Отказной материал - Майоров Сергей. Страница 46
«Издевается, дура, — подумал Коновалов, но, без особой злости. — Да и черт с ней… Надо будет не затягивать, списать это побыстрее…»
В дверь громко и уверенно постучали, и сразу вслед за этим в кабинет заглянул гориллоподобный молодой человек в белой рубашке и чёрных брюках, при радиотелефоне и золотой цепочке.
— Можно? Я Гаврюшин.
Встретив непонимающий взгляд следователя, явно не осведомлённого о его персоне, молодой человек ухмыльнулся и продвинулся дальше в кабинет, продолжая тем не менее придерживать дверь рукой.
— Ну, я жалобу подавал. Меня эти… милиционеры избили, вот! Сказали, дело у вас.
Румяная физиономия и необъятные плечи вызывали сомнение в имевшем место зверском избиении.
— Какое дело?
Коновалов поднялся, пошире открыл форточку и, не услышав ответа, раздражённо переспросил:
— Какое дело, молодой человек?
— Вы — Соколов?
Гаврюшин посмотрел на Коновалова подозрительно, как будто следователь порвал это дело и теперь никак не хочет сознаваться.
— Нет, моя фамилия Коновалов. На двери табличка висит. А у Соколова десятый кабинет, дальше по коридору. Там, кстати, тоже написано.
— Ага!
Дверь с треском захлопнулась, и обиженный носитель радиотелефона побежал искать правду в другом месте. Коновалов включил электрочайник и, растирая уставшие пальцы, опять подошёл к окну.
К его удивлению, Ветрова вышла на улицу не одна, а с каким-то мужчиной — лет тридцати, худощавым, в широких джинсах и лёгкой куртке. Обойдя занимавший сразу два парковочных места красный джип, они сели в скромную белую «шестёрку», на заднее сиденье, и сразу уехали. Открывая дверцу и помогая Ветровой сесть, мужчина обернулся и посмотрел на окна прокуратуры. Следователь сразу узнал его: оперативник из РУВД, из «тяжкой» группы. Интересно, он-то здесь при чём?
В машине Ковалёв без лишних разговоров разложил перед Катей три фотографии.
— Смотри.
Снимки были сделаны несколько лет назад, когда Гена, Саша и Вова получали свои паспорта. Несмотря на недолгий срок, изменились они довольно сильно, но по расширившимся глазам и задрожавшим пальцам Кати Ковалёв понял: опознала. Хотя Костя не сомневался в положительном результате, он почувствовал, как учащённо забилось сердце, и отвернулся к окну, чтобы подавить гримасу радости, помимо воли проявившуюся на лице. Дима не отрывал глаз от дороги, но, мельком взглянув в зеркало, увидел Костю и все понял. На скулах у него выступили желваки, дрогнувшие руки вцепились в руль. Катя продолжала рассматривать фотографии. Выделив фотографию Саши, она поднесла её поближе к глазам, и Костя не успел ничего сказать, как она начала плакать, тихо, почти беззвучно. Осторожно протянув руку, он забрал у неё снимки и убрал в свой бумажник.
— Не волнуйся, — проговорил он, застёгивая карман и понимая, что любые слова сейчас бесполезны. — Они все уже умерли. Совсем недавно. А в следующие выходные состоятся похороны.
До позднего вечера Костя и Дима колесили по всему городу и даже ближайшим пригородам, встречаясь в самых разных местах с самыми разными людьми. Это были мужчины и женщины различного социального положения, от достаточно молодых и до почти стариков. Они не были знакомы друг с другом, и объединяло их, пожалуй, только одно: когда-то их дорожки пересеклись с Димой или Костей.. Разговоры длились недолго и заканчивались одним и тем же: назначением новой встречи или договорённостью созвониться. Последняя встреча состоялась в Ильинском посёлке, в пятнадцати километрах от города, где друзья буквально вытащили из постели преуспевающего владельца ИЧП, в недавнем прошлом — мелкого мошенника и вора. Переговорив с ним, они подкрепились любезно предложенными бутербродами с чаем и на своей запылённой «шестёрке» тронулись в обратный путь. В дороге молчали. Накопившаяся усталость и вызванное событиями последних дней напряжение давали о себе знать, но Костя рассчитывал, что через семь-десять дней всё будет закончено и этот срок он продержится.
