Тигр в стоге сена - Майнаев Борис Михайлович. Страница 70

– Скажи мне, за что ты убил маму?

– Ты, – он взмахнул руками, – ты…

– Пап, я тогда никому ничего не сказала и сейчас не скажу, – ее шепот грохотал в его голове, – но я не могу понять, что произошло между вами. Вы так любили друг друга?..

Чабанов хотел возразить, оттолкнуть, крикнуть на дочь, но неожиданно для самого себя быстро и просто рассказал ей все. Он вспомнил о том, как разуверился в советской власти, как создал сначала экономическое подполье, а потом и Организацию. Он рассказал о том, как воспитывал и учил Шляфмана, как вытаскивал из пропасти самоубийства Беспалова и как спас от алкоголизма удивительного экономиста Коробкова.

– А потом, – в его голосе зазвучала горечь, – я забыл , что это обычные люди, люди со слабостями и грехами. Я забыл, что и у них бывают сомнения и черные полосы. Во время одной их них они пришли ко мне и предложили все бросить и просто жить, валяясь на песочке. Им было трудно, они сомневались и искали выход, а я не понял их. Я решил, что они хотят предать меня и приказал остановить их.

Боль ушла вместе со словами и теперь Чабанову казалось, что во всем мире есть только два человека – он и его Аннушка. Это ей, а не дочери он говорил о том, о чем думал все эти годы, это ей он объяснял все то, чего не сказал в то несчастное утро.

– Только Беспалов смог уйти, но его по пятам преследовали мои ребята из службы безопасности и он был вынужден, чтобы выжить заскочить на Петровку. Тогда я и потерял голову. Это я виноват в смерти матери. Я не смог, не нашел нужных в тот момент слов. Я не понял ее, а она не поняла меня. Мы оба в тот миг стали друг другу чужими, но если бы я мог все это вернуть, – он не заметив того застонал, – если бы та знала, сколько раз я хотел уйти вслед за ней. Господи, ни о чем содеянном не жалею, но даже сейчас я отдал бы все и свою жизнь в придачу, только бы вернуться в тот миг, чтобы она была жива.

Звякнул стекло и он увидел перед своими губами бокал. В глазах дочери была темнота. Она вздохнула и, коснувшись губами его щеки, прошептала:

– Папа, я прощаю тебя, думаю, что и мама тебя простила.

Он поднял голову, но дочери уже не было, только в занавесях, отделявших веранду от дома, бродил ветер. Чабанов огляделся, на мгновенье ему показалось, что все это ему привиделось и он никому, ничего не рассказывал, но он опустил глаза и увидел второй бокал, по краю которого тянулась алая полоска губной помады.

«Вот и преемница выросла, – подумал Леонид Федорович, – столько лет хранила в себе такую тайну и никогда ни жеста, ни слова не обронила. Сильный характер. Она сможет не только держать в руках Организацию, но и расширять поле ее деятельности, надо будет с утра начать вводить Галку в курс моих дел.»

Он откинулся на спинку кресла и посмотрел на небо. Огромные южные звезды тянулись друг к другу своими лохматыми щупальцами. Потом они посветлели и заполнили все вокруг.

Рядом кто-то вздохнул, Чабанов вздрогнул и увидел напротив себя Беспалова.

– Костя?..

– Не волнуйтесь, Леонид Федорович, – усмехнулся тот, поднося к губам бокал, – вы еще живы и на земле.

– Костя, я думал, что я тогда… – Он привстал, чтобы убедиться, что перед ним сидит живой человек.

– Сидеть!– В руке Беспалова появился пистолет, а в голосе звякнула решимость немедленно нажать на курок.

– Костя, – в Чабанове не было страха, после разговора с дочерью он был уверен, что теперь сможет убедить кого угодно, – я всегда ждал тебя. Тебя мне всегда не хватало. Это ты был сегодян в самолете, а я все время мучился, ломая голову – кто бы это мог быть?.

– Поэтому вы и шлепнули меня в квартире своей любовницы, – усмехнулся Беспалов, – а потом сняли с меня всю одежду и бросили на корм волкам?

