее между ней и Квентином. И все это не касалось Алекса Джаррелла. Но молчание затягивалось, и она принялась придумывать способ сменить тему.

— Я надеялся, что Эмма будет сегодня, — сказала он, и Клер бросила на него быстрый взгляд.

— А вы вчера много с ней говорили, перед тем, как она привела вас в дом?

— Да нет, чуть-чуть.

Клер подождала, не скажет ли он, что Эмма плакала. Это было так заметно: дорожки от слез на щеках, красные глаза, дрожь в голосе. Но Алекс ничего не сказал, предоставляя Клер умалчивать обо всем, о чем она не желает говорить.

— Вы очень хороший человек, — сказала она спокойно. — Эммы сейчас нет, думаю, она отправилась по магазинам. Она должна вернуться к шести.

— Что ж, тогда я позвоню ей, если можно: я хотел бы с ней поговорить.

Конечно, это ему нужно, подумала Клер. Потому что это не просто приятная беседа, а интервью. У него есть цель. Почему-то ей стало неприятно. На какое-то время она позабыла, что он собирает сведения о них: ей показалось, что она ему понравилась, и он ее понимает. Но все, что он говорит, не имеет отношения к его чувствам. Ему нужно написать статью, и его стиль сбора информации, видимо, такой — небрежный, в форме беседы, в отличие от других репортеров, которые тогда, в мае, выпаливали свои вопросы для статьи о ней. Алекс Джаррелл, романист, журналист, репортер, просто должен быть таким сердечным и вдумчивым, как просто хороший человек, и со всеми: это его работа.

Она встала:

— Думаю, мы разобрались со всем, что вам было нужно.

— Не совсем. — Тут щелкнул его диктофон. — Одна сторона кассеты; это только начало. — Он встал тоже. — Я сделал что-то, отчего вам стало неловко?

— Нет, вы все делали хорошо. Я просто забыла, что это интервью.

— Я тоже. Правда, я ужасно боюсь, что когда вернусь к себе, и прокручу кассету, то услышу, что я слишком много рассуждаю о себе.

Клер улыбнулась. Он на самом деле милый человек:

— А какие у вас еще вопросы?

— Самые основные: об этом доме и всем остальном, что вы сделали для того, чтобы жить иначе, чем вы жили до лотереи. Я не имею в виду покупку машин или шуб, хотя это тоже подходит, я имею в виду — иной стиль жизни. Вроде тех экспертов, которых вы упоминали, женщин, которые помогали вам овладевать искусством хождения за покупками; я уверен, что когда у вас не было денег, вы их не знали, или, по крайней мере, особенно с ними не общались. Организация вашей жизни, вы ведь так говорили. И потом я хотел бы поговорить о вашем возвращении к работе. Что это для вас теперь, когда зарплата вам не нужна, и изменилась ли ваша работа с обладанием деньгами, стала ли свободней, может быть, или более рисковой, или, может быть — ни тем, ни другим. И я хотел бы узнать, какие у вас проблемы с контролем, но если вы не настроены говорить об этом, мы не будем. И я думаю, что то, что я на самом деле хочу — это вернуться к вопросу, который я задал раньше: тот ли вы человек, что были прежде? Я хотел бы знать, кого вы теперь видите, глядя в зеркало. Клер долго смотрела на него.

— Того, кто теперь, глядя в зеркало, чувствует себя уверенно. — Она взглянула на диктофон. — Он выключен.

— Я не забуду того, что вы только что сказали, но я хотел бы поговорить и о всех остальных своих вопросах со включенным диктофоном. Завтра это возможно?

— Да.

— Утром? Я хотел бы разглядеть дом при дневном свете. В десять, если вам это подойдет.

— Да, — повторила она.

Они спустились вместе, и Клер открыла входную дверь. Алекс надел свою кожаную куртку; она была потертой и поблекшей, с замшевыми заплатками на локтях. — Спасибо за нашу беседу, — сказал он. — Мне было очень приятно.