Дома было одиноко и неуютно. В очередной раз, без всякого предупреждения, отключили горячую воду, и Костя, поужинав безвкусными магазинными пельменями, долго грел воду в кастрюлях, а потом обливался в ванной из ковшика. Ополоснув грязную посуду, он там же, на кухне, выкурил последнюю за день — самую приятную — сигарету и одновременно просмотрел дневную газету. Политика его не интересовала никогда, и, пропустив, как обычно, первые страницы, он просмотрел городские новости и колонку криминальных сообщений. Ничего нового там не было. Репортёры все так же поливали милицию грязью за неспособность справиться с преступностью, а городские должностные лица обещали что-нибудь улучшить или починить.
Погасив свет, Костя прошёл в комнату и почти сразу же уснул. В эту ночь, впервые за последнее время, ему ничего не приснилось.
Рабочая неделя прошла быстро. Во вторник утром в одно из районных отделений поступило заявление о вымогательстве, и друзья подключились к проводимой разработке. В четверг вечером, сразу же после получения требуемой суммы — 3000 долларов, — четвёрка вымогателей была задержана. Прибывший следователь, читая собранный материал, недовольно хмурился. В основе всего конфликта лежало ДТП, в ГАИ не зарегистрированное, случившееся полтора месяца назад. В связи с большой давностью определить, кто был виноват в аварии, уже не представлялось возможным. Задержанные, в отличие от запуганного потерпевшего, твёрдо стояли на своём, поэтому было очевидно, что любой ушлый адвокат, мало-мальски честно отрабатывающий свои высокие гонорары, вполне сможет развалить все дело, сбив его со «скользкой» сто сорок восьмой статьи на «доброжелательную» двухсотую. Тем не менее, уголовное дело возбудили, и глубокой ночью трое бандитов отправились в камеры изолятора временного содержания. Четвёртый, всю «стрелку» благоразумно просидевший в машине, пошёл домой, дав подписку о невыезде.
Спокойно отработав смену в пятницу, друзья опять отправились по тем же адресам, которые посещали в понедельник. Несколько встреч по разным причинам не состоялось, а те, которые были проведены, много времени не заняли, и к девяти вечера друзья вернулись в город. Тем не менее полученной информации было вполне достаточно для того, чтобы приступить к активным действиям. Наиболее весомый вклад внёс жуликоватый владелец ИЧП; сообщённые им сведения являлись поистине бесценными.
— Давай в 14-е заскочим? — предложил Петров. Костя, занятый методичным анализом полученной информации, молча кивнул. Когда Дима припарковал машину на площадке около отделения, план дальнейших действий был готов полностью. Стоя около «шестёрки» и ожидая, когда Петров уберёт магнитолу и запрет изнутри двери, Костя как будто увидел себя со стороны и поразился, с какой жестокостью и спокойствием он спланировал предстоящие мероприятия.
В отделении было спокойно. Дежурный, сидя за своим пультом, приветствовал оперов кивком головы и опять склонился над газетой. Его помощник заносил в книгу учёта задержанных данные алкоголика в клетчатом пиджаке, дремлющего на скамейке возле двери «аквариума». В комнате участковых инспекторов сотрудница ОППН [10] строго выговаривала молодой размалёванной девице, пристроившей на уголке стула свой обтянутый чёрными лосинами худосочный зад и смиренно глядящей в пол. Услышав шаги в коридоре, девица искоса взглянула на проходящих оперов и, не увидев милицейской формы, состроила гримасу: пусть ругает, мне все по фиг!
Дверь в помещение уголовного розыска на втором этаже была открыта, и, ещё поднимаясь по лестнице, друзья услышали густой отборный мат.
— Лёша чем-то недоволен, — вздохнул Петров.
Николаев действительно был недоволен. Прервав свою тираду, он пожал вошедшим руки, а потом опять развернулся к дивану, на котором только что сидел его слушатель — младший оперуполномоченный Сорокин. Однако Сорокин, воспользовавшись паузой, успел выскользнуть в коридор, и через несколько секунд из соседнего кабинета донёсся треск пишущей машинки. Ковалёв сел на подоконник, а Петров занял освободившееся место на диване.
10
Отдел предупреждения правонарушений несовершеннолетними (ранее назывался ИДН).