Чабанов виновато опустил голову:

– Поверь мне, тогда я много наделал ошибок и дважды в жизни нажал на курок, но лучше если бы я дважды выстрелил в самого себя. Я до сих пор не понимаю, как вообще остался жив. Знаешь, если бы можно было бы все вернуть назад, то не было бы того вечера, когда мы не смогли вчетвером договориться и потом, – он взмахнул рукой и Беспалов снова приподнял пистолет, – когда я убил Аннушку и тебя…

– А о Шляфмане и Коробкове вы, конечно, не жалели?

– Ты, Костя, не прав, я не только жалел о них, но и помог семьям обеих выехать за рубеж и перевезти все, что они заработали. Шляфманы живут в Лозане, а Коробковы – в Калифорнии. Да и твоих никто не обижал и не трогал. Когда я узнал, что у твоего Витьки возникли проблемы с армией, то тут же послал людей и он остался учиться в институте. Не думай дурно, это было не желание замолить грехи, а искреннее раскаяние. В тот момент, когда вы пришли ко мне, я не понял, что вы все равно вернетесь. Ведь в этом мире просто не может быть по-другому. В нем нет, да и не было гребня на баррикаде. Раз всем нам не хватило место на той стороне, то мы просто не могли выбрать иной. И тогда, когда в квартире Расимы, я не дослушал тебя, ты прости, это стреляло горе по только что потерянной Аннушке.

За спиной Беспалова появилась тень одного из охранников. Чабанов посмотрел на парня и отрицательно покачал головой. Беспалов резко повернулся, но сзади уже никого не было.

– Мне пришлось убить одного из ваших людей, – проговорил он, – так что…

– Ничего страшного. – Голос Чабанов был ровен и благожелателен, – все мы знаем на что идем и за что получаем деньги.

– Интересная философия, – Беспалов отпил немного коньяка, – она способна оправдать все, что угодно.

– Мне иногда кажется, что люди и существуют для того, чтобы сначала делать ошибки, а потом их оправдывать, иначе мы бы просто не жили на этой земле. Но давай оставим все эти мудрствования до другого раза. Костя, я все эти годы хотел тебя просить вернуться ко мне. У меня никогда не было друзей и я бы считал за честь назвать тебя своим другом, чтобы уже до самого конца не расставаться с тобой. Прости за все…

Беспалов смотрел на Чабанова и думал о том, что уже много раз мог убить его. Там, в Москве, когда он пришел в себя под кучей прошлогодних листьев, в нем жила только месть. Благодаря ей он выполз и выжил. Он просто не мог умереть, не убив Чабанова, но потом, когда скрываясь, он понял, что его семье никто не угрожает, он отложил приведение приговора на лучшие времена. Он понял, что это Чабанов помог сыну избежать отправки в Чечню. Он догадался, что не без помощи Организации, его сын был направлен на учебу в Англию, а семья переехала во Францию. Все эти годы Беспалов издали наблюдал за своими родными и никогда не подходил ни к детям, ни к жене, считая, что они находятся под неусыпным вниманием людей Чабанова. А тот жил, как всегда. Ездил один по городам, парился в сауне, до поздна засиживался в кабинете. Даже режим своего предприятия, разработанный самим Беспаловым, не поменял. Он несколько раз смотрел сквозь прорезь прицела на высокий Чабановский лоб, но не решался дожать курок. Вот и сейчас, прилетев за ним в Испанию и пробираясь на виллу, которая в этот раз хорошо охранялась, он не до конца решил – убивать ему Леонида Федоровича или нет.

– Прошу простить, – штора отошла в сторону и на веранде появился один из помощников дочери, – Леонид Федорович вам пришел срочный факс из Лондона.

Чабанов взглянул на Беспалова и увидел, что тот накрыл пистолет рукой.

– Читайте.

Молодой человек скороговоркой перевел английский текст.

– Странное приглашение, – удивился Леонид Федорович, – я о таком клубе не слышал.

– Я немного знаю о нем, – голос Беспалова был ровен и деловит.

Молодой человек удивленно взглянул на незнакомца, непонятно как попавшего на веранду к хозаину.

Чабанов кивнул, отпуская юношу, и повернулся к Беспалову.

– Это своеобразное правительство Земли, – проговорил тот, пряча пистолет в карман и протягивая руку Леониду Федоровичу.

Фрунзе, Саарбрюккен

1999 г.