— Мне тоже. — Их руки ненадолго встретились, а затем Клер проследила, как он большими шагами пошел к машине.

— Ну, о чем бы вы там ни говорили, ему это понравилось, — сказала Ханна, подходя сзади. — Он не был так весел вчера.

— Весел? — Клер закрыла дверь. — Я не заметила.

— Ладно, а что ты о нем думаешь?

— Я думаю, что он самый интересный мужчина, которого я встречала.

— Боже. Самый интересный? Это очень волнующе.

— Нет, Ханна, он просто интересный человек и все. «Интересный» совсем не означает — роман.

— Означает, и гораздо чаще, чем ты думаешь. Он определенно произвел на тебя впечатление. А интервью как прошло?

— Весьма необычно. Мы, кажется, много времени просто проболтали, ни на чем надолго не концентрируя внимания. Думаю, завтра будет по-другому.

— Завтра? Еще раз?

— Я не думаю, что его вопросы вообще могут прекратиться. Просто надеюсь, что у него определенные сроки.

Ханна хихикнула и направилась на кухню:

— Форрест привез свежую форель, которую он выловил в Монтане. Эмма придет?

— Она сказала, что вернется в шесть.

— Тогда она отведает форели и печеного картофеля, — Ханна чистила маленькие красные картофелины и промурлыкала несколько тактов, потом прочистила горло и спела еще чуть-чуть. — Клер, — сказала она наконец. — У меня к тебе есть просьба. Не могла бы ты мне одолжить денег?

— Одолжить? Я дам тебе сколько ты хочешь и так, ты же знаешь.

— Ты думаешь, я не смогу их вернуть. Но я смогу и верну. С процентами. Мне будет приятней, если я возьму именно в долг.

Клер чуть нахмурилась:

— А сколько тебе нужно? Ханна вздохнула:

— Двадцать пять тысяч долларов. Клер уставилась на нее:

— Ханна, а что… — Она прервалась. У нее нет права выяснять у Ханны, на что ей деньги. Она никогда не говорила о долгах, но, вероятно, просто стыдилась, а теперь больше не может выдержать этого. Но как она собирается возвращать их? Похоже на то, что она помогает кому-то другому. Одному из друзей, с которыми она познакомилась во время путешествий по городу, в бакалейной лавке, на фермерском рынке, в рыбном, в аптеке. Она всегда рассказывала о знакомствах — такое ощущение, намеренно сообщая о своих встречах.

— Конечно, — сказала Клер. — Я сегодня же выпишу тебе чек.

— О, ты чудная, — Ханна пересекла кухню, чтобы обнять Клер, и только когда она двинулась, Клер осознала, насколько она напряженно стояла у стойки, ожидая, затаив дыхание. Она продолжила скрести картофель, а когда разрезала его на половинки, открылась дверь из гаража.

— Привет, — запыхавшись, сказала Эмма. Она водрузила одежную сумку от Симоны на кухонный стол.

— Я нашла шубу. Не самую лучшую, но все же неплохую, и, так как становилось уже поздно, я ее купила.

— А почему бы нам не съездить в Нью-Йорк и подыскать именно то, что ты хочешь? — спросила Клер. — Нам, кажется, было очень неплохо ходить по магазинам вместе.

Эмма опустила глаза:

— Знаю. Но у меня просто нет столько времени. — Ты что, замерзла? — спросила Ханна. — Как будто дрожишь.

— Со мной все в порядке, почему вы все время спрашиваете, как я? — спросила Эмма сердито. — И кстати, он здесь был? Парень от журнала? Алекс?

— Да, — сказала Клер. — Он сказал, что хочет…

— Я думала, вы пригласите его остаться на ужин.

— Нет, с какой стати? Эмма, он журналист, который пишет статью и берет у меня интервью. Вот и все. Он сказал, что хочет и с тобой побеседовать. Он весьма сожалел, что тебя не было.